Зато нарядили меня так, что я вздохнуть не могла. Поверх нарядной рубашки еще и выходное платье, расшитое золотом и самоцветами. Весило это чудо не меньше пуда и удобно в нем было, как в каменном мешке. Но тут уж пришлось прикусить язык мне: не оборванкой же перед светлые государевы очи являться. Другие вон тоже на себя по десятку килограмм парчи, бархата и самоцветов носят и ничего. Придется и мне потерпеть.
Платье до времени уберите, распорядилась я. Мы с царевной Ириной к исповеди скоро пойдем. Негоже в церковь в таком виде являться.
Слава Богу, на какое-то время меня освободили от этих доспехов и заменили из простым бархатным платьем черного бархата. На голову приладили такую же шапочку с покрывалом: при желании в него можно было закутаться с головой. И отпустили с миром замаливать земные грехи перед тем, пока я еще не натворила новых.
Узкими коридорами и бесконечными лесенками я в сопровождении Агафьи добралась до дворцовой церкви. Перешагнула порог и временно ослепла от яркого света сотен свечей. Когда я вообще последний раз была в церкви? Не помню
Ирина уже ждала меня, одетая так же просто, с покрытой головой. И в тот же момент из боковой церкви вышел священник высокий, дородный мужчина в просто черной рясе и с большим крестом на груди.
Ты иди первая, шепотом сказала Ирина. Я пока помолюсь.
Я шагнула вперед и по какому-то наитию опустилась на колени перед батюшкой. Господи, я же вообще ни разу в жизни не исповедовалась!
Слушаю тебя, дочь моя. Чего ты хочешь?
Исповедаться хочу, святой отец.
На заутрене сегодня была ли?
Была.
Тогда слушаю тебя. Какие грехи исповедать хочешь?
Гордыню, батюшка. Загордилась перед невестками своими, посчитала их ниже меня по происхождению.
Сожалеешь ли об этом?
Сожалею. Все мы дети господа.
Отпускаю тебе грех сей малой епитимией: трижды в день читать «Отче наш». Еще в чем грешна?
У меня в голове не было ни единой мысли.
Супружеский долг свой добросовестно ли и с любовью исполняешь?
Да, батюшка.
О других мужчинах, помимо супруга, мечтала ли?
После свадьбы никогда.
Грешишь ли чревоугодием и винопитием?
Грешна чревоугодием: хочется иной раз яств заморских.
Отпускаю тебе грех сей: почаще молись богу, чтобы он помог тебе тать равнодушной к земным соблазнам. Греховные мысли и соблазны разные испытываешь ли?
Нет, батюшка. Только молюсь, да о здоровье супруга тревожусь.
Священник накрыл мне голову куском материи и забормотал что-то не очень разборчивое. Надо полагать, отпускал мне мои прегрешения.
Ступай дочь моя с миром, и не греши. Отпускаю тебе все твои прежние прегрешения, вольные и невольные.
Я поцеловала священнику руку и поднялась с колен. Вот и все. Оказывается, это гораздо проще, чем вылечить застарелый радикулит.
Все хорошо? с тихой улыбкой шепотом спросила меня Ирина. Покаялась?
И покаялась, и отпустили мне все грехи. Иди ты теперь.
Подожди меня. Нужно про лекарства поговорить.
Я кивнула головой и принялась рассматривать богатый иконостас. Неожиданно для себя почувствовала какое-то странное умиротворение на душе, словно ее и правда очистили. И легкая тревога перед тем, что ожидало меня вечером, отступила. Воистину, Бог милостив.
А вот и я, услышала я голос Ирины. Хочешь, пойдем ко мне, Кое-какие лекарства я уже достала.
Светлица Ирины была далеко не такой роскошной, как моя. Простое покрывало на кровати, простая мебель. Словно и не царевна тут жила. И множество образов на стене почти как в церкви.
Мазь дня через три будет готова, А настойка через три недели. Мне лекарка посоветовала пока просто растирать спину отваром шалфея.
Что-то я про такое средство никогда не слышала.
Спасибо тебе. Буду ждать.
Как государь?
Сегодня вечером узнаю точнее, не удержавшись, похвасталась я.
Дай Бог, чтобы после исповеди сегодня понесла ты. Пока государь тебя любит
Вот тут она была права на все сто процентов. Какое-то время Иван Васильевич потерпит, подождет долгожданного младенца, а потом Один Бог знает, как он со мной поступит. Или смирится с тем, что поздно ему уже еще детей иметь, или прикажет отправить меня в монастырь, а себе изберет новую супругу.
Неожиданно для себя самой я заплакала от страха. Ведь точно может отправить в какой-нибудь дальний монастырь. Вот где всласть намолюсь о грехах своих! Царь скоро пятьдесят, пора о внуках думать, а не о детях. Двое сыновей есть, что еще?
Неожиданно для себя самой я заплакала от страха. Ведь точно может отправить в какой-нибудь дальний монастырь. Вот где всласть намолюсь о грехах своих! Царь скоро пятьдесят, пора о внуках думать, а не о детях. Двое сыновей есть, что еще?
Ирина бросилась меня утешать:
Не горюй, не надо. Бог милостив: царь к тебе привыкнет и никуда от себя не отпустит. Пора уже с одной женой век доживать.
Да, по-моему тоже пора. Только читала я в предыдущей жизни, что на склоне лет Иван Васильевич возжелал взять себе жену из Англии, послов туда слал, подарки дорогие. Умная Елизавета еле-еле отбилась от такой напасти. А потом и государя не стало.
Скорее бы лекарство было готово. Как царю полегчает, так и характер будет помягче
Глава шестая. Перемены.
Царевна Елена о болезни царевича знает? спросила я у лекаря.
Царевна в обморок упала, когда услышала.
И что, так в нем и лежит до сих пор?
Н-не знаю.
Так узнай! И повитух к ней собери побольше. Как бы с младенчиком чего не случилось.
Эти мои слова слышали немногие, но слышали. И когда после смерти царевича на следующее утро царевна Елена разрешилась мертвым младенцем, по дворцу пополз нехороший шепот: ведьма. Все заранее знала.
Дворец облачился в траур по двум царевичам: наследнику и мертворожденному. На царя было страшно смотреть. Он часами сидел неподвижно, уставившись в одну точку и только шептал молитвы. Молились и все остальные.
Сорок дней прошли, как страшный сон. И все эти сорок дней я ходила то за царем, то за царевной Еленой, жизнь которой была в серьезной опасности. И только на сороковины она открыла глаза и осмысленно поглядела вокруг.
Как ты, царевна? спросила я.
Жар спал, а ночью случился кризис: царевна вспотела так обильно, что простыни и сорочку впору было выжимать. Ее переодели в сухое, обтерли ароматическим уксусом, переменили постель.
Благодарю, государыня. А Ванечка?
Царевича погребли сорок дней назад. Вместе с твоим мертворожденным сыном.
Кара господня, прошептала царевна. Священника зовите, исповедаться хочу. Грех на мне страшный.
Я поднесла к ее запекшимся губам кружку с маковым отваром. Грех это в церковь, мое дело помочь выздороветь.
Мы с Ванечкой задумали тебя и государя отравить. Он в Александровскую слободу за снадобьем ездил. Вот Бог и наказал.
А нас-то с государем травить за что? изумилась я.
Царевна поглядела на меня тяжелым взглядом.
Засиделся Иван Васильевич на троне, да еще тебя чуть ли не рядом посадил. А годы уходят. Пора было Ивану царем становиться.
Я только покачала головой. Точно дети малые: хочу сидеть на троне, значит, папаньку с мачехой нужно отравить ко всем чертям. Логика, конечно, железная.
Теперь мне один путь схима, словно в бреду шептала царевна. Отцарствовалась Елена Премудрая. Бог не дал злодеянию свершиться.
Тебе решать, сухо сказала я. Только схима не схима, поправляться тебе еще долго. Лежи, набирайся сил. А священника я тебе пришлю. Злое вы дело с царевичем задумали, царевна, да Бог вам судья. А я на тебя зла не держу.
В этот момент в светлицу вошла царевна Ирина, исхудавшая за эти дни до прозрачности.
Как царевна? шепотом спросила она.
Очнулась. Свяшеника зовет.
Неужели?
Нет, поправится.
Тогда зачем?
Покаяться никогда не поздно, загадочно ответила я,
И покинула светлицу несостоявшейся царицы, где, если честно, уже начала задыхаться. У меня были гораздо более важные дела.
Отметили сороковины, как полагалось. Снадобья, приготовленные царевной Ириной, давно были готовы. На сорок первый день после смерти царевича я молча вошла в покои супруга, слегка ошалевшего, по-моему, от такой наглости, и тихо сказала:
Лекарство готово. Ложись, государь.
И грозный Иван Васильевич послушался меня, как дитя малое. Я растерла его мазью сабельника и сказала:
Укутайся поплотнее, государь. И полежи чуток.
И ушла. Позже мне донесли, что царь почти мгновенно заснул чуть ли не впервые за все это время. Так что на следующий день я повторила тот же номер.
Никаких разговоров, никаких утешений, никаких ласканий. Типа пришла медсестра, сделала процедуру и ушла. Через неделю Иван Васильевич вышел из своих покоев суровый, но спокойный, и повелел немедленно собрать боярскую Думу. Там он официально объявил наследником престола царевича Федора, но не одного, а с соправительницей и супругой царевной Ириной. А буде у них дите, то ему наследовать трон предков.