«Будь осторожен, я чувствую что-то плохое»
Будь осторожен, я чувствую что-то плохое,
друзья один за другим в масках небытия.
Агония это прощанье с планетой, друзьями и мамой.
Прервана связь с будущим, где рыдает ее дитя.
Так плачется! Это плачет Вселенная,
Это у нее облом,
тупик, еще одно вырождение,
замкнутый путь кольцом.
«Это входит в руки, ноги, пятки»
Это входит в руки, ноги, пятки,
заполняет ребра, свищет во лбу,
дергает пальцы, стучит под лопатки,
крутит глаз подзорную трубу.
Говорят: душа вошла в тело,
колеблет его и живет,
делает первые шаги несмело,
теплом наполняет живот.
У нее свой инстинкт, своя программа,
а бедному телу страдать,
корчиться от каждой занозы и шрама,
ненавидеть, любить, тосковать.
«Столкновение двух материй»
Столкновение двух материй.
Формула упростится,
если время энергией наделить,
если массу утяжелить
до одной судьбы человечьей.
Станут понятны перепетии света, ада
голоса и немоты,
лекарства и яда.
Время это миг,
умоляющий:
Сгинь и ты!
«Быть ничем ни землею, ни гадом, иудой»
Быть ничем ни землею, ни гадом, иудой,
стать ничем серой пылью от быстрых колес,
тем великим «ничем» после жизни и чуда,
тем прекрасным «ничем» после смерти и слез.
И зовущее «Эй!», и последнее «Боже!»
воплотится в одно перемену в лице.
Лишь одно будет вечно, как холод по коже:
за тебя испугаться в конце.
«И только пятки мелькнули в небе»
И только пятки мелькнули в небе,
качанье ног и светлых теней,
и только мысли, и чем нелепей,
чем благозвучнее, тем дрянней.
Лети, зараза, моя душонка,
я сплю и вижу твой детский криз,
и точно знаю: твоя пеленка
лохмотья кожи слетела вниз.
Чтоб, чертыхаясь в кромешной смерти,
среди агоний и вечных слез,
в конце паденья коснуться тверди,
и взмыть одной, вон из тех, стрекоз.
«Белое пламя, костный мозг»
Белое пламя, костный мозг,
кровь по венам струится,
трубит
в трубы трубчатых костей
он реактор, оргАн, он птица!
Нежным телом втиснутая
в костяную клеть,
не дает взлететь,
взлетом насладиться.
Но стоит размечтаться
или просто запеть
и она свободная!
парит! взмывает! мчится!
«Плоть ограничена»
Плоть ограничена
изнашиванием чувств,
не дружит со временем
теряет изысканный вкус.
Воздушные замки небесные
уютом не привлекут,
стоки из ванн покойницких
в общее море текут.
«И если даровано будет бессмертие »
И если даровано будет бессмертие
дай пыль переплетов, да кофе глоток,
перу вдохновения, сердцу усердия,
а в ноги камина каленый виток.
«Иссосанный до костного мозга смысл»
Иссосанный до костного мозга смысл
корней, лексический штурм загадок:
мысль мослов (как мозг коленных чашечек раба).
Кость гостей (как то, что останется после пира).
Мера смерти (измерение смерти
производилось количеством уложенных штабелями смердов,
мерян и мирян).
Гон огня (огонь то, что гонит)
Плач палача.
«Главная в жизни чистота »
Главная в жизни чистота
не путать живое с материей,
в структуре плоти ни крошки песка,
ни пыли, или бактерии.
Стерилен свет, глянец, суть,
ни капли дерьма на кафеле.
Хрустальный воздух в легкие вдуть
воскреснет больной
и не кашлянет.
«Есть пристальность бога»
Есть пристальность бога,
сиянье звезды,
сума и дорога
до вечной беды.
Пока не заплачешь
сюда не придешь,
пока не заплатишь
свой ад не найдешь.
Иди и греши.
А значит пиши,
в сиянии млечной бумаги
дыши.
Свечи в снегу
«Есть пристальность бога»
Есть пристальность бога,
сиянье звезды,
сума и дорога
до вечной беды.
Пока не заплачешь
сюда не придешь,
пока не заплатишь
свой ад не найдешь.
Иди и греши.
А значит пиши,
в сиянии млечной бумаги
дыши.
Свечи в снегу
«Я любила Москву не за Красную площадь »
Я любила Москву не за Красную площадь
за прекрасные лица далеких друзей,
за порыв, за стихи, за дыханье свободы,
под крестами дубинок над прахом идей.
За отчаянный зов грустной мысли далекой
о прекрасных мирах за эфиром помех,
и за здравие свеч по стране волоокой,
утонувшей в бравадах балетных утех.
Но заломлены руки толпы и поэта,
и доносов листва новым жанром в народ,
где былому «нельзя» и грядущему «вето»
наштампованы гены послушных пород.
Я любила Москву не за Кремль за начало,
где запретное слово страдало и жгло,
где оно не умело молчать не молчало!
Оно толпы будило и взгляды влекло.
Я Москву не за торг от широких ширинок,
а за воздух, пропитанный грустью дождя,
что скрипичным легато со струн паутинок
растекается, недра метро бередя
и летящие вдаль поезда и перроны.
Я любила Москву не за ритм на бегу
за уменье подняться, шагнуть
пусть сквозь стоны,
даже слезы в глазах, даже свечи в снегу.
«И снова целят генералы»
И снова целят генералы
стволы на светлую Москву,
и снова стяг кровавый, алый
залил асфальты и траву.
Где каждодневный бесконечный
прицел сквозь злобный крик и дым,
уныло спрут пятиконечный
ползет по улицам ночным.
И замер телефонный провод,
дитя заплакало вдали,
А смерть старуха ищет повод,
чтоб крикнуть роковое: «Пли!»
«Это подло говорить легко»
Это подло говорить легко,
слегка, много, велеречиво.
Дыши, как в бурю, трудно, глубоко,
пусть каждое слово неучтиво!
Не давай пустому потоку
источать глупость со дна!
Каждое слово камень!
Каждое слово война!
Боль наотмашь, кровь по губам,
ненависть не ручей, не трели галек
бойся вон того, у которого смерч по мозгам
рвется наружу, дергает губы, жалит.
«Смельчак, почему ты один?..»
Смельчак, почему ты один?
Друзья поднимали бокалы вина за победу.
Хлопали по плечу:
«Молодец!», жали руки,
а прекрасные девы отирали твой лоб нежной бязью
.
О, запах мужества!
Он пьянит и кружит головы женщин,
он швыряет их в объятия победителей.
Миру всегда не хватает героев.
А теперь ты один.
Что значит стать одиноким воином?
Не ждать подмоги, не оглядываться назад.
Скрипеть зубами, сжимая рукоятку меча.
Ждать.
Знать за спиной пустота.
А впереди немыслимый строй врагов.
Шеренги плотны.
Слышен марш, чеканка шагов, чужая речь.
Одиночество от слова Один.
Это имя древнего бога.
Ты сам себе бог, когда один в поле.
Пусть говорят, что «один в поле не воин».
Если ты Один победишь в тот момент,
когда поднимешь меч.
«Я не уеду из Москвы»
Лене Воиновой
Я не уеду из Москвы,
здесь нет психушки,
зато найдется дом, ночлег,
том раскладушки.
Лишь заверни за угол тот
там синагога.
Готовы для бомжей столы,
и питы много.
А за другим углом трезвон
храм колокольный.
Но хватит жрать
не ради щей в столь хлебосольной.
«Татьяна ли Татьяне не поможет!..»
Татьяна ли Татьяне не поможет!
Татьяна ли Татьяне не душа!
Лишь встретятся и душу боль не гложет,
и каждая обнова хороша.
Татьяна ли Татьяну не встревожит,
Татьяна ли Татьяну не поймет?
Прощай, пока, не встретимся, быть может.
Вне правил уголовный переплет.
Татьяна ль пред Татьяной дверь захлопнет,
и горькой чарки не нальет рука,
от страшной тайны черной не оглохнет,
не выльет на могилу два глотка.