Кочевье - Антология 6 стр.

Давно я чижика не слышал,
Давно я пыжик не носил,
С тех пор, как из галута вышел,
С тех пор, как лыжи навострил.

А здесь совсем другие птицы
И ни к чему уже меха,
Стакан арака, ломтик пиццы
И радость нового стиха.

Есть птицы, что поют по вечерам
Извечный ритуал прощания с закатом.
Ты внемлешь их призывным голосам
И вспоминаешь: сам был птицею когда-то.

Ты тоже пел, когда заката луч
Таинственно скользил за крыши городские,
А перед этим на тебя из туч
Спускались звонким чудом капли дождевые.

Волшебная небесная купель
Одаривала чистым вдохновеньем свыше,
Сама собой в тиши рождалась трель,
И женщиной своей тогда ты был услышан.

Эй, ты, человечья единица,
Что дрожишь под буйными ветрами?
Бедная, боишься обнулиться,
В миг какой-то быть уже не с нами.

На большой Земле была ты с плюсом,
Только, в космосе, где нет границы
И Земля, как это нам ни грустно,
Тоже ведь не больше единицы.

Единичка, хоть дрожит, упорна,
Что не вечна, как ребенок злится,
В Землю глубже запускает корни,
В Космос дальний улететь стремится.

Умножает, делит, отнимает,
Стойко бьется в поиске решенья,
В хлопотах порою забывая,
О боязни вечной обнуленья.

Мегазвездная ночь,
чем ты можешь помочь
мне, землянину?
Меньше букашки
шарик наш голубой и озон, что над ним,
тоньше он папиросной бумажки.

Лишь немногим дано
знать, что нам суждено
в этом мире прекрасном и страшном.
Ветром звездным гоним
и пока что храним,
хоть он вечно в бою рукопашном.

В чем и чья здесь вина?
Оседлала война
души наши, как конские спины.
Когда землю свою
мы дотла разорим,
поздно будет являться с повинной.

Мегазвездная ночь,
помоги, хоть отсрочь
нашей грешной планеты кончину.
Может быть, мы успеем,
в себе разглядим
человека сквозь облик звериный.

Он знал паруса, как пять пальцев,
Когда еще юнгою был,
В семью океанских скитальцев
Вошел и диплом получил
С печатью муссонов, пассатов
И подписью южных морей,
И не было среди пиратов
Отважней его и храбрей.
Спускался он с шаткого трапа
На берег, всего ничего,
И шторма когтистая лапа
Не тронула душу его.
И снова он в море, он в море,
Братается с горькой волной,
И горе, проклятое горе
Обходит его стороной.

Реальность выводит из сказки,
Ему девять лет и он спит,
Парнишка прикован к коляске,
А мозг океан бороздит.

Сад утренний, он потаенный,
Не солнцем тронутый, росой,
Когда вхожу в него согбенный,
Не в латах витязя, босой.

Как странник из другого края,
Прошедший через зной пустынь,
Густую тень в себя вбирая,
Мне сердце шепчет: «Поостынь!

Взгляни, как тих он и спокоен,
Какая мощь ветвей, стволов,
Ты разве не устал от войн,
От жара солнца и костров?»

Едва ли жизнь одно боренье,
И разве радость только бой?
Она и садом удивленье,
И знание, что есть покой.

Я в краю живу, где пальмы царственно
Вперемешку с кипарисами растут.
Хороши пейзажи эти яркие,
Только память детства не сотрут.
Я с лесами породнился сызмальства,
Запах хвои у меня в крови.
Где же ты, зеленое неистовство
Первой и утраченной любви?
На судьбу не сетую, не жалуюсь,
Наша жизнь, она всегда права.
Только хочется ну, самой малости,
Между сосен, чтоб в лицо трава.
Мои сестры, сосны корабельные,
Гривою зеленою встряхнув,
Пропоют мне песню колыбельную,
И забуду я про все, уснув.

В саду, где золотилась мирабель,
Встречались в дни, когда мы были юны,
И певчих птиц весенняя свирель
Сулила нам неведомые руны.

Качались незапретные плоды
Над юными хмельными головами.
Любовь в саду жила. Ее следы
Незримые читали мы сердцами.

Лишь в юности умение читать,
Не зная знаков, только чувствам веря,
Природный дар. Я в том саду опять,
Но предо мной уже закрыты двери.

Здесь нет тебя, и нет меня того,
Кто был готов на все, напропалую,
Себя отдав, добиться своего.
Ах, мирабель! Плод золотой целýю.

Я в краю живу, где пальмы царственно
Вперемешку с кипарисами растут.
Хороши пейзажи эти яркие,
Только память детства не сотрут.
Я с лесами породнился сызмальства,
Запах хвои у меня в крови.
Где же ты, зеленое неистовство
Первой и утраченной любви?
На судьбу не сетую, не жалуюсь,
Наша жизнь, она всегда права.
Только хочется ну, самой малости,
Между сосен, чтоб в лицо трава.
Мои сестры, сосны корабельные,
Гривою зеленою встряхнув,
Пропоют мне песню колыбельную,
И забуду я про все, уснув.

В саду, где золотилась мирабель,
Встречались в дни, когда мы были юны,
И певчих птиц весенняя свирель
Сулила нам неведомые руны.

Качались незапретные плоды
Над юными хмельными головами.
Любовь в саду жила. Ее следы
Незримые читали мы сердцами.

Лишь в юности умение читать,
Не зная знаков, только чувствам веря,
Природный дар. Я в том саду опять,
Но предо мной уже закрыты двери.

Здесь нет тебя, и нет меня того,
Кто был готов на все, напропалую,
Себя отдав, добиться своего.
Ах, мирабель! Плод золотой целýю.

Цветут лимонные деревья.
Как сладок запах их цветов!
В плодах же кислота кочевья
И горечь брошенных домов.

Ну, чем ты подсластишь утраты?
Каким ты медом их польешь?
Ешь кислый плод, пусть этой платой
Отметишь то, что не вернешь.

Мороз добавил в снег крахмал
С замерзших простыней,
Тот захрустел и застонал
Под тяжестью саней.

И лошади средь белых ос
Неслись, буланый вихрь,
Которому не брат мороз,
По-зимнему был лих.

Закутан в дедовский кожух,
Под боком, рядом с ним,
Я думал, маленький лопух,
Вся жизнь пройдет средь зим.

Давно то было, я подрос,
Сегодня среди тех,
Кто никогда не знал мороз,
Не мял руками снег.

Хоть я городской и тепличный,
Но все-таки не устаю
В сезон землянично-черничный
Бродить в этом тихом краю.

Взял правило: меньше фейсбука
В такие походные дни.
И даже мобильник без звука,
Когда я ныряю как щука
В черничные полыньи.

А лес? Я к гиперболе строгий,
Но хочется граждан спросить:
Вы видели лес синеокий?
А нет посмотрите под ноги
Глядит на вас взглядом глубоким
Черники зазывная синь.

Казалось бы: в этом ли редком
И столь неказистом леске
Ломиться от ягоды веткам,
Что просится по тарелкам,
О сахарном грезит песке?

В черничные вторгшись угодья,
Нарушив их сладкие сны,
Я самый счастливый сегодня,
С какой ни взгляни стороны.

И я до скончания века
Гулял бы по этой глуши,
Вдали от новинок хай-тека,
Борьбы за права человека
И радужных флагов меньшинств.

Но Запад (такой уж он Запад)
Внушает отечески нам:
Будь другом, дорвавшись до ягод,
Оставь хоть немного зверям.

Ведро донесу до машины,
Прощаясь, взгляну на лесок:
Всех благ, дорогие вершины,
Черничный родной уголок!

Выйдешь на улицу
Солнца последнего ради
Осень паркуется,
Празднично в Хельсинкограде.

Плюшевый день смог приласкать,
Шествуя мимо.
Меряя в пикселях, стала тоска
Менее зрима.

Ты из банальности жизни своей,
Из маргиналий,
Из неприметный фейсбучных щелей
Выполз не зря ли?

Узкое небо цвета фольги
В царстве бетонных блоков,
Флаги, надетые как парики
На черепа флагштоков,

Ждал, что на психику станут давить,
Но обошлось, на диво.
Хоть и октябрь, а такая финифть
Красочней, чем на Мальдивах.

Мысленно лайкну няшный денек
И уберусь восвояси
Майнить поэзию, ждать Рагнарек,
Думать о смертном часе.