Ход этот рекламный, разумеется, имел сногсшибательный успех. Оборот был колоссальный. На заднем дворе только успевали из Парижа подводы разгружать с товаром.
Ну и купец Елистратов остальным купцам стал поперек горла. Всю торговлю им порушил. Не выдерживали они конкуренцию с его «торговлей». И собрались они один раз в трактире и удумали наехать, выражаясь современным языком, на купца Елистратова. Наняли бомбиста Родиона Карамазова. (Достоевский, замечу в скобках, потом в своих двух романах «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы» этого «бомбиста» на двух своих литературных героев разделил Родиона Раскольникова и Дмитрия Карамазова. Соединить в единое целое ему наше ведомство не позволило. А вот у меня роман тринадцатый «Бомбист Каракозов и прочая бомбистская публика» уже в замыслах и там я все в единое целое соединю. Тот роман будет о годах благословленных, освободительных шестидесятых годах девятнадцатого века. Впрочем, мы отвлеклись. Продолжим.)
Родион все это дело по уму обделал, чтобы на купцов, заказчиков, в случае чего, подозрение не пало. В «бутик» этот, т. е. в «бордель от Маньки», как простой покупатель пришел. Купил перчатки и потребовал, чтобы его по полной программе обслужили. Разумеется, столь незначительную покупку «обслуживать» отказались. Обсмеяли с ног до головы и из «бутика» вышвырнули.
Погодите у меня, заорал он и пригрозил им кулаком, обтянутым только что купленной перчаткой, я вам еще устрою. Пожалеете еще, что любовь мою отвергли.
И на следующий день им устроил. И все бы прошло гладко у него, если бы на его беду мимо не проходил в то время со своими людьми полковник Сизый Семен Иванович. Он к князю Павлу Петровичу спешил. Ведомство его как раз по соседству в Аничковом дворце располагалось.
Как он спас Маньку Мармеладову и ее «подружек» от верной смерти, вы уже знаете. А на его строгий вопрос: «Так что, Маня, будем продолжать в маскерад играть или все-таки скажем, из-за чего он свое бомбометание устроил?» она ему насмешливо ответила: «Родька, студентик этот, сам, наверное, не знает, зачем он эти бомбы в нас кинул, кто ему нашу смерть заказал? и добавила лукаво: Павла Петровича спросите. Он мастер такие ребусы разгадывать!» «Так и я мастер, засмеялся полковник, и разгадал бы да некогда!»
Впрочем, что тут разгадывать? Обычные разборки между русскими купцами. Только одна, конечно, закавыка. Купец Елистратов и Манька наша тоже по России, то бишь по ведомству Павла Петровича числились. Но, согласитесь, не все же нам тайны в Истории Отечества разгадывать! Нам бы свою, Соловецкую, тайну разгадать.
Глава вторая (начало) сон тридцать пятый
Александр Сергеевич объявился в нашем уезде в середине той зимы, сразу же после «воскрешения» Суворова. Кто он и откуда, никто не знал. Сам же о себе он таинственно молчал, но иногда ставил нас в тупик. Вдруг что-нибудь предскажет невообразимое. Его на смех подымут. А на следующий день и сбудется! Я уже не помню, что именно сбывалось.
Николай Rostov. Фельдъегеря генералиссимусаО Пушкине еще много чего Павел Петрович мне порассказал. Я ему верил и не верил. Но окончательно убедился, что почти все в его рассказах правда, когда познакомился с Катишь Безносовой, племянницей графа Большова. И хочу заверить вас, мои дорогие читатели, что наш великий поэт пошалил весьма изрядно в 1805 году: и за уездными барышнями волочился, и в карты играл, и с драгуном Марковым стрелялся, и с Катишь тайно обвенчался. Обвенчался точно так, как потом он в своей повести «Метель» описал. Об этом я в романе «Фельдъегеря Времени» напишу и всю правду о фельдъегерях поведаю.
В расположение наших войск драгунский ротмистр Марков прибыл в два часа по полудню.
«Доложите господину генералиссимусу!» грубо сказал он мне. «Что доложить, ротмистр?» строго спросил я его. «А то и доложите, рявкнул драгун, что прибыл!»
На крик его из палатки вышел Александр Васильевич. «Что, брат, солоно?» спросил он драгуна. «Солоно! предерзко ответил драгун. Прикажите дать водки!» «О деле сперва! Доставил письмо?» «Доставил!» «Водки ему, герою! крикнул тогда Александр Васильевич. Заслужил». «А вы ее, ваша светлость, со мной не выпьете?» вдруг спросил Марков. «Да я ее, сам знаешь, редко пью!» «Так и я ведь ее, подлую, редко пью. Только когда похмеляюсь или кого поминаю!» «Что ж, братец, ответил ему вдруг горько Александр Васильевич, давай их помянем!»
Тут прискакал посыльный от Багратиона.
«Господин генералиссимус, турки тронулись!» «А французы?» «Стоят французы!» «Трубить сбор, весело закричал Александр Васильевич. Шары воздушные в небо! Как, обратился он к Маркову, не захмелел? Полетишь?» «Полечу, Александр Васильевич!» «С богом, милый! расцеловал он Маркова. И прости нас с князем, если сможешь. Армию нашу те фельдъегеря сберегли. Они же, умники турки с англичанами, нас, дураков, до самого Константинополя без единого почти что выстрела допустили! Думали, кузькину мать тут нам показать! Да забыли, верно, что наша она мать, хоть и кузькина! Что-то я разговорился сильно. Лети, братец! Покажи Британскому флоту мать нашу!»
Денис Балконский Ипполиту Балконскому, февраль 1806 г. Из ставки А. С. СувороваПолностью это письмо можно прочесть в моем романе первом «Фельдъегеря генералиссимуса». И признаюсь честно, что о Маркове Гавриле Гавриловиче в том романе вот еще что я написал.
Роль сего драгунского ротмистра во всей этой истории с двадцатью пятью пропавшими фельдъегерями настоль загадочна и мрачна, что я чуть было не изменил своему правилу (использовать только подлинные имена и фамилии) и вторая буковка его фамилии чуть не взяла барьер из третьей буквы и его фамилия не превратилась в Мраков!
Удержался. К тому же, господа читатели, вы, наверно, помните случай, который произошел в 1807 году на параде Победы в Париже с драгунским полковником Марковым и двумя императорами Павлом Ι и Наполеоном!
Нет?
Напомню.
Обходя войска перед парадом, два императора остановились перед драгунским полком. Наш император шепнул что-то на ухо французскому и тот тут же, не раздумывая, снял со своей груди орден Почетного легиона.
Чтобы приколоть орден к груди нашего драгуна, Наполеону пришлось встать на цыпочки: Марков не слез с коня, а лишь наклонился. Явно, ему не очень хотелось получать сей орден. И все же Наполеон дотянулся до его груди. Тут же драгун дал шпоры своему гнедому, и тот чуть ли не встал на дыбы, чтобы французский император уж точно не смог дотянуться до драгунской щеки. Император имел привычку шлепать награжденных по щеке или трепать за ухо.
Суворов за всю эту кампанию девять человек убитыми потерял, а наши потери: двадцать пять фельдъегерей и один гусарский корнет. Правда, замечу, мы их потеряли по вечной нашей беде: напились пьяными и заснули и случился пожар в доме того корнета. Видно, кто-то свечу горящую опрокинул. Вот кто эту свечу опрокинул, до сих пор не знают!
Путали следствие очень сильно. Даже говорили, что не сгорели они, а на дороге были те фельдъегеря и зарезаны.
Все бы так, но корнет-то гусарский сгорел! Ему-то кто свечу эту опрокинул?
Келер. Ведомство (Сто лет под грифом «совершенной секретности»). М., 1907 г. С. 68Эту книгу я в кабинете князя Николая Андреевича Ростова нашел, когда писал свой роман первый. Вся она испещрена была пометками, сделанными рукой Павла Петровича. Так что если и не был он знаком с генералом Келером, то книгу сию читал. Правда, удивительно, как он мог читать ее, изданную в 1907 году? Ведь умер он при довольно странных обстоятельствах в 1825 году. Но это так, к слову. Уж больно занимательную на полях пометочку он сделал напротив келеровского вопроса: «Ему-то кто свечу эту опрокинул?»
Граф Большов свечу эту корнету опрокинул!
Превесело, не находите? Но он свободно, дорогие мои читатели, эту пометочку специально мог сделать, чтобы напраслину на графа возвести.
К пресечению и выявлению привлечь «француженку». Заодно и свои грехи старые в монастыре замолит.
R.«Француженке» Жаннет Мане Келер целую главу посвятил, а о Бутурлине как-то вскользь и небрежно пренебрежительно: «с дуэльным шампанским известного бретера и ловеласа Бутурлина» (см. эпиграф к послесловию моего романа первого «Фельдъегеря генералиссимуса», так как книжку Келера «Ведомство (Сто лет под грифом «совершенной секретности»)» вряд ли когда переиздадут). А этот «бретер и ловелас», муж нашей Жаннет, в 1815 году в чине генерал-майора Конногвардейским полком командовал!
И странно, что о «пресечении и выявлении» аглицкого шпиона в Соловецком монастыре ни слова.