Колокольное дерево. Книга стихов - Андрей Земсков 5 стр.

Нигде мне не будет так хорошо, как в этом неухоженном, но прекрасном месте. Ибо именно здесь прошла лучшая часть моей жизни.

Не грусти, что кораблик уплыл
И обратно вернётся не скоро.
Не грусти,  не хватает чернил
И над письмами Элеонора
Проливает слезу,  и слеза
В волны строки её обращает.
Поднимает корабль паруса
И прощается с ней. И прощает
Ей разлуку  почтовый конверт 
Остающийся дом с мезонином
И тот город, стремящийся вверх,
В облака над Амурским заливом.

Как давно  Боже мой, как давно
Били склянки на старом корвете, 
И она открывала окно,
И трепал её волосы ветер.
Жизнь прожить  не перо обмакнуть
В синеву,  не хватает простора.
По волнам отправляется в путь
На кораблике Элеонора.
Не грусти! Запечатай конверт,
Обучайся у чаек отваге
Жить без дома, как старый корвет
С парусами из тонкой бумаги.

По ком на родине звонят колокола 
Морские рынды затонувших кораблей?
Душа застирана от соли добела, 
Не разглядеть полоски тёмные на ней.

Как чайка белая, над городом парит
И растворяется в тумане навсегда.
Прощай-прощай от Эгершельда до Зари.
Погода лётная, солёная вода.

Прощай-прощай, наш музыкальный чердачок 
Шкатулка с песнями, окошко на залив.
Оплачен гамбургский, но не кабацкий счёт.
Уходим, ни гроша с собой не захватив.

Мигают бакены созвездьями в ночи,
Мерцают свечки в кельях маленьких кают.
О ком-то близком в небе колокол молчит.
О ком-то дальнем склянки на море поют.

Как хорошо мы плохо жили

Тюремный коридор малосемейки,
Седьмой этаж и нерабочий лифт.
Мы в этих стенах сотворить сумели
Весёлый мир с окном не на залив,
А лишь на крыши, на кольцо трамвая.
Баляева, а дальше Луговая,
Ветра и чайки, чайки да ветра,
И разговор за чаем до утра.

Наш мир обогащался не деньгами,
А песенками, коим грош цена,
Весенним гололёдом под ногами,
Стаканчиком дешёвого вина,
Десятком верных зрителей в подвале,
Что гордо мы «аншлагом» называли,
Хватая жизнь буквально за обшлаг.
Нам дорог был наш маленький «аншлаг».

Итог закономерен и печален:
В руках журавль, синица в небесах,
Швартовный кнехт на островном причале
И первые снежинки в волосах.
Проигран мир, как старая пластинка.
Мы выключаем свет. Прощай, гостинка!
Пусть будет здесь уютнее другим.
Маршрутка ходит на «Ородруин».

Ни воды морской, ни лиха я
Не хлебнул ещё пока.
До свиданья, бухта Тихая,
За окошком облака.

Задрожала стрелка компаса
Там, где нас уже не ждут,
Тридцать первого автобуса
Закругляется маршрут.

Там над морем скалы высятся
И ступенями дома.
Там под утро лечь, не выспаться
Проще, чем сойти с ума

От потерянного образа,
Недописанной строки
И тоски, что душу год назад
Разрывала в лоскутки,

А теперь, тихонько тикая,
Чуть пульсирует в груди.
До свиданья, бухта Тихая, 
До того, что впереди

Нам обещано дорогою,
Возвращающей домой, 
Бесконечной и высокою
Между небом и волной.

Открыт закрытый порт Владивосток

На пограничье неназванных стран,
Неисчислимых миров,
Словно подлодка, уходит в туман
Город солёных ветров.

Там я однажды покину вагон
И, растворяясь в тиши,
Щепочку тела подкину в огонь,
В море  щепотку души.

Кончится время в песочных часах,
Чтобы начаться с нуля:
Небо в глазах, седина в волосах,
Вечное «право руля»,

Вечное лето, по курсу маяк,
Синяя гладь и восторг,
Чайки над городом, радость моя,
Солнечный Владивосток.

Всё возвращается  только поверь
В силу своих парусов.
Время находок и время потерь
В колбе песочных часов

Перемешалось  и живы все те,
Кто не бросал якорей.
И субмариной скользит по воде
Город свободы моей.

На пограничье неназванных стран,
Неисчислимых миров,
Словно подлодка, уходит в туман
Город солёных ветров.

Там я однажды покину вагон
И, растворяясь в тиши,
Щепочку тела подкину в огонь,
В море  щепотку души.

Кончится время в песочных часах,
Чтобы начаться с нуля:
Небо в глазах, седина в волосах,
Вечное «право руля»,

Вечное лето, по курсу маяк,
Синяя гладь и восторг,
Чайки над городом, радость моя,
Солнечный Владивосток.

Всё возвращается  только поверь
В силу своих парусов.
Время находок и время потерь
В колбе песочных часов

Перемешалось  и живы все те,
Кто не бросал якорей.
И субмариной скользит по воде
Город свободы моей.

Когда-нибудь, тяжёлый на подъём,
         я поднимусь легко
Над мостовой, над струнами моста,
         звенящими под ветром.
И город мой, благословив меня,
         проводит далеко.
Расстаться с ним  бродяге со своим
         сто первым километром.

Как много здесь оставлено следов,
         исхожено дорог!
Словно гимнаст под ярмарочный гул
         по проволоке тонкой,
По проходным дворам я прохожу.
         И делает виток
Душа моя, как чайка в облаках
         над старой Миллионкой.

Владивосток  туманы и дожди
         над Рогом Золотым.
Литой трубач под знаменем застыл,
         всегда вперёдсмотрящий.
Сквозь времена, сквозь ветры перемен
         и паровозный дым
Он видит вновь седые крейсера
         и парусник летящий.

Когда-нибудь я возвращусь туда,
         где было всё не зря 
Портовый шум, трамвайные звонки,
         ненайденные клады, 
Где, как бы ни тянули вниз меня
         стальные якоря,
Всегда поднимут в небо паруса
         «Надежды» и «Паллады».

Как просто приходит осень 
Без бури, без гроз.
Лишь скрипнут земные оси
Небесных колёс.

Постскриптумом  бабье лето,
Чьи краски просты,
И словно венок сонетов 
Венец из листвы.

А мне по колено море
В раскисшем дворе,
А мне стороною горе.
Всё точки-тире:

Стучит по стеклу морзянка
Скрипичным ключом.
А в том, что бывает зябко,
Никто не при чём.

А то, что бывает тяжко,
Спишу не спеша.
На флотской груди тельняшка,
В полоску душа.

Сентябрь за окном шаманит
Почти что сто лет.
А струны лежат в кармане,
А книжка  в столе

И. А. Ефремову10

Там, где древние стены
Исчезают за миг,
На краю Ойкумены
Не кончается мир.

Из простого сюжета
Вырастает роман 
И корабль Баурджеда
Держит курс в океан.

Где огромные звёзды
Выше всех пирамид,
А Земля  только остров,
Продолжается мир.

Где папирусный парус
Разрывают ветра,
Мореходу осталось
Верить в силу пера.

У творца под рукою
Только шорох страниц.
За Великой Дугою 
Ни царей, ни границ.

Как Вселенной ужиться
С теснотою квартир?
Книга в руки ложится 
И рождается мир.

На нашем острове нет грачей 

Мы пожалеем об этом после

Прощальный парус скрылся вдалеке,
Нелепа мысль о зрелищах и хлебе.
Синица-осень замерла в руке,
Журавлик-лето растворился в небе.

На острове беспечная пора,
Её тепла ещё надолго хватит.
Ещё ручными кажутся ветра
И розовеет море на закате.

Задумчиво глядит на белый свет
Маяк старинный на осколке суши,
И горький дым полночных сигарет
Печалью лёгкой наполняет души.

Когда под утро пара строчек вдруг
Родится за бессонницу в награду,
Синица-осень выпорхнет из рук
И улетит навстречу снегопаду.