Эликса Артём знал с детства. Из прочих отцовских друзей он почти не выделялся в те годы все они одинаково улыбались Артёму и одинаково немногословно шутили. Эликс, тогда ещё дядя Саша, а в разговорах родителей Сашка или Шустилов, мог запомниться лишь длинными волосами и звучным высоким голосом. Жена Эликса даже в молодости была некрасивая Артём скучал, когда на неё смотрел. Если Дмитрий и Ирина, взяв с собой Артёма, приезжали к Шустиловым в гости, Эликс непременно ставил фильм как правило, боевик на английском языке. Артём не понимал ни слова, но досматривал его вместе со всеми до конца.
Когда в шестнадцать лет Артём начал, не стесняясь, вести со взрослыми мужиками осмысленные разговоры, Эликс с необычайной живостью реагировал и отвечал, и спорил, и поддерживал. Другие отцовские товарищи, перестав искренне улыбаться Артёму как ребёнку, теперь натянуто улыбались ему как малоинтересному человеку без опыта жизни, а Эликс как будто уже предлагал дружбу. «Нашли друг друга два любителя почесать языком», ворчал по этому поводу отец, но Артём с удивлением и гордостью замечал, что общение Эликса с самим отцом давно стало блёклым и почти бессодержательным. Позже открылось, что отец как чиновник из мэрии покровительствовал бизнесмену Эликсу, и, возможно, только за счёт этого их дружба держалась до сих пор. Сам же Эликс жаловался, что давно не находит общий язык с людьми своего поколения. Он любил молодёжь. Всегда, правда, отмечал, что молодёжь молодёжи рознь.
Вот чем, скажите, гордиться сынку нашего Тимофея? Тем, что два соревнования по тайскому боксу выиграл? Тем, что гоняет с друзьями в Англию на матчи «Челси» и трясётся в клубах под электронную дребедень? А ваш Тёмка мыслящий, говорил Эликс Дмитрию и Ирине.
Когда Артём бросил институт, сближение с Эликсом ускорилось. Родители недовольно шипели, в сердцах заставляли устраиваться курьером или в call-центр Эликс же уверял, что не всякий парень в возрасте Артёма должен въезжать в жизнь по прямой. Метаться, сомневаться в выбранном пути нормальное свойство разумного человека. Нужно брать тайм-аут для размышлений, искать для себя что-то новое. Всякий раз Эликс отмечал, что у Артёма особый тип мышления, большинству неблизкий.
Артём и сам презирал пресловутое большинство. Забрав документы из вуза, он почти свёл на нет общение с приятелями чувствовал себя выброшенным из жизни отщепенцем. Да и сами друзья, их разговоры, их интересы комедии и интернет-приколы, компьютерные игры и видеообзоры на них ему основательно наскучили. Он потянулся к Эликсу. Впервые в жизни у него появился взрослый друг. Эликсу тогда уже было пятьдесят, но он словно светился изнутри неиссякаемой молодостью такое впечатление производят состарившиеся рок-идолы.
Вокруг Эликса была молодёжь. В основном творческая. Начинающие музыканты, дизайнеры, фотографы, иногда и случайные люди из юной богемной тусовки Москвы. Прежде необщительный, Артём довольно легко вошёл в их круг. Многие производили впечатление нестандартных и талантливых, и всех их объединяла глубокая привязанность к Эликсу. Подвижные, незанудливые, они редко вели с ним долгие беседы, как Артём, но хорошо знали его взгляды на жизнь и симпатизировали им.
Артёму же больше всего нравилось именно говорить с Эликсом. В его лице он обрёл первого в жизни единомышленника. Эликс излагал и блестяще доказывал почти всё то же самое, к чему приходил, приближался Артём в подростковых и юношеских раздумьях, в хаотичных попытках проанализировать и понять современную жизнь. Эрудиция и широта взглядов нового друга, начальника креативного агентства, бывшего музыканта, всю жизнь так или иначе связанного с искусством, обладающего редкой внутренней культурой и диковинным умом, вызывали у Артёма эйфорию. Про себя он с мстительным остервенением сравнивал его с родителями, прежде всего с отцом. Артёму всегда твердили, какой умница, какой всесторонне развитый человек, какой героический труженик его отец, Дима, а теперь, на фоне Эликса, он казался невежественным и ограниченным. Он не ведал огромных пластов культуры. Он ничем не интересовался в последнее время, кроме власти и денег. Не читал «Ожог» Аксёнова. Уолта Уитмена, любимого поэта Эликса, не знал вовсе. Не будучи верующим, дружил с церковниками, которые проповедуют мракобесие, зачёркивающее человеческую природу, налагают на жизнь человека множество идиотских запретов, мешающих свободной личности развиваться, учат жить в рабском смирении и страхе. Артёма за его юношеские метания и истерики он гнобил избаловали, распустили в детстве, теперь пожинаем, в то время как Эликс, тонкий психолог, помог Артёму во всём разобраться без разжигания в нём чувства вины.
Эликс давал ответы на вопросы, сути которых не понимали ни родители, ни скудоумные приятели-сверстники. Эликс помог Артёму открыть для себя свободу, открыть самого себя.
Сегодня ближе к вечеру в «Золотых полянах» должна была собраться вся молодая тусовка Эликса. Артёму он разрешил освободиться с работы после обеда, чтобы приехать раньше остальных. Наверное, хотел, как всегда, поболтать наедине, впрочем, Эликс часто баловал так своего зама по пятницам.
Таксист довёз Артёма до шлагбаума. Дома в посёлке утопали в хвое. Крыши авто были вечно присыпаны иголками, в зеркальных лобовых стёклах небесная синева отражалась сквозь переплетение сосновых и еловых ветвей. Здесь было больше тишины и свежести, чем в посёлке отца Николая. Несмотря на обширность уходящих в хвойную чащу участков и вычурное архитектурное обличье коттеджей, Артёму иногда казалось, что здесь царит атмосфера уютной советской турбазы.
Возле дома Эликса, переминаясь с ноги на ногу, курил Марат Сухоручка.
Какие люди! опешил Артём.
Здорово, Тём, с сосредоточенным лицом откликнулся Марат. К Александру Иванычу?
Ну да. Артём достал сигарету, закурил рядом. Он с изумлением косился на черноглазого, черноволосого Марата, как всегда, непричёсанного, как всегда, в изношенном пиджаке и мятых брюках. Эликс не говорил, что он будет здесь.
Меня Александр Иваныч вызывал, обсудить надо было кое-что, пресно пояснил Марат. Я сейчас обратно на электричку.
Ясно.
Как на работе-то?
Да вот только с неё.
Ну ладно, давай, Тём. Марат Сухоручка докурил.
Артём присел, аккуратно затушил окурок о плиточную дорожку, кинул под крышку мусорного контейнера и пошёл было к калитке, но вдруг развернулся и бросился догонять уходящего парня:
Слышь, Марат! Погоди-ка! А мне чё, получается, в понедельник к вам теперь не ехать? Ты привёз деньги?
Не-не, ты приезжай, как обычно! отрицательно помахал рукой Марат. Он меня по другому делу вызывал.
Артём пожал плечами и направился к дому.
Просторная и гулкая, словно теннисный корт, гостиная Эликса, раскинувшаяся на весь первый этаж, выглядела готовой к приёму развесёлой молодой компании. Обычно близко придвинутые к плазменной панели кремовые кожаные кресла либо встали, незаметные, в углах, либо прижались к бокам дивана. Светло-серый керамогранит был идеально вымыт Эликс явно вызывал домработницу, убиравшуюся в его московской квартире. Затаившиеся среди высоких окон стеклянные двери, ведущие на веранду, были распахнуты в сумеречное сосновое пространство, невесомые занавески то взлетали от ветра, то замирали невозмутимой подвенечной фатой. С правой стороны гостиная сливалась с кухней, торцовую стену занимал гарнитур, сияющий серебром никелировки. Неярким лампадочным светом горела бесшумная микроволновая печь.
Решил пирожком перекусить, вишнёвым, пока дамы не видят, хе-хе. Эликс, какой-то неуклюжий, словно спросонья, нашарил в ящике штопор. А раз ты приехал, так винца вместе выпьем. Я думал, ты опоздаешь, как всегда.
Артём умиротворённо осматривался. Телевизор работал без звука на канале Discovery, огромный экран с полавтомобиля длиной зеленел, подобно окнам напротив, американские исследователи в штормовках сновали на фоне иноземных лесов.
Сейчас с Сухоручкой столкнулся. Артём дал Эликсу приглянувшуюся ему бутылку. Что он у тебя делал-то? Мог бы и деньги захватить.
Деньги, Артём, твёрдо сказал Эликс, возишь ты. Не хватало ещё, чтобы он такие суммы в своём дырявом пиджаке по электричкам таскал. И потом, до условленного понедельника ещё три дня.
Ой, ладно, можно подумать, я в бронежилете инкассатора езжу, проворчал Артём. А так бы хоть не вставал в понедельник в такую рань.
Эликс налил себе и Артёму вина, они вышли с бокалами на выложенную плиткой ступенчатую веранду, где стояли стол и стулья из зелёного пластика. Ступени, как в воду бассейна, спускались в густую неподстриженную траву. Чуть поодаль, изогнув шеи, возвышались над травой стеклянные, точно сделанные изо льда, из сосулек, фигурки оленей. Артём смотрел на деревья. Если бы не пыльный зелёный пластик и не пол веранды под ногами, можно было бы почувствовать себя даже не на опушке леса, а в глубине, на сказочной поляне.
Ты знаешь, что ты хиппи? Артём поцокал ногтем по ножке бокала. Чистый хиппи. Я уверен, американские бывшие хиппи, взявшиеся за ум и разбогатевшие годам к пятидесяти, выглядят так же, как ты.