Он толкнул входную дверь. Слева от крыльца работал поливальный фонтанчик. Вокруг торчащей из лужайки железной трубки реял белёсый водяной диск. Не снимая сандалию и носок, Артём подставил ногу под воду, затем отнял и снова подставил, загипнотизированно наблюдая, как разламываются траектории струй. Ступню словно обволокло мокрым речным песком. Со вчерашнего вечера на голове не было бейсболки или панамы, но только сейчас он почувствовал, как жалит солнце, и чем холоднее становилось ноге, тем более сильный жар ударял в голову.
Из обсаженного туями альпинария Артём взял камень поменьше, сунул в карман шортов. Обошёл дом. Цепляясь за открытую фрамугу и водосточную трубу, взобрался на крышу террасы.
Тёмыч! Ты куда полез?! раздалось сзади.
На садовых качелях с ноутбуком на животе лежал Валера. Артём уставился на него, как на диво, упёршись руками и коленями в разогретую солнцем черепицу, но в этот раз быстро пришёл в себя, решительно повернулся к занавешенному окну и с размаху ударил камнем.
Твою мать, ты чё, сука, делаешь?! заорал Валера.
Артём перелез с карниза на усыпанный стеклом письменный стол под истошный визг Яны. Голый Дмитрий уже вскочил на ноги. Обречённо и зло посмотрев на Артёма, он набросил одеяло на испуганно поджавшую ноги девушку. Артём заметил на его крутой волосатой спине следы ногтей Яны длинные розовые полосы.
Суки, бля! Мрази!
Отец вытер кулаком слюну с подбородка, схватил валяющиеся на полу трусы. Мелькнул его покрасневший раскочегаренный член.
Тёма прошептала Яна.
Артём шагнул к отцу:
Ёбаные мрази!
Закрой рот, тихо и с ненавистью сказал отец, снова пронзив Артёма колючим взглядом глубоко сидящих тёмно-серых глаз.
Не в силах смотреть на сидящую у спинки кровати Яну, рассеянно прикрывающую правую грудь одеялом, Артём наблюдал, как отец стоя надевает джинсы, затем футболку, берёт со стула возле кровати телефон
Уйдёшь и не поговоришь, мудила?
Я сказал, закрой рот! Лицо отца покрывалось багровыми пятнами.
Гондон! Уёбок сраный! выкрикнул Артём, чувствуя близкие злые слёзы.
Отец ударил. Артёма отшвырнуло к платяному шкафу. Не поворачиваясь больше к сыну, отец повернул замок и вышел, стукнув дверью. Громкое Валерино «Дядь Дим, чё там случилось?!» не остановило его, быстрые раздражённые шаги прогремели по лестнице и стихли внизу в футбольном гуле. Увидев вырастающего над лестницей Валеру, Артём прижал дверь и закрыл на защёлку.
Яна смотрела на него и молчала. Артём перевёл с неё взгляд на иконы на стене, подошёл к столу. Опрокинутый портретик дочки Валеры мутно просматривался под слоем битого стекла. Артём взял один осколок, по форме близкий к равнобедренному треугольнику, нацелил клин на девушку:
Искромсаю, сука!
Лицо Яны искривилось, как у собирающегося залиться плачем ребёнка. Артём кинул обломок в окно, через крышу террасы, раздался звук разбившегося о плитку стекла. В дверь долбил кулаком Валера. Артём открыл и, пройдя мимо него, устремился вниз.
Ты чё, урод, с моей комнатой сделал?! Валера преследовал его до крыльца. Куда пошёл?! Ну тебе чё, по морде настучать?!
Артём вышел за калитку и увидел вдалеке отца, быстро уходящего за угол улицы посёлка. Из-за этого же угла показалась машина, похожая на Toyota Camry Эликса, но не свернула проехала дальше. Артём вернулся в дом.
В гостиной всё так же работало на всю громкость TV. Оснащённая тяжёлой индастриал-аранжировкой реклама официального спонсора чемпионата России по футболу нещадно врезалась в перепонки. Артём схватил с дивана первый попавшийся пульт. Телевизор не выключился загорелся зелёными буквами DVD-проигрыватель. Матерясь и зажимая уши, Артём залез за плазменную панель, стал выдёргивать все подряд вилки из розеток. В наступившей тишине, объявшей голову вакуумом, рухнул на диван.
Рядом присел Валера. Он, видимо, уже всё понял. Несколько минут они не разговаривали. Валера то рассеянно листал взятый со спинки журнал об автомобилях, то, насупившись, смотрел под ноги. Артём скользил взглядом по бумажному финскому ковру и узорчатой стойке с каминными щипцами и лопаткой.
Ну как же это так? наконец пробурчал Валера убитым голосом.
Артём судорожно приподнял плечи и руки, изображая полное неведение, и замер в этой позе, словно парализованный.
Ты это не переживай. Валера коснулся его. Если вы останетесь, найдём, куда вас положить. А стекло мы с тобой вместе уберём, окей? Хочешь, завтра.
Ну как же это так? наконец пробурчал Валера убитым голосом.
Артём судорожно приподнял плечи и руки, изображая полное неведение, и замер в этой позе, словно парализованный.
Ты это не переживай. Валера коснулся его. Если вы останетесь, найдём, куда вас положить. А стекло мы с тобой вместе уберём, окей? Хочешь, завтра.
Артём медленно и долго кивал.
У тебя это вот здесь. Валера показал пальцем себе под глаз.
За окнами зашумела подъехавшая и остановившаяся возле забора машина. Артём выглянул и, поддавшись мгновенно созревшему намерению, взял каминные щипцы и вышел наружу.
Тёмка! приветственно крикнула мать из отъехавшего окошка. Как ты здесь? А зачем тебе эта хреновина?
Алла торопливо возилась с замком гаража.
А Коля ещё не приехал, что ли? изумлённо проворчала она, распахнув створки.
Артём ворвался в пропитанную выхлопами серую тьму гаража и ударил каминными щипцами по заднему стеклу Audi A8. Стекло осыпалось внутрь. Разлетелись искрошенные фары, обнажив светодиоды. Артём бил по крыше, по дверям машины Дмитрия, оставляя дыры и похожие на ямочки на щеках вмятины.
Ты чего делаешь?! Дрянь! набросилась на него сзади Ирина.
Артём с силой оттолкнул мать, и она со стоном осела на пол возле сложенных в углу коробок с инструментами. Продолжая орудовать щипцами, он оглядывал полки на стенах не стоит ли где канистра с бензином, с ней бы он покончил всё разом, но без света в гараже ничего не было видно.
Кто-то намного сильнее матери по-медвежьи обхватил его, вырвал щипцы и повалил. Артём решил, что вернулся отец, и неистово сопротивлялся, стремясь ухватиться за ненавистное лицо и выдавить глаза. Но бессильно цепляющиеся за врага руки почувствовали мягкую, словно первая юношеская поросль, бородку и собранные в пучок на затылке волосы.
Вот, посиди здесь, успокойся. Валера подтолкнул Артёма к деревянной, в металлическом завитом обрамлении скамье возле дома.
Что произошло, ты можешь объяснить? дрожащим голосом спросила мать. Откуда у тебя синяк?
Артём сел. Валера вылил на его склонённую голову полканистры питьевой воды, снял футболку и оставшуюся часть вылил на себя.
Отец?! осенило Ирину.
Несколько минут Артём просидел на скамейке молча, не поднимая головы. От него отошли все, кроме Валеры.
Пусть он полюбуется. Ощутив новую волну ненависти, Артём достал телефон. Придерживаемый поповским сыном за рукав вымокшей футболки, Артём подошёл к до сих пор открытому гаражу, куда Алла не стала завозить свою машину. Нашёл выключатель и сфотографировал с трёх сторон изувеченную «ауди». Тремя отдельными сообщениями, чтобы быстрее дошли, Артём отправил снимки отцу и вышел на середину дороги, вглядываясь в поворот, ожидая, что, увидев избитую машину, отец бросится обратно.
Но Дмитрий уходил прочь. Больше всего в эти минуты ему хотелось, чтобы ни один человек, родной или чужой, не смотрел на него, хотелось приостановить своё видимое существование на неопределённое время. К счастью, если не считать единственной попавшейся навстречу машины, проулки были пусты. В предобеденный час посёлок стоял, погружённый в дремотную тишину. Даже дети перекрикивались еле слышно.
Дмитрий уходил от собственного гнева, от перекрывшего дыхательные пути злого отчаяния, от страстного желания добить, доломать, размазать по полу, переломать кости.
Артём был единственным сыном Дмитрия. В последние годы они почти не смотрели друг другу в глаза. Но драка между ними сегодня произошла в первый раз.
Будучи сам человеком скорее холодным и прагматичным, чем сентиментальным, Дмитрий не ждал пылких проявлений сыновней привязанности. Он смирился с тем, что избирательная детская любовь Артёма обошла их с матерью ей безраздельно владели бабка с дедом. В школьные годы ни заграничные поездки, ни скорейшее удовлетворение всех капризных мальчишеских «хочу», ни почти люксовые по тем временам условия жизни ничто не могло вызвать в Артёме ответной теплоты. Дмитрий, всегда считавший дело и действие единственным достойным выражением любых чувств, ждал не теплоты, а хотя бы благодарности, пусть невербальной. Но даже самых примитивных её проявлений не замечал.
Лет в четырнадцать Артём перестал делать родителям подарки на Новый год, а затем и на дни рождения.
Вступив в сложный переходный возраст, Артём начал устраивать выкрутасы, к которым нельзя было относиться, как к былым его детским проделкам, даже самым зловредным и подлым. Укрощать пацана по-мужски, применяя физическую силу, не позволяла мать, и Дмитрий начинал чувствовать, что не желает возвращаться вечером домой. Благо работа позволяла сокращать время, проведённое с семьёй, до минимума.