А если не унимался Клюкин.
Напоминаю: демократию и политику я только что запретил. Всё разбегаемся по рабочим местам.
И Мышкин объявил собрание закрытым.
5. Бабушка русской демократии
Бросив эпикриз азиата на секционный стол, Мышкин вернулся к себе. Литвак увязался следом, продолжая на ходу его рассматривать.
Дмитрий Евграфович многозначительно глянул на часы, потом на Литвака. Тот притворился, что не понял.
Жень, мне переодеться надо, попросил Мышкин.
Так и переодевайся. Мешаю? Ты же не баба.
Вот именно. Поэтому особенно раздражаешь. Я ведь могу черт-те что подумать о твоей сексуальной ориентации.
Говядина пропала в литваковской бороде, но сказать он больше ничего не успел. Послышался металлический лязг: широко отворилась входная дверь и ударилась о стенку. Мышкин выглянул по лестнице спускались санитары с носилками.
Клиент прибыл, сказал Мышкин. Будь другом, пойди глянь.
Литвак мрачно развернулся и пошаркал в прозекторскую.
Оставшись один, Мышкин неторопливо разделся до трусов хоть и подвал и потолочный вентилятор сутками не выключается, но жара и сверху достает. Надел свежий, только из прачечной, халат жестяный от крахмала. Как-то он обронил, что любит жесткий крахмал. Клементьева, ни слова не говоря, взялась контролировать кастеляншу. «Димулька любит, чтоб халат на полу стоял», повторяла Большая Берта, возвращая плохую работу. Мышкин не подозревал о такой заботе и всегда хвалил кастеляншу.
Он прошел в мертвецкую и остановился на пороге в восхищении. Полгода, каждое утро одно и то же, но Мышкин так и не привык к новенькому моргу и всякий раз радовался, будто зашел сюда впервые.
Всего шесть месяцев назад морг Успенской клиники представлял собой жуткое зрелище поле Бородинского сражения после мародеров. Голые трупы с разрезанными и крупно зашитыми животами валялись тут как дрова на полках, на полу, в общей куче без различия пола, возраста и причины смерти. Различались только бумажными номерками, привязанными к ногам. Бывало, что востребованного покойника искали в куче полдня, а то и до вечера. Родственники зверели, считая, что работники морга столь цинично-безжалостно вымогают деньги. А сотрудники ПАО сами готовы были помереть от стыда и занять в морге освободившиеся места. Особенная круговерть возникала, когда бумажные номерки отрывались, все путалось, трупы терялись, санитары и прозекторы сходили с ума, и часто вместо своего покойника несчастные родственники получали чужого.
Так продолжалось много лет. При Литваке путаница стала вообще привычной и системной. Иногда, правда, возникали обстоятельства из ряда вон, когда покойного удавалось найти и выдать за десять минут. Такие случаи считались и вовсе ненормальными.
Рефрижератора в морге не было никогда, а древняя холодильная установка «ЗИС», построенная еще при товарище Сталине, больше охлаждала не покойников, а сотрудников. Сотрудники часто простуживались, а трупы уже на второй день после прибытия покрывались лиловыми, потом синими пятнами, раздувались от стремительного газообразования и, бывало, даже взрывались.
Литвак к происходящему относился философски, а вот санитары, зашибающие левые деньги за гримирование покойников, были очень довольны.
Когда Мышкин стал заведующим, он не сразу, но решил, что систему надо ломать. Подтолкнула его случайная фраза Клюкина.
Когда же это кончится, Дима? Смотри, вот молодая красивая девушка. А рядом с ней пропойца, бомж, а может, и преступник. Неприлично. Как ты считаешь?
И Дмитрий Евграфович решительно направился к главврачу.
Вы, Сергей Сергеевич, назначили меня заведующим, напомнил он.
В самом деле? удивился Демидов. Не может быть!
Как не может? опешил в свою очередь Мышкин.
Если ты мне напоминаешь, как я управляю кадрами, то, безусловно, считаешь меня идиотом.
Нет-нет! в панике воскликнул Мышкин. Скорее себя!
Ну, это ближе к истине. А себя за что?
Вы возложили на меня определенную ответственность.
Возложил, согласился Демидов. Не буду отпираться и вводить прокурора в заблуждение.
И на себя, таким образом, тоже возложили.
И это преступление беру на себя. Ты чего хочешь? Говори по-человечески.
Театр начинается с вешалки. А Успенская клиника с морга, заявил Мышкин.
Театр начинается с вешалки. А Успенская клиника с морга, заявил Мышкин.
Вот это да! поразился Демидов. А я-то, по неграмотности думал, что всё наоборот: моргом клиника заканчивается. Неправильно?
Правильно, великодушно согласился Мышкин. Но не совсем: ПАО тоже визитная карточка клиники. Ее обратная сторона. И по состоянию мертвецкой люди тоже судят, как мы здесь работаем и чего от нас можно ожидать. Точно так же по состоянию бесплатных общественных туалетов можно судить о цивилизованности нации. Вы хоть раз были в нашем морге?
Еще нет. Но давно мечтаю. Приглашаешь?
Да: приглашаю на экскурсию «Путешествие в мир прекрасного». Прямо сейчас. Дальше откладывать просто невозможно. Неприлично, считает прозектор Клюкин и весь народ с ним.
Ну, если народ застегнул пуговицы халата главврач.
Из путешествия в мир прекрасного Барсук вернулся злее черта. Через полторы недели Еврофонд выделил полтора миллиона швейцарских франков, и еще через неделю из Женевы прибыло настоящее чудо, сверкающее никелем и вороненой сталью полное, под ключ, оборудование для морга. Осталось только собрать.
Теперь у каждого клиента свой нумерованный пенал с автономным охлаждением, исчез неистребимый запах формалина, смешанный с метаном трупным газом. Каждый сотрудник ПАО теперь получил индивидуальный шкафчик со своим отдельным душем и туалетом, а для всех, на десерт, Фонд прислал самую настоящую сауну, из которой все работники ПАО, включая Большую Берту, по субботам не вылезали с часу до девяти вечера. Специально для таких суббот Мышкин за свои покупал два ящика пива, а Клементьева готовила четыре килограмма буженины с чесноком.
Ну как? спросил главврач. Доволен?
И Дмитрий Евграфович чистосердечно признался:
Я просто счастлив. Теперь и у нас, как у людей.
Иди и работай еще лучше!
Оглядевшись еще раз, Мышкин направился в угол, где на полу лежал обычный сосновый гроб из некрашеных досок. Гроб был заколочен, но сбоку зияла дыра, в которую могла бы пролезть кошка. Только там была не кошка. Дмитрий Евграфович ударил ногой по гробу. Оттуда послышались возня и злобное шипение. В гробу жил африканский питон.
А на секционном столе Мышкина лежал свежий труп старуха, исхудавшая так, что кожа на желтоватом теле обвисла складками. Лицо в черноморском загаре, нос даже облупился: последствия лучевой терапии. Казалось, что голова одного человека приделана к туловищу другого.
Мышкин не торопясь взял большой секционный нож, сбалансировал его в руке, медленно поднял, чтобы вскрыть труп своим знаменитым приемом секундным взмахом от гортани до лобка, чему каждый раз, будто впервые, восторгался Клюкин.
Эй-эй! Стой! Дима, остановись! Стой кому говорю! Не режь!
Нож остановился. К Мышкину спешил Литвак, отгребая в сторону воздух правой рукой.
Не вскрывай! крикнул он.
Ты чего, Жень? удивился Мышкин. Что с тобой?
Это с тобой сейчас что будет! Отставить вскрытие!
С какой стати? Совсем уже окосел?
Есть требование не вскрывать.
Кто потребовал?
Кто-кто!.. Я, по-твоему? возмутился Литвак. Кто еще может потребовать?
Родственники, что ли? Мышкин опустил руку с ножом.
А ты думал?
Что-то они зачастили в последнее время, эти родственники проворчал Мышкин. Так и на науку ничего не наскребешь положил нож на стол и взял историю болезни.
Так-с, Салье Марина Евгеньевна11, 77 полных лет, обширная опухоль головного мозга, левая височная доля, с метастазами в молочные железы и паховые лимфатические узлы, которые при поступлении пациентки не просматривались. «Значит, проросли уже в клинике, отметил Мышкин. Быстро дело пошло» А вот еще метастазы в грудной отдел спинного мозга. «Ну-ка, глянем еще раз, какой ты к нам пришла»
Прочитав предварительный диагноз, Мышкин с неодобрением покачал головой: поступила в приемный покой явно неоперабельной. Основные назначения: лучевая терапия («Мертвому припарки!» хмыкнул Мышкин) и цитоплазмид, максимальная концентрация, капельницей каждые два часа непрерывно. То есть двенадцать раз в сутки, в том числе и ночью.
Он дошел до эпикриза и вдруг отшвырнул историю болезни и крепко выругался.
История полетела прямо в лицо Клементьевой, но Большая Берта с кошачьей ловкостью успела поймать ее в воздухе.