Колокольное дерево. Книга стихов - Андрей Земсков 3 стр.

Снова месяц висит ятаганом

Месяц взвился в небо ятаганом,
Как его клинок остёр!
То ли светят звёзды над курганом,
То ль вдали горит костёр.

Путь наш никогда не будет близким,
Хоть вовсю гони коней
Степью  по камням, по обелискам
Да по волнам ковылей.

Думы, как сухарики в котомке,
Переломаны, черны.
Воля  а мы всё рыщем, словно волки,
Всё бежим, как от чумы.

Долго слышно, как тоскует песня,
Уплывая за курган.
Только всё грозит из поднебесья
Нашим душам ятаган.

Время всё чаще приносит печальные вести,
Не прибавляя ни песен, ни встреч, ни улыбок.
Кружку по кругу не пустишь: собравшимся вместе
Не за что выпить. И круг этот зябок и зыбок.

Выйдешь из дома за хлебом  вернёшься не скоро.
Хлеб нынче горек  а сладким он, в сущности, не был.
Выйдешь  с холма обернись и запомни свой город.
Просто запомни, что вышел ты просто за хлебом.

Нет, не бывает разлук на минуту, на вечер.
Если разлука  навечно. И даже при встрече,
Руку пожав, ощущаешь  расстались навечно,
Встретились поздно, другими, остались далече.

Время подкинет козырные новые карты.
Время обманет, но честно,  ты знал, что обманет.
Что ж ты стремился в поэты, в художники, в барды?
Все эти песни, картины растают в тумане.

Вот и стоишь ты на старой разбитой дороге,
Вот и не в силах шагнуть. Где найти эти силы?
Надо идти. Подгоняют пропетые строки,
Гонят мазки на холсте: будь уверенней, милый.

Ты же так смело писал о любви и о смерти,
Ты же всё знал о расплате за смелость такую.
Что же  иди и не бойся земной круговерти.
Время подарит тебе круговерть неземную.

Всё меньше нас на этом берегу,
Всё крепче держат нити Гулливера.
Подчинена иным понятьям вера.
Я ничего поделать не могу.

Писать и петь бессмысленно уже,
Кричать или шептать нет смысла тоже.
Дешевле стала жизнь, а смерть дороже,
И мира нет ни в мире, ни в душе.

Повремени, мой ангел, посиди
Вдвоём со мной на старой доброй кухне.
Пока над головой снаряд не ухнет,
Свети, моя коптилочка, свети.

Всё горше человеческий исход.
Во сне тревожно вздрагивают дети.
Блокадная зима на всей планете,
Стремительно стареет Новый год.

Всё меньше нас. И всё же  не грусти,
И всё же улыбнись, взмахни крылами,
Мой ангел,  ты всегда был между нами
Посредником и светом на пути.

Стикс подо льдом. А где-то в глубине
Горит свеча упавшею звездою.
Когда я стану дымом над водою,
Лишь ты, быть может, вспомнишь обо мне.

Слишком остро, конечно же,
      всё это слишком остро 
Белизна снеговых широт,
      синева высот.
Мы с тобой полетим
      на какой-нибудь дальний остров,
Где нет сотовой связи,
      где вязью пчелиных сот

Разукрашено солнце
      смешнючее, в конопушках,
Где подёрнута влагой
      старинных дубов кора,
Где из форта над гаванью
      в полдень стреляет пушка,
А к полуночи входит в гавань
      большой корабль.

Это лето, конечно же,
      всё это наше лето.
Это мы предъявляем
      разлукам закрытый счёт.
Слишком много зелёных листьев,
      тепла и света
Никогда не бывает.
      Всё время  ещё, ещё!

Ночь в окошках небесных
      уже зажигает свечи.
Ни о чём не жалеть 
      это всё для себя решить.
Слишком просто шагнуть
      синеве и ветрам навстречу
И остаться на краешке мира,
      и просто жить.

Вот и стало хорошо, где нас нет.
Стёрли память в порошок жернова.
Сколько зим, ты говоришь, сколько лет?
Между строчек проросла трын-трава.

Ни проехать, ни пройти Что с того,
Что нам выпало летать между звёзд?
В океане есть один островок,
На который путь один  звёздный мост.

Там, на острове зима  не зима.
Там в ночи всё те же песни звучат.
Там шиповник, резеда, бузина,
И рассветом край земли не почат.

Там тропа тебя ведёт, как сестра,
Крепко за руку держа,  не споткнись.
Там ушедшие друзья у костра
Вечерами пьют, как прежде, за жизнь.

С ними холодно-тепло-горячо
Нам на этом берегу тишины.
Но внезапно тронет ночь за плечо:
Там, где нет нас,  хорошо. Где же мы?

Всё пройдёт, ты говоришь, всё пройдёт,
И рассвет перехлестнёт через край.
Мост качнётся  и звезда упадёт.
Загадай вернуться в срок, загадай.

Марии Маховой

Шторма утихают.
        Она закрывает глаза.
Из рук её, выскользнув, падает на пол тетрадь.
Ведь должен же быть кто-то «против»,
        где все  только «за».
Ведь должен же кто-то огонь маяка зажигать.

В портовой таверне гуляет фартовый народ.
Всевышний беспечно следит
         за вращеньем планет.
А рында рыдает в ночи и на помощь зовёт.
На помощь зовёт 
         и как будто спасения нет.

Зажала в тиски нашу Землю холодная тьма,
И колет шипами штурвальная роза ветров.
Но должен быть кто-то
         ещё не сошедший с ума
В тоске сумасшедшей,
         в безумии шумных пиров.

Она открывает глаза.
         Здесь никто никому
Не должен, конечно.
         Но кто-то стоит у руля.
И тоненький луч прорезает кромешную тьму,
И радостный крик раздаётся:
        «По курсу  земля!»

Всё верно, всё правильно.
        Делай, что должно,  и пусть
Рассвет будет ярким, а море  спокойным. Пока
Она видит сны, тот корабль отправляется в путь,
На крыльях своих унося свет её маяка.

Елене Касьян5

Парящей над бездной,
       живущей у самого края,
Не спящей в ночи
       от внезапно возникшей тревоги
Господь зажигает свечу.
       И она, догорая,
Сияет звездой путеводной тому, кто в дороге.

Тому, кто, как лист,
       оторвался от ветки однажды
И, ветром гонимый,
       летит над землёю осенней,
Тому, кто, упав у ручья,
       умирает от жажды,
Небесной свечи маячок дарит веру в спасенье.

Не сложно пройти по черте,
        нарисованной мелом.
Не просто понять за чертой,
        как мы все одиноки.
Летящая птица не властна
        над собственным телом,
Когда оперение рвут вихревые потоки.

И падает птица 
        но, кажется, будто взлетает.
И пламя всё ярче,
        и небо всё ближе и ближе.
И тьма отступает,
        и над горизонтом светает.
И ветер, стихая, полынные волны колышет.

На красных скалах, брат мой «Пересвет»6,
Мы посидим  две раненые птицы 
Там, где размыты времени границы:
Ни прошлого, ни будущего нет.

Там только море, небо и ещё
В закатный цвет окрашенные камни.
И может быть, я поживу, пока мне
Ты подставляешь ржавое плечо.

Десятки ран в твоей стальной груди:
Ты был мишенью для морских орудий.
Тебя на отмель выбросили люди,
В тумане сбившись с верного пути.

Теперь мы оба, брат мой, на мели.
Наш порт приписки  адмиральский остров,
Где якоря крестами над погостом
И траверсом над морем  край земли.

На красных скалах, брат мой «Пересвет»,
Вся наша жизнь  кочующее лето.
По золотым полянам первоцвета,
По радуге давно минувших лет

Я к силуэту твоему бегу.
Стать ветром и волной  судьба такая.
И может быть, ты поживёшь, пока я
Ещё пою на этом берегу.

Утренний остров Рейнеке, кофе на костерке.
Если во что и верится  в здешнюю тишину.
Если о чём и помнится  только о пустяке,
Только о белом ирисе и о тропе к нему.

Мы поспешили с возрастом резко уйти вперёд
К лучшему или к худшему  выяснится в конце.
Крылья даются каждому  важно начать полёт,
Выстроить ноты правильно и отыграть концерт.

Важно понять мелодию, строчку не упустить,
Важно вернуться вовремя и перестроить шаг.
Жизнь на запястье фенечкой вяжет простую нить,
Память о белом ирисе вечно хранит душа.

Вечное лето острова, красных его камней,
Лодочка перевозчика через пролив Ликандр7.
Если однажды сбудется, мы поплывём на ней.
Остров, тропа, история, белый цветок, стоп-кадр

Духи города, где вы,
         хранители старых подъездов?
Ключ под ковриком, ящик для писем,
         цветы во дворе
Духи города, где вы,
         весёлые ангелы детства?
С кем играть в новом веке
        родившейся здесь детворе?

Всюду офисы, двери железные,
        джипы у входа
Где театрик-мансарда со сказкой,
        закутанной в плед?
Я хожу по осколкам
        старинного Нового Года,
Я пытаюсь нащупать
        оставленный временем след.