Иван открыл глаза и с удивлением обнаружил себя у печи в сторожке. На лавке в пьяном сне храпел напарник. За окном светало. Мир и покой царили в грязной тёплой комнатушке.
Как вернулся сюда, Иван не помнил. В его памяти осталась лишь женщина необыкновенной красоты. Её образ, наполненный тоской и окружённый таинственным голубым ореолом, как живой стоял перед глазами. А в следующий миг красавица исчезла.
Некий порыв души позвал его, и Иван заспешил на улицу.
Снаружи буйствовала осень. Разгулявшийся ветер прибил к земле пожухлую траву. Беременные дождевые тучи затянули небо, грозя разродиться ливнем. Но он не замечал ненастья, а ноги сами несли кудато.
Неожиданно для себя Иван остановился подле огороженного чугунной оградкой памятника с выбитыми цифрами. Кровь бурлила от волнения. Какая тайна сокрыта под этим камнем, так и осталось загадкой. Но образ неземной красавицы сохранился в сердце, заржавевшем без любви, и пробудил в душе нечто возвышенное.
Образ прекрасной незнакомки истаивал. Опасаясь навсегда потерять волшебные черты, Иван достал из кармана тупой карандаш и исписанную ведомость, и прямо на чёрных строчках рука стремительно набросала портрет красавицы. И вот она, как живая, смотрела на него из загадочной дымки, опять задевая в глубине души такие струны, о коих он и не подозревал.
«Сделать бы в цвете, пронеслось в мыслях. Но как? Ведь никогда раньше не рисовал. Да разве это препятствие, когда внутри всё поёт о любви?».
Блуждающий взгляд Ивана остановился на соседней могилке. «А это что?» Он подошёл ближе и от удивления открыл рот. На него с портрета надгробного памятника, улыбаясь, смотрел Лука.
* * *
Тарла ввела на пульте координаты обратного маршрута. Пора домой. Ночная встреча у могилы сына пробудила в её душе нечто особенное, сокровенное. И теперь она готова вновь окунуться в напряжённую атмосферу своего мира. И, возможно, опять найти любовь.
Непобедимое оружие
Безумное, само с собой в раздоре,
Оно владеет, иль владеют им.
В надежде радость, в испытанье горе,
А в прошлом сон, растаявший как дым.
Всё это так. Но избежит ли грешный
Небесных врат, ведущих в ад кромешный?
129-й сонетУильяма ШекспираВеликий Ашарат! Могучий Ашарат! Непобедимый Ашарат! Шум битвы у него в крови, лязг оружия самая приятная музыка, предсмертные крики поверженных врагов блаженство, а количеству выигранных сражений он давно потерял счёт.
Ктото о нём слагал легенды, ктото шёпотом проклинал. Всяко бывало. Но все единодушно сходились в одном: Ашарат великий полководец. Его доблестные воины не знали поражения в битвах. Его неуёмная жестокость порой страшнее ужасных картин ада. А имя в устах многих созвучно с именем самого дьявола.
Такая слава лучше пламени согревала зачерствевшую в боях душу Ашарата. Тем более, сегодня. Ведь ныне великий день войска непобедимого завоевателя разгромили очередную армию. А значит, покорилась ещё одна держава, и полководец вправе торжествовать.
Но амбиции великого мужа росли. Божественный Ашарат маниакально жаждал всё больше власти, почестей и богатства. Могущественный Ашарат мечтал, чтобы при звуке его имени у людей от ужаса подгибались колени. Непобедимый Ашарат стремился к наивысочайшей цели: превзойти всех завоевателей прошлого, настоящего и будущего и покорить весь мир. А в грёзах лелеял достичь такой вершины, чтобы писаки и грамотеи, на тленные бумажки заносившие исторические события, имя великого полководца Халина, покорившего едва ли не полмира, даже в сравнение не ставили рядом с его именем.
Честолюбивые помыслы с утра до вечера поглощали ум Ашарата. Но он не был глупым мечтателем, жаждавшим недостижимого. Талантливый полководец сам творил историю цивилизации, и никто не мог ему противостоять. Демонической натурой он подавлял, уничтожал и убирал с пути всех, кто осмеливался не подчиниться его воле. И так будет и впредь.
Но почемуто с каждой новой победой сама её ценность для Ашарата становилась менее значимой. Может, потому, что побеждать вошло в привычку? Ведь ещё никто не смог противостоять его гению. Но Ашарат стоически отметал подобные мысли, считая их недостойными. А ещё избегал задаваться такими глупыми вопросами, что терзали более мудрых (а по его мнению безумных) людей: Для чего?
Но почемуто с каждой новой победой сама её ценность для Ашарата становилась менее значимой. Может, потому, что побеждать вошло в привычку? Ведь ещё никто не смог противостоять его гению. Но Ашарат стоически отметал подобные мысли, считая их недостойными. А ещё избегал задаваться такими глупыми вопросами, что терзали более мудрых (а по его мнению безумных) людей: Для чего?
Впрочем, полководец хорошо знал, где остановится в тот день, когда станет правителем мира. А зачем не знал, пожалуй, и сам. Хотя
Порой на него накатывал беспричинный ужас. В такие чёрные дни Ашарат гнал всех прочь и, глуша вином необъяснимый страх, выискивал отдохновение в пьяном забвении. А когда невыносимый кошмар загонял душу в дальний угол, и отступать становилось некуда, он начинал защищаться. Ашарат восставал против самой Вселенной. И снова шёл завоёвывать, любой ценой стремясь подмять под себя всех, дабы никто не смел ему угрожать.
* * *
В неверном мигании факелов опьяневший Ашарат пялился на карту, где кровавым цветом отмечал покорённые государства. Сегодня красного стало больше. Созерцая завоёванные пространства, великий радовался. Но был там и другой цвет белый. То земли, которые полководец лишь мечтал завоевать, и коих, к сожалению, намного больше, чем тех, где он уже прошёл огнём и мечом. Сравнив территории, Ашарат даже зарычал. Ведь ещё столько народов осталось не покорено. А значит, угрожали ему.
Ярость заполонила душу, но полководец сдержался. Ведь ныне великий день. Негоже омрачать праздник и тем гневить великих богов. А то ещё госпожа Удача отвернётся от него. Чем бы развеять скуку? И тут вспомнил.
Эй, пёс! кликнул Ашарат.
Я здесь, упал в ноги перепуганный юноша. Гнева полководца боялись пуще смерти.
Владыка мрачно глянул на слугу.
Убери карту, Ашарат пьяно икнул и откинулся на спинку роскошного дивана. Налей вина и приведи того старика, что давеча подобрали разведчики.
Будь сделано, облегчённо выдохнул парень и бросился исполнять. Кажется, пронесло. На сей раз оставили в живых и даже не избили, как бывало частенько.
Вскоре полог шатра откинулся. Два здоровенных бойца из личной охраны главнокомандующего внесли скрюченного оборванца и тут же удалились.
Когда воцарилась тишина, Ашарат открыл мутные глаза и испытующе уставился на гостя. Закованный в кандалы, в серых поношенных штанах и грязной белоголубой сорочке, тот нерешительно переминался с ноги на ногу. Лицо старика заросло густой щетиной, так что истинных черт не разглядеть. Но держался прямо, и даже некое величие исходило от него.
А ты гордый, произнёс Ашарат.
Каков есть, весь перед тобой, отозвался гость, и даже тени страха не проскользнуло в душонке босяка.
Как тебя звать, старик? спросил Ашарат тоном, коим господа, желая проявить расположение, говорили с чернью.
Зачем великому утруждать себя запоминанием моего никчёмного имени? Старик, и всё.
Ишь ты, герой, рассмеялся Ашарат.
Чемто симпатичен ему этот грязный, повидавший жизнь босяк. Может, тем, что от страха не ползал у ног и подхалимски не заглядывал в глаза. Находясь на вершине, хочется иногда побеседовать с тем, кто мог вот так открыто смотреть тебе в лицо. Раболепство ведь тоже приедается.
Эй, пёс! снова кликнул хозяин.
Я здесь, великий. Юноша словно и не покидал места у входа.
Усади гостя, велел Ашарат. Сними кандалы да накорми.
Пока слуга торопливо исполнял распоряжения, владыка, развалившись на ложе, наблюдал за стариком: как тот двигался, сидел, ел. И приметил в жалком оборванце нечто, не вязавшееся с убогой внешностью. В каждом скупом жесте, позе, речах чувствовались внутреннее достоинство и даже гордость. Ашарат понял: перед ним не раб, привыкший безропотно гнуть спину на хозяина а скорее господин. Но понуро опущенные плечи, затравленный взгляд, изборождённое морщинами и постоянным унынием чело говорили о страданиях. И личность старика заинтриговала Ашарата.
В одну руку взяв пустой кубок, а в другую кувшин с вином, хозяин шатра подошёл к старику.
Пей моего вина, радушно предложил владыка, собственноручно наполнив пустой кубок.
Благодарю, великий, склонив голову, с достоинством произнёс гость. А затем, изысканным жестом пригубив, воздал должное вину: Благородный напиток.