Тетради 2018 года - Александр Петрушкин 3 стр.

у ворон собачья голова
снег и свет и много что ещё
я иду к ногам их весь припав
словно электричества кольцо

кто в неё посмотрит из меня
кто её запишет на листок
и дохнёт сквозь небо на меня
словно в запотевшее стекло

вот извлечёшь меня из голоса 
душа немногим больше волоса
вся покрасневшая лежит,
как бездна, что разъята снегом 
вокруг себя смыкает веко
и темноту, которой жить.

То лицо, которое снег набирает из пазлов:
из прохожего астмы,
из шариков, собранной в небо, любви,
из меня, что летит в его свет,
безо всякой опаски
вынимая себя из сугробов дебильной крови.

Повернёшься вокруг и лицо
в темноте и повсюду стоит.

мир заканчивался там, где я
от зрачков отрывал рубцы
шрам вынимал из глаз 
словно бинт в перста
бравши дым, то есть просто дым

дом завершался тем, что он
был разрушен  расширен
до неба и до свободы
чья вода, как кровь, легка и проста
а на швах ея  там, где всё записано 
[видел] [возможно] [Бога]

это звук вокруг летит
в себе выращивая птицу
чтобы смотреть из высоты
как он до птицы отвердеет
полёт подносит он к лицу
и узревает, но не зреет,
что птица это тоже звук
когда летит и ветер греет

Всё, что слышал  это шорох,
всё, что видел  береста,
и в нутре звенящий ворог 
так как Бог вокруг меня:

всё латаю и латаю
медный/бедный угол/бок,
а вдохну и  умираю
или всё наоборот.

Останется строчка от зайца
завёрнутой в небо и свет,
и то, что должно здесь остаться,
когда человека здесь нет:

хруст ветки вмещающий ангел
и ветка, в которой он спит 
в её колыбели качаясь
и небо вдыхая, как спирт.

Посередине снегопада,
стоять, как дерево Его 
и видеть только стены света
и тяжесть света одного
вокруг меня  как небо. Крона
за снегопадами шуршит
и дышит мне в плечо, немного
немеет [всё], плечо болит.

неуход [неизбежен] всегда [возвращенье]

дождь и снег и снег и дождь
падает февраль как циркуль

рыба под землёй ревёт
вряд ли что ещё услышишь

холодящая отчизна
ты подземная сейчас

поплывёшь из неба глаза
вот сейчас

В зверя средине
кто в небе стоит

кто там со мною
как зверь говорит

красные точки
ранетки густой

станешь как небо
своей пустотой

полостью плачем
на жидкой губе

тем что забудут
здесь о тебе

Воды расцарапана кость 
с ней пёс во дворах здесь лежит,
грызёт леденцовый мороз.

Холодное небо дрожит
в его безразмерных руках 
из лая и эха его 

вода, словно Бог  так легка,
что это тебе тяжело.

снегири это имена для деревьев
чем ближе к свету
тем меньше букв в имени

на нижнем ярусе сидят скандинавские боги
а на верхнем  потерянный звук

качнётся ветка, отяжелев от снега
вот и ещё одно имя тут

Самый свой последний стих
здесь я не запомню 
унесу его собой
завершённый. Это

правильно  путь слышит тот,
кто встречает поезд
в каждом шелесте дождя,
Пассажиров нет у.

Самый свой последний стих
здесь я не запомню 
унесу его собой
завершённый. Это

правильно  путь слышит тот,
кто встречает поезд
в каждом шелесте дождя,
Пассажиров нет у.

Улитка дерева ползёт
по свету  медленно, как стрелка.
Он смотрит в зеркало её,
чья тень, скорее, тьмы пометка 

в двойных, как челюсти часов,
перепоясанный огнями,
кто видит из него меня,
гремя снегами, как ключами.

И пёс внимательно стоит
[он мастер часовых поделок] 
отвёртка неба так хрустит,
что алчешь ангелов и хлеба.

Гудит пространство, слова шмель,
который зрения снаружи,
ожил и этот белый снег,
что на крылах его, обрушил

вовнутрь себя, где свет лежит 
лепечет, выбран из пелёнок,
из горок, санок и т.д.,
как аутист или ребёнок.

Кто понимает  тот молчит,
и [сшитый из стыда и кожи]
он слышит, как в шмеле летит
вернуться. Позже.

Так умолкает воздух  тронешь
его  и чудо развернёшь,
как свёрток из небесной почты:
нет не умрёшь, нет, не умрёшь 

так, лёгкие развоплотивши,
летит бессмертием душа
и мало ли, что там щебечет 
успеет берега собрать,

когда вода себе корабль,
а воздух словом завершён
 куда ты свёрток свой отправишь,
когда в потоп сплетён твой чёлн?

Ты тростниковый глас расслышишь,
как ткань в пустотах дальних звезд,
и Бог в тебя глядит из ниш их,
как горб, изношенных здесь, мест.

зеркало отражает [зеркало отражает]
[смотришь в начало]

Слепоты снимая фотоснимок,
потому что снимок тот пейзаж,
чей утерян наблюдатель  либо вышел,
либо умер, на другой этаж

он перелицован, то есть выбрит,
и с лицом желтеющим лежит,
серые перебирая листья 
всю страну тебе проговорит

прочитает, затвердит, запомнит
отболит, как неба поплавок,
слепоты с себя сдирая снимок,
как дорожки звуковой моток.

Вот теперь он светел и прозрачен
прозревает слово, норы, ход
времени кротовьего  иначе:
он созрел и больше не уйдёт.

Мы его, увы, не наблюдаем 
каждый сам себе отсель Гомер 
фотоснимка смерть пересекаем,
как слепой повсюду Одиссей.

Небо  это звука поляроид:
собирает свет и темноту он в лица 
догорает в них петля из слуха
и мертвеет, словно рукавица.

И теперь, совсем уже тренога,
собран я в мерцающее эхо
и на донышке катается рябины
ягода  как ледяная горка

её пряжа  красная в морозном
горле неба: темноты ангина,
как ребёнок с выдохом, сомкнётся
в звук и эхо, списанные слитно.

Сколько во тьмы взрыв,
как в землю, вложил ключей? 
небо под ней отрыв,
на сквозняк запирая дверь 

видишь прозрачно всё 
так для того ослеп
ты, чтоб сидеть внутри,
и наблюдать, как свет

шарит вокруг рукой
словно в потёмках он
ищет тебя и в кров
строгает из шороха дождь.

паузу между крыльев [словно январь] несёт
эта птица-игла  припоминая рот,
стоит проснуться с утра  в порванные края
свои, как просторный свет, всё зашивает земля

слева и справа [обрыв] [посередине] тьма
смотришь: январь, качель, птицы немой игла
гладкий в сугробах шов света  голос вдали
ищет себя и шьют поздние снегири

время, ведро, колыбель
тростник, что спешит в гнезде,
паузу собирать в дырявой
воды сквозняке.

Жужжание пчелы. С той стороны она
за зеркалом горит, как инобытия
отверстие и ключ, свершивши поворот,
забывший замереть и крутится. Из вод

той стороны летит и смотрит на меня 
как тьмы и стороны холодной полынья,
голодный белый свет, которым буду я
когда меня ужалит молчащая пчела.

И перенос свершив, оставлен, как предлог,
здесь ищущий меня, невидимый мне, Бог.