И что теперь? ректор казался совсем беспомощным, хотя ещё час назад упрекал в этом же Горобову и других. Мне туда одному как ехать? Дороги не знаю.
Зачем одному? Он поедет, Зинаида ткнула в фельдшера, упреждая любые возражения.
Зинка, я того, всё же попытался увильнуть мужичок. Но женщина, приближенная к колхозной власти и, может, оттого понимающая ситуацию лучше чем кто-либо, волнорезом пошла по зыби столь очевидной слабохарактерности.
Ты мне тут своё «хочу не хочу», Колян, не врубай. Ты хоть того, она щёлкнула по горлу, хоть другого, крутанула перед носом свёрнутые трубочкой ладони, а поедешь! Был бы сейчас перед секретаршей стол, она наверняка завершила бы фразу коронным театральным ударом по нему. Но теперь только притопнула и сделала грозное лицо, сильно сведя брови к переносице. Заметив, что москвичи от её слов притихли, а фельдшер и вовсе сник, Зинаида снова принялась разряжать обстановку, успокаивая: Не боитесь, товарищи дорогие, он в норме. Домчит на полуавтомате. Не впервой.
Что именно было «не впервой» для пьяного: садиться за руль в таком состоянии или ехать в район, выяснить не успели. Дверца машины открылась и оттуда жалобно позвала Николина:
Рудольф Александрович, мне очень больно.
И тут же все подхватились, как при объявлении ураганного ветра. Фельдшер побежал к поношенной «Ниве» в глубине корявого землистого двора. Зинаида бросилась открывать для него хлипкие ворота, а Бережной помогать ей оттягивать на них тяжёлую задвижку. Расспросить, зачем нужна была такая основательная железяка на досках, сколоченных с прорехами в ладонь, Рудольфу Александровичу не позволили обстоятельства. К тому же стало понятно, что в Луховицы ехать и ему. Орлов отогнал «Волгу», освобождая выезд со двора. Пересадив Николину, Бережной и фельдшер тронулись в путь, не мешкая.
Не гони на ухабах, Колян, крикнула Зинаида вместо напутствия.
А вы уверены, что он способен вести машину? вопрос ректора оказался явно запоздавшим «Нива» уже отъехала далеко.
А как же! Да вы не беспокойтесь. У нас и не в таком виде парни рысачат. Довезёт вашу больную как миленький. Тут ехать-то сороковника не будет.
В Луховицах Николину приняли без проволочек. Помогла шумиха, поднятая фельдшером. Быстро осмотрев девушку, пожилая гинеколог вышла к мужчинам, успокоив, что подозрений на внематочную у неё нет и быть не может, ибо она не Дева Мария, чтобы понести от непорочного зачатия.
А вот хронический сальпингоофорит у нее точно есть, добавила женщина, гоняя муху.
Может потом не родить, объяснил Бережному фельдшер, словно в этот момент данная проблема волновала москвича больше всего. А вы мазок взяли? Колян сурово прищурил глаза.
Гинеколог помахала ладонью около носа и сморщилась:
Умник. Воскресенье однако. И уборочная. А то ты не отсуда! ответила она всё с тем же местным выговором. Повернувшись к Бережному, врач стала рыться в бездонных карманах халата, предупреждая тоном скорее угрожающим: Потому и говорю делать у нас нечего. До завтра, конечно, пусть ваша студентка полежит, поколем ей чёй-нибудь, чёб не загибалась, за температурой последим, а дальше решайте, куда везти. Врачиха вытащила наконец из кармана чёрную резинку для волос и стала растягивать ее в пальцах. Бережной, не понимая этих манипуляций, глядел на руки женщины, как заворожённый:
А куда лучше?
Во вы, москвичи, чудные! Без вариантов к вам в столицу. Там хотя б диагностика. Да и лаборанты не нашим чета. А тут чё? врач развела руками.
Бледно-зелёная краска на стенах больницы, крашенных-перекрашенных в сто слоёв, вздувалась от старости. Кое-где она и вовсе лопалась и осыпалась, оставляя на стене язвы, прободные до кирпичной кладки. О давности и изначальном цвете линолеума можно было только догадываться. Старые, вываренные, висели грелки и шланги капельниц, сползало бельё на кушетке в смотровой, лапшой провисали на людях медицинские халаты, гармошкой морщились на головах многократно прокипяченные колпаки. Крахмалом их тут, как в столице, точно никто не «взбадривал». Оттого форма на персонале казалась такой же безвольной, как люди: получится вылечить хорошо, а не получится Впрочем, про второй вариант рассуждать Бережному вовсе не хотелось, а потому он приказал врачу сделать максимум возможного, чтобы привести Николину до завтра в лучшее состояние. Женщина пообещала, но без особой уверенности в голосе.
Выйдя на крыльцо больницы, Рудольф Александрович унюхал пряный запах в кармане куртки и поморщился: «Забирают Николину пусть сами. У меня на завтра другие планы». Рядом молча курил фельдшер впрочем, это ничуть не раздражало Бережного и не мешало ему обдумывать дела на ближайшие сутки.
Обратно поедем? кивнул он на «Ниву», спускаясь с новенького крыльца, выглядящего на фоне старой больницы как бельмо на глазу.
Только до Астапово. В ваш лагерь мне никак нельзя, Николай дёргался всем телом, как на шарнирах.
Как же так? Ведь пяток километров на машине всего ничего, Рудольф Александрович явно не понимал. Поселковый житель нервно засопел носом:
Знаете что, товарищ москвич, я вам не нанимался за бесплатно, да ещё в выходной, кататься туда-суда.
Взмахи руки перед носом, как стрелкой дворников, доходчиво объясняли, с чем связана фельдшерская вредность.
А за бутылку самогона довезёшь? спросил Бережной уже в пути, впиваясь в водителя взглядом; времени на тары-бары было в обрез. Скоро солнце садиться начнёт сентябрь на дворе. И что тогда? По сумеркам в лагерь шлёпать? А у него ещё дело в Астапово. Фельдшер, услыхав предложение, тут же осклабился, как подросток, труды которого наконец-то оценили:
У тёти Маши брать будешь?
«Как всё предсказуемо», мысленно вздохнул преподаватель, а вслух хмуро выдавил из себя:
Где же ещё?..
Про «этилорезерв» Рудольф Александрович узнал в первый же день. Заметив, что некоторые из студентов пришли на ужин навеселе, Бережной тут же справился о поставках самогона.
Откуда дровишки? кивнул он Толику-старшему на выходящих из столовой Соснихина и Савченко. Кирьянов, зная, что тренер никогда не заложит ребят, спокойно доложил:
Старшая повариха снабжает. Она, зараза, тут полдеревни споила.
Точно знаешь? Бережной не любил оговаривать кого-то, не будучи уверенным. Кирьянов с уверенностью кивнул:
Матвей доложил. Он у этой долбаной тёти Маши постоянно берёт. Алкаши чёртовы, всю страну пропили!
Уймись! охладил преподаватель пыл Кирьянова, прославившегося своим умением критиковать всё и вся и частыми недовольствами. И ещё: предупреди Стасика. Увижу его в таком вот виде, Бережной кивнул на Мишу и Гену, вилявших по дорожке к бараку, пусть пеняет на себя.
Да говорил я ему уже, пожаловался Кирьянов беспомощно и жалко одновременно. Разве Стас послушает? У него от колхоза стресс.
Зато у Горобовой никакого стресса не будет, если она выведет их на чистую воду. А ведь она выведет, ты её знаешь. Так что предупреди Доброва ещё раз.
Ладно, пообещал Толик вяло. Только вы, Рудольф Александрович, чем на пацанов давить, лучше бы с поварихой поговорили. Если не будет предложения, спрос сам по себе отпадёт.
Преподаватель, оглянувшись, проговорил тихо, с присвистом:
Слышь, Кирьянов, такими фразами ты будешь разговаривать с Владимиром Ильичом на уроках политэкономии. Со мной не надо Отмахнувшись тогда, теперь Бережной подумал, что вовремя удержался и не припугнул Марию Николаевну, а то где бы теперь брать спиртное для подобревшего вмиг фельдшера?
Только я вас прошу, Николай, об одном: ни единой душе не говорите о том, что я купил вам самогон. Мне и без того хватает среди коллег доброжелателей, не то приказал, не то попросил Бережной.
Фельдшер весело подмигнул и прижал указательный палец поперёк губ:
Я чё ж, не понимаю? Таких говнюков везде па-ално. Ты, москвич, не перживай: я могила. Мужчина протянул руку. Обменявшись рукопожатиями, они договорились не «выкать».
Ну, вот и ладно. И ещё одна просьба: будем ехать через Астапово, тормозни на минуту у крайнего дома.
Это какого такого? морщины на лбу шофёра превратились в складки.
Самый крайний, с кружевными наличниками и голубыми ставнями. Такой ухоженный он у вас один, объяснил Бережной, мысленно вспоминая уютный домик.
Ты про Гитлера в юбке? фельдшер чуть не въехал в яму. Машину резко дёрнуло. Мужик матюгнулся.
Смотри на дорогу, лихач, Рудольф Александрович еле сдержался, чтобы не обозвать попутчика погрубее. Козлёнка мы ей привозили сбитого, так я забыл там кое-что. Понял?
А-а. Ну понял, понял. Деревенский житель вырулил на ровную трассу. Про историю с козлёнком он, фельдшер, не мог не знать. И всё же широко улыбнулся: А то я уж подумал, что ты к незамужней немке решил подкатить.