Прикройте меня сегодня, а завтра я отработаю.
Несколько мужиков понимающе кивнули головой, а Ванька-Якорь, как бы извиняясь за свой смех, сказал:
Федор Иванович, тебе подстричься бы не мешало.
Так стриги, чего же ты ждешь, умник
И через несколько минут машинка фирмы «Зингер» легко и быстро стала срезать густые волосы на голове Федора Ивановича. Единственное, что осталось неприкосновенным, так это его любимая борода. И как только Ванька-Якорь не намекал, что ее нужно непременно подравнять, Федор Иванович наотрез отказался. И вот он снова всматривался в зеркало и нравился себе гораздо больше, чем раньше. Отблагодарив Ваньку-Якоря отеческими похлопываниями по плечу, он вышел на улицу, где уже смеркалось. Воздух стал как будто слаще, а огоньки, которые стали загораться то на этом краю речки, то на другом, придавали какой-то особый романтизм предстоящему вечеру. Полный надежд и в предвкушении чего-то особенного, Федор Иванович двинулся в сторону города и засвистел под нос знакомую, только ему понятную мелодию.
Но когда дошел до того самого места, откуда он только недавно бежал в сторону порта, уверенность его неожиданно покинула. «А вдруг не придет, а вдруг не объявится?» крутилась в голове у Бороды одна фраза, как на старой пластинке крутится заезженная песня. И чем больше он сбавлял свой шаг, тем больше ему казалось, что встреча не состоится. Тогда он решил как можно быстрее преодолеть расстояние и воочию убедиться, что барышня не придет. Но его опасения были напрасны, так как скоро в вечерних сумерках он разглядел знакомую фигуру. Нет, она не шла, она плыла плыла, как красивая лодочка, покачиваемая волнами от внезапно налетевшего на нее ветерка.
Здравствуйте, сказала Зинаида Федоровна.
Згаствуйте, ответил ей Федор Иванович (мы забыли упомянуть о том, что Борода иногда не выговаривал букву «р». Это случалось тогда, когда он очень волновался, и тогда его речевой аппарат как-то легко и предательскизаменял «р» на «г»).
Згаствуйте, еще раз предпринял попытку по-человечески поздороваться Борода, но понял, что из этого плоского штопора ему так просто сегодня не выбраться.
Федор Иванович, а давайте не пойдем ни в какое кафе, а просто пройдемся по набережной, предложила Нагая.
Хогошо, сказал Федор Иванович и понял, что попытка снова не удалась. Хогошо, Зинаида (дальше он хотел сказать «Федоровна», но, вспомнив, что там есть буква «р», остановился, ведь эта согласная его пугала).
Глаза Зинаиды Федоровны сверкали от восторга, ее смех нарастал, и, наконец, она засмеялась:
Федор Иванович, ваше чувство юмора бесподобно.
Смущаясь и краснея (Нагая не могла видеть изменения кожного покрова на дико красный цвет, так как там все было покрыто бородой), Федор Иванович произнес:
Чувство юмога у меня не отнять (теперь он выкинул из лексикона букву «р», так как уже начинал ее ненавидеть и пропустил сознательно).
Нагая снова засмеялась и, взяв под ручку Федора Ивановича, потащила его в противоположную сторону от того самого места, где располагался порт. Ведя очень быстро своего спутника, Нагая восхищалась архитектурными ансамблями. Она никогда не была до этого в Петербурге, а теперь как будто хотела насладиться этим городом за все годы такого нелепого отсутствия. Она жадно разглядывала людей, дома, машины. На ее лице читалось приятное удивление. Но точно такое же удивление читалось и в глазах Бороды. Просидев всю жизнь на одном месте, он удивлялся тому же, что и Зинаида Федоровна. Ему казалось, что он тоже только сошел с корабля и видит это впервые.
Ах, Петербург гораздо красивее Москвы, сказала восторженная дама.
Да, в Москве и погт дгугой, согласился Федор Иванович.
Что, простите, порт другой? удивленно переспросила Нагая. При чем здесь порт? с ноткой укора и удивления снова переспросила женщина, явно понимая, что с ней не разделяют радости так, как ей бы хотелось.
Федор Иванович потупил виновато глаза, а его борода стала еще краснее обычного.
Ну да попытался объяснить женщине Федор Иванович, но, зная, что впереди его ждут враги в виде «г» и «р», сконфуженно замолчал.
Нагой стало немного жаль своего спутника, и она, потеребив его по щеке, кокетливо улыбнулась. Федору Ивановичу это очень понравилось, и он тут же подумал: «Эх, выпить бы сейчас рюмку водки, тогда бы и страхи отступили». Но потом, подумав о том, что его кошелек слишком тонкий для увеселительного Петербурга, он еще больше впал в состояние, очень похожее на агонию. Почему-то в этот самый момент он вспомнил про Анну Васильевну из булочной и про ту толстую женщину (он постоянно забывалее цыганское имя), которая торговала семечками прямо в порту. Насколько те женщины были проще, доступнее и насколько Зинаида Федоровна была строже, умнее, но при этом желаннее.
Згаствуйте, еще раз предпринял попытку по-человечески поздороваться Борода, но понял, что из этого плоского штопора ему так просто сегодня не выбраться.
Федор Иванович, а давайте не пойдем ни в какое кафе, а просто пройдемся по набережной, предложила Нагая.
Хогошо, сказал Федор Иванович и понял, что попытка снова не удалась. Хогошо, Зинаида (дальше он хотел сказать «Федоровна», но, вспомнив, что там есть буква «р», остановился, ведь эта согласная его пугала).
Глаза Зинаиды Федоровны сверкали от восторга, ее смех нарастал, и, наконец, она засмеялась:
Федор Иванович, ваше чувство юмора бесподобно.
Смущаясь и краснея (Нагая не могла видеть изменения кожного покрова на дико красный цвет, так как там все было покрыто бородой), Федор Иванович произнес:
Чувство юмога у меня не отнять (теперь он выкинул из лексикона букву «р», так как уже начинал ее ненавидеть и пропустил сознательно).
Нагая снова засмеялась и, взяв под ручку Федора Ивановича, потащила его в противоположную сторону от того самого места, где располагался порт. Ведя очень быстро своего спутника, Нагая восхищалась архитектурными ансамблями. Она никогда не была до этого в Петербурге, а теперь как будто хотела насладиться этим городом за все годы такого нелепого отсутствия. Она жадно разглядывала людей, дома, машины. На ее лице читалось приятное удивление. Но точно такое же удивление читалось и в глазах Бороды. Просидев всю жизнь на одном месте, он удивлялся тому же, что и Зинаида Федоровна. Ему казалось, что он тоже только сошел с корабля и видит это впервые.
Ах, Петербург гораздо красивее Москвы, сказала восторженная дама.
Да, в Москве и погт дгугой, согласился Федор Иванович.
Что, простите, порт другой? удивленно переспросила Нагая. При чем здесь порт? с ноткой укора и удивления снова переспросила женщина, явно понимая, что с ней не разделяют радости так, как ей бы хотелось.
Федор Иванович потупил виновато глаза, а его борода стала еще краснее обычного.
Ну да попытался объяснить женщине Федор Иванович, но, зная, что впереди его ждут враги в виде «г» и «р», сконфуженно замолчал.
Нагой стало немного жаль своего спутника, и она, потеребив его по щеке, кокетливо улыбнулась. Федору Ивановичу это очень понравилось, и он тут же подумал: «Эх, выпить бы сейчас рюмку водки, тогда бы и страхи отступили». Но потом, подумав о том, что его кошелек слишком тонкий для увеселительного Петербурга, он еще больше впал в состояние, очень похожее на агонию. Почему-то в этот самый момент он вспомнил про Анну Васильевну из булочной и про ту толстую женщину (он постоянно забывалее цыганское имя), которая торговала семечками прямо в порту. Насколько те женщины были проще, доступнее и насколько Зинаида Федоровна была строже, умнее, но при этом желаннее.
Какой-то вы молчаливый, Федор Иванович. Таким ли я вас полюбила? прервала вдруг молчание Зинаида Федоровна и, еще раз повторив слово «полюбила», издевательски уставилась на Федора Ивановича.
«А бабенка не без юмора», подумал Борода и, одарив Зинаиду Федоровну своей желтозубой улыбкой, спрятанной за прядью длинных волос, впервые за вечер расхохотался. Его смех напоминал лай огромной, безумной собаки, а потому Зинаида Федоровна решила, что шутить больше не станет (по крайней мере, в общественном месте). Но Федор Иванович и не думал останавливаться, он все смеялся и смеялся, и казалось, что нет его смеху ни конца и ни края. И если бы Зинаида Федоровна не взяла его мозолистую ладонь в свою нежную ручку и не посмотрела бы строго в глаза, то Федор Иванович смеялся бы так и по сей день (наверное, это было что-то нервное, поскольку слово «полюбила», пусть даже сказанное и в ироничном ключе, не может вызвать такой приступ смеха). А тем временем город погрузился во тьму, и теперь в каждом окне горел свет и мелькали тени.
Примерно так я и представляла себе этот город. Вот только он оказался еще красивее, чем я думала, тихо сказала Зинаида Федоровна.
Я его тоже примерно так и представлял, ответил ей Федор Иванович.
Но Зинаида Федоровна, сделав вид, что ничего не расслышала, положила голову на могучее плечо Бороды и предложила ему идти в обратную сторону. Всю дорогу шли молча. И казалось немного странным, что два взрослых человека, ничего не зная друг про друга, могут вот так легко гулять по вечернему Петербургу.