Она самая красивая под солнцем.
Гремит уличный бой. Ургу пытаются удержать гамины, но с сопок, тесня противника, растекаются лавиной войска барона Унгерна.
Унгерн со своим штабом стоит возле монастыря Кандан, наблюдая в бинокль за боем.
Оборачивается к свите и говорит:
Возле реки гамины здорово держатся.
Встречается глазами с Сомовым, щурится, цедит:
Ну что, координатор? Координировать легче, чем землю жрать?
Барон, образность вашего языка меня подкупает.
Мой маленький анфан тэррибль, история простит мне мой язык история не простит только одного бездействия
Вы позволите мне покинуть вас?
Караван в Харбин ожидается послезавтра.
Я имею в виду передовую, барон, передовую.
И не дождавшись ответа барона, Сомов пустил коня вперед.
Сомов пришпорил коня и пустил его туда, в самое пекло уличного боя. Унгерн долго смотрел ему вслед, потом подмигнул Ванданову и сказал:
Скоро вернется. Штабист. А в седле, между прочим, держится неплохо. Только здесь не Елисейские Поля.
А то место, куда скачет Сомов сейчас, гостиница для офицеров-гаминов, превращенная в крепость: два пулемета держат все улицы под обстрелом.
Сомов спустился в город, привязал коня к заборчику, лег рядом с казаками.
Ну? спросил он. Что лежим? Устали?
Ваше благородие, из пулеметов садят, головы не подымешь. Вон сколько наших покосили.
Гранаты есть?
А какой толк? Не достанешь их. Там штаб у них, офицеры живут.
Отползайте за пагоду, попросил Сомов, не все, не все. Вы постреливайте, шумите больше.
Трое казаков отползли вместе с Сомовым к лошадям. Сомов достает из кожаного подсумка веревки, бросает их казакам.
А ну привязывайте меня под брюхо.
Ваше благородие, лошадь повалят, вас замнет.
Ну! прикрикнул Сомов. Быстренько.
Выносится из-за маленькой пагоды конь, несется во весь опор через площадь к зданию хунхузского штаба, туда, где пулеметчики засели. Конь без седока, на седло накинута попона цветастая, видно, какому князю конь принадлежал. Пулеметчики смотрят на коня, который несется через площадь, смеются, говорят что-то друг другу. Один из них скручивает лассо, чуть поднимается с земли хочет заарканить коня, но в это мгновение Сомов бросает две гранаты одну за другой. Грохочут разрывы, ржет конь, поднявшийся на дыбы, ревут казаки, бросившиеся в штыковую.
Сомов берет левой рукой нож, который был зажат у него во рту, перерезает веревки, акробатически выпрыгивает из-под коня, катится кубарем по земле, быстро отползает к заборчику, перемахивает через него.
Тот молоденький, ласковый офицер, который захватил Дариму, сейчас хлещет девушку по щекам, тащит ее к машине. А она вырывается от него, то и дело оборачиваясь к востоку туда, откуда гремят залпы унгерновских орудий. Гамины, пробегающие мимо офицера, который тащит за собой девушку, вытягиваются по стойке «смирно», козыряют офицеру. Он что-то кричит им на своем языке. Они помогают ему бросить Дариму в машину. Девушка пытается выбраться из машины, но офицер снова бьет по лицу и в яростном остервенении срывает у нее сережку точь-в-точь как та, что у Мунго в мочке.
Сомов с казаками и с монгольскими солдатами вот-вот настигнет машину. Но нет, офицер приник к пулемету, установленному на заднем сиденье. Двое гаминов бросили Дариму на пол, прижали ее ногами, и, поливая огнем преследователей, машина скрылась в переулке.
Выскакивают из штаба гамины с поднятыми руками и офицер, и унтер-офицер, и солдаты. Проходят мимо Сомова, который сидит на коне запыхавшийся, шапка прострелена пулей, лицо исцарапано в кровь шальным осколком. Он смотрит на проходящих мимо гаминов и видит на каменистой твердой земле, как капельку крови, сережку. Он поднимает сережку с земли, смотрит в бинокль на машину, в которой увозят девушку, весь подается вперед и видит номер: Л-293.
Оборачивается, замечает медленно въезжающего в город Унгерна со свитой, козыряет барону.
Унгерн подъезжает к нему вплотную, улыбается.
Умница, говорит он, не ждал.
И треплет Сомова по щеке, будто девушку. Ванданов и охранники бегут к тюрьме.
Они открывают тюремные ворота. Ванданов бежит мимо ящиков заключенные провожают его радостными, в слезах улыбками. Останавливается напротив ящика Мунго, срубает шашкой замки с ящиков, в которых томились Хатан Батор и Мунго, выводит их из тюрьмы шатающихся, окровавленных, счастливых. Их окружают казаки, помогают им сесть на коней. Ванданов возвращается в тюрьму и спрашивает первого сидящего в ящике:
За что сидел?
Против гаминов говорил.
И правильно говорил. Свободен.
Срубает замок, выпускает из ящика человека, переходит к следующему.
За что сидел?
Свою дочь гаминам не отдал.
Свободен.
Разрубает ящик, выпускает человека. Подходит к следующему:
За что сидел?
За то, что большевик.
Ванданов молча стреляет человеку в лоб, подходит к следующему ящику с тем же вопросом
ГРОМАДНАЯ ПЛОЩАДЬ ПЕРЕД ХРАМОМ БУДДЫ.
На трибуне император, Унгерн, Хатан Батор вместе с Мунго, Сомов, доктор Баурих, Ванданов, главы дипломатических миссий.
Медленным шагом на середину огромной площади выходит глашатай. Он объявляет:
Великому воину Унгерну, освободителю Монголии, спасителю желтой веры, император дарует титул «дархан хошой чин ван» великий богатырь, князь непобедимый.
Ревет площадь, взлетают в небо желтые лисьи шапки, палят из ружей стрелки.
Поднимается Унгерн, нервно мнет белую папаху в левой руке, говорит:
Император! Братья солдаты! Бог привел меня к вам для того, чтобы отдать жизнь в борьбе против развращенного Запада. Вожди должны быть восстановлены на престолах! Народ изживет из себя яд либеральных веяний, а мы вернемся обратно сюда, в великую Азию, которая может принадлежать только азиатам. Отсюда идет великое избавление миру.
Грохочет оркестр. На площадь выскакивают маски драконов черные, желтые, мелово-белые, красные начинается мистерия ужаса. Разноцветные маски прыгают вокруг громадного желтого черепа, кланяются ему, завывающе поют в его честь древние гимны.
Вдруг маска желтого черепа, взмахнув неестественно длинными черными палками рук, что-то кричит протяжное, длинное. И все остальные маски а их больше тридцати, падают ниц и медленно уползают в распахнутые ворота храма. Череп кланяется трибунам и, пятясь, скрывается в воротах.
С противоположной стороны вбегают два певца. Кланяются трибунам. Начинают соревноваться в песне.
Первый поет:
Назови ты мне три острых!
Второй отвечает:
Голодающего зубы,
Умирающего взоры,
Солнца луч меж облаками!
И спрашивает первого:
Назови мне три обманных!
Первый отвечает:
Эхо горное обманно,
Сон обманен в этой жизни
И мираж в пустыне знойной!
Убегают певцы с площади, провожаемые овацией. Из ворот храма медленно движется маска «желтый череп», на распростертые его черные руки надеты две громадные клетки с орлами.
Череп приближается к тому месту, где сидит Унгерн, кланяется барону и говорит:
Эти орлы сражают врагов, лис и дзейрин. Великий воин, желтая вера хочет, чтобы эти орлы охраняли тебя днем и ночью.
Унгерн, поднявшись, низко кланяется черепу. Два казака из его охраны ставят клетки с орлами возле барона.
На площадь выбегает глашатай:
Император Богдо Гэгэн пожаловал славного воина Хатан Батора Максаржава должностью военного министра!
Ревут люди на трибунах, летят в голубое небо желтые лисьи шапки, палят в небо стрелки. Кланяется людям Хатан Батор Максаржав. Потом, опустив руку на плечо Мунго, говорит:
Если я стал военным министром, то Мунго пусть будет эскадронным первого монгольского полка.
И снова на площадь выскакивают маски и продолжается мистерия. Гремит оркестр. Невидимый глазу хор лам поет буддийские песнопения.
И все это время, пока продолжается мистерия, Сомов медленно пробирается среди зрителей ближе к Мунго, стараясь не упустить его из поля зрения.
А когда глашатай объявил перерыв в мистерии, а император пригласил Унгерна и Хатан Батора к себе во дворец выпить зеленого, пахучего, с салом ицахантасом, монгольского чая, Сомов подошел к Мунго и положил ему руку на плечо.
Тот, обернувшись, сразу узнал Сомова, и они обнялись, как старые знакомые.
Слышал, слышал, сказал Сомов, теперь ты такой большой начальник, что можешь забыть мое имя.
Мунго ухмыльнулся и ответил:
Тебя зовут Сомов, а начальником я быть отказался.
Почему?
Ищу Дариму.
Где ты думаешь ее искать?
Не знаю Где-нибудь на юге.
Сомов, покачав головой, говорит:
Нет, Мунго. Ты сделал одну ошибку, а сейчас хочешь сделать вторую: на юге ее нет.
А мне хоть сто ошибок лишь бы найти ее.
Сомов, достав из кармана красную сережку, положил ее на ладонь и сказал:
Машина Л-293. Ушла с ней на север. Так что погоди, Мунго. Погоди