Диспетчеры понятия не имели, куда отправляется грузовик, однако самолет они знали. Машина принадлежала европейскому дельцу, мистеру Ритбергу:
Это его личные покупки и личные гости, диспетчер пыхнул сигаретой, наше дело посадить самолет, а остальное нас не касается
О времени пути девушкам не говорили, однако на взлетной полосе парень в хаки неприязненно заметил:
Ведро у вас есть, вода тоже, в кузов поставили канистру с теплой водой, ничего, поголодаете. Дороги плохие, не хватало, чтобы вы загадили машину
Одну из девушек все равно стошнило в углу. Лаура боролась с кружащейся головой:
Все из-за голода, поняла она, на корабле нас тоже почти не кормили, девушек привезли в Африку в зарешеченной клетушке, выгороженной из сырого трюма:
В порту я слышала слово Кейптаун, Лаура опустила грязную голову в худые колени, но сейчас мы где-то на севере, она не хотела думать о будущем:
Нет никакого будущего, девушка облизала сухие губы, меня ждет то же самое, что и в Южной Америке, она равнодушно выслушала новости от босса, как себя называл дон Жером.
Ты приносишь мало денег, брезгливо сказал управляющий, клиенты не любят неухоженных девушек
Лаура смотрела поверх его головы в запотевшее чердачное окошко. На улице хлестал сильный тропический дождь. В загроможденной мебелью комнатушке перед статуэткой Богородицы горела свеча. Пахло дешевым одеколоном дона Жерома, вонючим табаком его сигары:
Я тебе много раз говорил, недовольно продолжил португалец, что надо мыться, краситься и причесываться, он указал на спутанные волосы Лауры, болезни и операции не отменяют обязанностей по контракту, об операциях Лаура думать не хотела:
После той, первой, было еще две, на глазах показались слезы, случилась дурная болезнь, она вспомнила старомодное выражение доктора, меня вылечили, но это ничего не меняет, бразилец подытожил:
Расставаясь с тобой, я плакать не буду. Но ты еще заплачешь, он выпустил ей в лицо дым, у меня ты жила, как у Христа за пазухой, я вам словно отец, босс расстегнул засаленные брюки, а дальше справляйся сама, он цыкнул зубом, давай, поработай напоследок
Корабль в Африку отходил из Буэнос-Айреса. Лаура не видела города:
Но я и не хотела смотреть, в порт ее привезли на заплеванном грузовике, иначе я бы думала о том, как мы с Полиной сюда приехали
Лауре казалось, что прошлое никогда не существовало:
Полина давно мертва, как мертва и я, живот свело болезненным спазмом, я никогда не вернусь к семье, никогда не увижу родителей, Лаура больше не молилась:
Бог меня оставил, горько подумала она, вернее, он наказывает меня за грехи. Я хотела соблазнить священника, совратить слугу Божьего с истинного пути. Мое монашество было притворством, я хотела принять постриг не ради Иисуса, а чтобы удовлетворить похоть, она сжалась в комочек, Господь сотворил со мной такое, чтобы преподать урок
Божий суд казался Лауре справедливым:
Если случится чудо, на это она не надеялась, я уйду от мира. Я приползу на коленях в самый захолустный, бедный монастырь и буду просить Иисуса и Мадонну о прощении до конца дней моих, в Бразилии Лаура отказывалась от еды и резала себе руки:
Но клиентов ничего не останавливало, она коснулась воспаленных шрамов на запястьях, даже когда у всех завелись вши, и дон Жером заставил нас побриться наголо. У половины девушек не было зубов, другие болели, но клиенты появлялись каждый вечер
С девушками на корабле Лаура не разговаривала. Соседки по клетушке и не пытались с ней познакомиться.
Мы все молчали, вздохнула она, нам и сейчас нечего обсуждать, она потеряла счет времени:
Нас, кажется, везут целый день, поняла Лаура, что это за страна, куда мы едем, парень объяснялся с ними на английском языке:
Которого девушки не понимают, пришло ей в голову, они не знают, куда они попали, Лаура решила, что они выехали из Южной Африки:
Нас везут на север, она уловила шум, кажется, плещется вода, грузовик закачало, до нее донесся лязг железа:
Это может быть паром, она закрыла глаза, но какая разница, для меня давно все кончено, забившись в угол, Лаура попыталась заснуть.
Река Замбези
В закопченном котелке пыхтела просяная каша. Среди зеленеющей травы саванны поставили грязноватые палатки. Прогнившие мостки уходили в тихое пойменное озеро.
Рядом разлохмаченным канатом привязали проржавевший, когда-то крашеный белой эмалью катерок.
Неожиданным образом на штурвале сохранилась медная табличка на немецком языке. Посудину выстроили во Фленсбурге до прихода Гитлера к власти. Несмотря на сорок лет за кормой, как весело думал Иоганн Брунс, катерок бегал отменно. Альбатрос не удивился немецкой вещи. До первой войны немецкие колонисты жили и на востоке, и на западе Африки:
Его отец ходил в школу, где преподавали немцы, Иоганн искоса взглянул на обвешанного оружием негра, он обрадовался, когда я приехал, стал практиковать язык
Немецкий и английский у Джорджа, как себя называл командир повстанческого отряда, были скованными, но парень обещал стараться:
И он старается, выше каши висел котелок с кофе, он вообще способный
Дымящееся просо шлепнулось в жестяную миску Иоганна. За почти три месяца в Африке Альбатрос привык к здешней еде:
Но к зверью я никогда не привыкну, по кромке озера брел табунок зебр, сначала я жалел, что мне не сделать фотографий, Иоганн напомнил себе, что ему некуда посылать снимки:
Я могу отправить письмо Хайди, он закрыл глаза, но хранить конверты опасно, ей придется избавляться от фото, Иоганн связывался с Сирией раз в месяц. Хайди по местным документам открыла абонентский ящик на почтамте Дамаска:
Ты можешь писать моей американской подруге, грустно сказала девушка, но я боюсь, что тогда я не получу конвертов, потому что Израиль против нашей, ее голос угас. Иоганн коснулся губами смуглой, теплой щеки:
Я тебе говорил, он не выпускал ладони Хайди, я тебя люблю и буду любить всегда. Пока ты здесь, он посмотрел в сторону, в относительной безопасности, о шейхе Саламе Альбатрос старался не думать, а с остальным мы разберемся позже, остальным была их будущая жизнь:
Непонятно, как вырвать Хайди из ее осиного гнезда, грустно подумал Альбатрос, как исчезнуть без следа мне и, главное, где нам обосноваться, он не хотел перебегать на запад:
Мне доверяют, напомнил себе Альбатрос, я член нашего комсомола, старший лейтенант в армии. Мне доверяют, иначе бы меня не послали сюда инструктором, он надеялся, что его вернут в Сирию, уверенно шедшую, как выражались в газетах, по пути социалистического развития:
Тогда я придумаю, как нам с Хайди исчезнуть, вздохнул Альбатрос, но нельзя всю жизнь прятаться от Моссада, ему пришло в голову, что в Африке можно прятаться вечно.
Золотое солнце играло на лоснящихся спинах крокодилов, лежащих на мелководье. Отхлебнув кофе, Иоганн раскрыл перед Джорджем портсигар:
Зебр они не тронули, утвердительно сказал Альбатрос, они что, сытые, командир отряда Народно-революционной армии Зимбабве широко улыбнулся:
Сытые. Вроде капиталистов, которые, успев пообедать одними неграми, не трогают других, Джордж указал на мирно пасущихся в саванне зебр, и дураки думают, что их миновала чаша сия, отучившись в школе в Родезии, командир хорошо знал Библию:
Как и я, понял Иоганн, но я объяснил, что знакомился с Библией в рамках курса научного атеизма, Джордж надеялся попасть на обучение в СССР. Командир жадно слушал рассказы Иоганна о Москве, Ленинграде и Берлине:
Ты везде бывал, грустно сказал африканец, а я только знаю бидонвиль и партизанский отряд
Вставшая на путь социалистического развития Замбия предоставляла свою территорию для баз левых повстанцев в соседних Родезии и Мозамбике:
Куда мы и собираемся, Иоганн допил кофе, на соединение с ребятами из ФРЕЛИМО, так они сокращали португальское название тамошнего Фронта Национального Освобождения, только сначала мне надо встретить в Лусаке второго инструктора
Он забирал еле держащийся на ходу, разбитый джип Джорджа. Мотор катера у Иоганна нареканий не вызывал, а с машиной постоянно случались заминки:
Катер продержится еще лет сорок, он посчитал в голове, посудина увидит новый век, и мы с Хайди тоже увидим
Джип глох почти каждую неделю, но Иоганн надеялся, что машина выдержит два часа пути до Лусаки, пусть и по проселочным дорогам. Командир повстанцев затоптал костер: