Но собравшиеся вскоре представители Вирджинии приняли резолюцию «отказать Его Величеству в праве на вывоз преступников из страны для судебного разбирательства». И на следующий день губернатор окончательно распустил их. Точно так же поступила Ассамблея Северной Каролины, и точно таким же путем было распущено ее губернатором.
В году 1770-м, 5-го марта, жестокий бунт, порожденный бешеной враждой между солдатами и гражданами, в котором несколько из них погибли, еще более настроил людей против сих средств тиранической власти, и память о нем в течение нескольких последующих лет будоражила умы мирных жителей, тем самым постоянно сохраняя проснувшийся в них дух независимости.
Омерзительная пошлина на чай была утверждена в 1773-м году нет такого американца, который бы не помнил, как она проявила себя, особенно в Бостоне.
В том же году, желая сокрушить как его тогда называли «дух мятежа», Англия приняла постановление о том, что теперь все государственные чиновники будут независимы от колоний и впредь получать свои жалованья непосредственно от короны, без согласия на то колониальных ассамблей.
И эта мера, в своем стремлении лишить американцев их прав и сделать из них простых рабов, еще и усилилась, вместо того, чтобы напротив умерить пыл американцев в желании жить в абсолютно свободной стране.
Во всех больших городах Массачусетса стояли воинские подразделения, каждое со своим командиром, с хорошо налаженной системой сообщения между собой, и всем стало ясно, что между Англией и униженными и оскорбленными ею колониями вскоре вспыхнет война. Примеру Массачусетса последовали и другие провинции, а посему подобные гарнизоны возникли и у них по всей стране.
В ответ на это, и иные подобные ему проявления решимости противостоять британскому правительству, парламент огласил «Бостонский портовый акт», как справедливое наказание этого стоявшего во главе мятежа непокорного города.
В сентябре 1774-го года состоялся первый съезд, на котором присутствовали представители одиннадцати колоний.
Съезд заявил о правах американских колоний, принял немало важных и смелых решений и, закончив свою работу менее чем за восемь недель, завершился, согласившись созвать очередной съезд 10-го мая.
Никто, кто в целом знает историю нашей страны, не нуждается в напоминании о том. Что произошло в следующем незабываемом 1775-м году, когда родилась наша Революция.
Рассказ о сражении у Лексингтоне был передан в Великобританию заседавшим в тот отрезок времени Конгрессом Массачусетса, а завершался он такими словами:
«Обратившись во имя справедливости нашего дела, к Небесам, мы решили либо погибнем, либо будем свободными».
Вслед за битвой при Лексингтоне быстро последовали взятие Тикондероги и Кроун-Пойнта и битва при Банкер-Хилле они стали для Англии убедительным уроком и свидетельством того, что уничтожить или хотя бы умерить живущий в сердце каждого американца дух свободы дело тяжкое и очень непростое.
С тех пор «мятежники», как их называли в Англии, не страшили никакие трудности и не смущали никакие опасности, они неуклонно продвигались вперед, что закончилось тем, что наши наглые угнетатели признали, что американцев нельзя победить и заставило Великобританию признавать и уважать независимость людей, которых она с такой легкостью и безнаказанно доселе презирала и оскорбляла.
Таким образом, судя по характеру этого, непосредственно предшествовавшего нашей Революции, периода, события которого, без сомнения, известны каждому любителю книг об американской истории, ясно, что мое детство прошло в самый разгар обуревавшего страну волнения, и каждый год этого периода времени был отмечен невероятно интересными и захватывающими дух событиями.
ГЛАВА I
Я родился в восточном приходе Роксбери, штат Массачусетс, 30-го января 1763 года.
Ничего необычного в жизни человеческой не случилось, о чем бы я мог упомянуть до той поры, когда мне исполнилось семь лет.
Мой отец портной человек небогатый, имел большую семью и, решив, что теперь я сам смогу позаботиться о себе, отдал меня под опеку фермера по имени Пелхэм. Дом, в котором жил этот джентльмен, находился там, где в то время пробегала Роксбери-стрит [1].
Я прожил у него пять лет, выполняя по дому и на ферме посильную для моего мальчика моего возраста и силы работу. Все же я считаю, что слишком много страдал, что, несомненно, чистая правда, если сравнивать мою тогдашнюю жизнь с жизнью других моих одногодков. Мальчикам свойственно жаловаться на свою судьбу, особенно когда они живут не дома. Они не отличают плохого от хорошего, но рассматривают все в общем и оценивают свою жизнь как истинно плохую, в то время как на самом деле, она в общем-то, не так уж и несчастна.
Я прожил у него пять лет, выполняя по дому и на ферме посильную для моего мальчика моего возраста и силы работу. Все же я считаю, что слишком много страдал, что, несомненно, чистая правда, если сравнивать мою тогдашнюю жизнь с жизнью других моих одногодков. Мальчикам свойственно жаловаться на свою судьбу, особенно когда они живут не дома. Они не отличают плохого от хорошего, но рассматривают все в общем и оценивают свою жизнь как истинно плохую, в то время как на самом деле, она в общем-то, не так уж и несчастна.
Некоторое время я был недоволен своей судьбой и желал каких-нибудь перемен. Я часто жаловался своему отцу, но он не обращал на мои жалобы внимания, полагая, что у меня нет веских для них оснований, и что их природа простое недовольство, которое скоро само пройдет.
Все чаще и чаще я слышал красочные выражения недовольства правительством Великобритании, долгое время накапливавшиеся и теперь свободно звучавшие повсюду из уст представителей всех рангов общества отцов и сыновей, матерей и дочерей, хозяев и рабов. Дух недовольства пропитал землю со всех сторон неслись стоны и жалобы на несправедливость и беззаконие. А за ними вскоре последовали насилие и мятеж.
Почти все долетавшие до моих ушей разговоры были о несправедливости Англии и тирании ее правительства.
Совершенно естественно, что неукротимый дух неповиновения просто не мог не овладеть более юными членами общины они, постоянно слышавшие жалобы, теперь сами должны были стать жалобщиками. Я и другие подобные мне мальчики, думали, что все наши проблемы должны быть устранены, а права соблюдаться, но раз никто не высказал желания выступить в роли исправляющего, дело восстановления наших прав стало нашим долгом и нашей привилегией. Напрямую прилагая те заявления, которые мы слышали ежедневно касательно притеснений со стороны метрополии, к себе самим, мы считали, что мы более угнетены, чем наши отцы. Я думал, что я весьма несправедлив к себе, оставаясь в рабстве, в то время как я должен был быть свободен, и что пришел тот час, когда я должен сбросить путы и создать собственное правительство или, иными словами, поступать так, как считаю правильным.
Во всех великих начинаниях всегда нужен друг, от которого всегда можно получить и помощь, и совет. Люди нуждаются друг в друге, и редко какое-либо замечательное достижение было осуществлено в одиночку и без посторонней помощи. Я чувствовал надобность действовать в унисон с кем-то, кто руководствовался теми же мотивами, что и я, и имел перед собой подобную задачу.
Я искал такого друга и нашел его в своем старом приятеле Джоне Келли, парне не намного старше меня. Ему я и поведал свои взгляды и намерения касательно дальнейших своих действий.
После множества тайных разговоров и установления взаимного доверия, мы пришли к эпохальному выводу, что ныне мы живем в состоянии рабства, отнюдь не подобающему сыновьям свободных людей.
По нашему мнению, мы были сами в состоянии удовлетворять все свои желания, нести все тяготы жизни и в протекции отнюдь не нуждаемся.
Вскоре мы составили наш план, суть которого состояла ни в чем ином, как сперва обеспечить себя всем необходимым, а потом покинуть наши дома и направиться прямо в Провиденс, штат Род-Айленд, где мы надеялись работу моряками на борту какого-нибудь судна.
Нашей самой большой трудностью было собрать необходимые для нашей экспедиции вещи. Все, чем мы владели, мы, увязав в два небольших узелка, спрятали в ближайшем к нашим домам сарае.
Местом нашей встречи было назначено крыльцо церкви, стоявшей тогда там, где сейчас располагается дом преподобного м-ра Патнэма. [2] В соответствии с уговором я нашел своего друга Келли на месте, в восемь часов вечера 18-го апреля в канун памятной битвы при Лексингтоне.
Первый вопрос, который задал мне Келли, был такой: «Сколько у тебя денег?» Я ответил: «Полдоллара». «У меня столько же, заметил Келли, хоть я и мог взять у старого тори столько, сколько хотел, но мне подумалось, что мне не стоит брать больше того, что мне положено по праву».
Я не знаю, почему он так поступил может, исходя из своих понятий о честности, а может, из страха подвергнуться преследованию, если бы он присвоил что-то такое, что сделало бы его достойным такого преследования. Келли жил у джентльмена по имени Уинслоу, высоко ценимого за свою доброжелательность и другие добродетели, но, будучи другом королевского правительства, он подвергся стигматизации клеймом «тори» и признанием врагом своей страны в конце концов, был вынужден уехать после того, как британские войска ушли из Бостона. Затем, после небольшого совещания, около девяти вечера мы выступили в путь и шли до Джамайка-Плейн, где, остановившись у порога церкви преподобного д-ра Гордона [3], решили отдохнуть и снова посоветоваться.