А я люблю грозу, она освежает, пальчики Эллин выбивали задорную дробь по клавишам машинки.
Да, гроза увеличивает процент озона, отозвался Хьюго.
Фу, мистер инженер, вы так всё приземляете, шутливо попеняла ему Мирта. А кстати, вы ведь тоже ходили в Палас
Найдите того, кто не был в Паласе, рассмеялся Перри.
Ну, вы, Перри, наверное, и не выходили оттуда, отпарировала Мирта, так вот, согласитесь, Паласы решали целый ряд проблем.
Ну, с этим никто не спорит, отмахнулся Норман. Но человечество решало эти проблемы и до Паласов.
Вернёмся к допаласным методам, засмеялся Рассел. Но Паласы жалко. Всё-таки в них вложен труд. Придумать, создать систему, всё отладить у создателя Паласов была светлая голова. Чем они мешали?
А чем мешало рабство? рассердилась Мирта. Конечно, были и крайности. Но это же не причина, чтобы всё разрушать.
Причиной была война, пожал плечами Норман. Просто надо было вовремя остановиться и не пытаться захватить всю Русскую Территорию. В конце концов, если русские хотят жить вперемешку с цветными, это их дело. Но нет! Мы должны защитить белую расу, привить русским расовую гордость. И прививали. Пока нас самих не оккупировали. А теперь, что ж, всё логично. Они победители. И как мы хотели переделать их под себя, так они теперь переделывают нас.
И что же, Элли пыталась шутить. Нам теперь жить вперемешку с цветными?
Самооборона обещала защитить нас от этого. А Паласы? Это не самое важное. Даже к лучшему.
Почему? удивился Перри.
Не будет межрасовых контактов на интимном уровне, веско объяснил Норман.
Хьюго посмотрел на часы.
Леди и джентльмены, наше время истекает. Кто сегодня казначей?
Я, Норман шумно отодвинул стул и встал. Милые дамы, вы как всегда в первую очередь.
Весело, но очень чётко Норман подсчитал сделанное и достал пакет с деньгами.
Да, Перри, ты обещал Джен доплату. Джентльмен должен держать слово.
Я пошутила, быстро сказала Женя.
Зато Перри был серьёзен. Не так ли?
Под холодным взглядом Нормана Перри отделил от своей пачки несколько кредиток и подал их Жене.
Расходились с шутками по поводу ранней грозы и закрытых Паласов. Хьюго предложил Жене проводить её, но Женя предельно вежливо отказалась.
Шёл сильный дождь, и над городом ещё громыхала гроза, хотя раскаты были уже глухими.
В конце квартала Женя услышала сзади шаги и оглянулась. Ее нагонял Хьюго.
Я всё-таки провожу вас, Джен.
Но
Нет-нет, не спорьте, Джен. Давайте вашу сумку.
Он пытался развлекать её, но она отвечала невпопад и вскоре решительно распрощалась. Знает она этих провожающих! Её уже провожали. И тоже были в восторге от её ума и так далее Не хочется и вспоминать об этом.
Она почти бежала по тёмным мокрым улицам. Война кончилась, но светомаскировку многие по привычке не снимали, и ни одного светящегося окна. Будто все вымерли. Гроза уходила, и дождь заметно ослабел. Но пальто промокло, и туфли насквозь. Что же она завтра наденет? Опять печку топить, а дрова на исходе Ну, вот и забор, калитка. Женя сложила зонтик и, уже не защищаясь от дождя, отпирала и запирала все двери. Поднимаясь по лестнице, она слышала, как течёт с неё вода. Не зажигая света, она прошла на кухню. Сбросила туфли и пальто, поставила сумку и уже тогда вошла в комнату.
Когда Эркин очнулся, он не сразу понял, что произошло. А поняв сначала он разозлился. Всё-таки залезла! Алиса как-то сумела втиснуться к нему сбоку так, что её голова теперь лежала у него на плече, и её дыхание щекотало ему кожу. Сейчас он соберётся с силами, встанет и переложит её. Лишь бы не проснулась и не заревела. Он осторожно попытался высвободиться, но она, что-то сонно пробормотав, ещё и руку ему на грудь положила. И тут он услышал шаги на лестнице Всё, теперь всё, конец. Убивали за меньшее. Страх окатил его ледяной волной, шевельнув волосы на голове. На лбу и скулах выступил пот. Открылась дверь шаги на кухню раздевается идёт в комнату
Женя прислушалась. Два ровных сонных дыхания сливались в одно. Спят голубчики. Ну и хорошо. И тут она наступила на что-то мягкое. Что это? Тедди? Что он делает у двери? Она быстро подошла к столу, нашарила и зажгла коптилку. Сейчас она Алисе задаст за такое! И тут она увидела. Постель Алисы пуста одеяльце скомкано и сброшено на пол Где Алиса?! Она повернулась к кровати.
И сразу увидела потное блестящее лицо Эркина и закрытые, зажмуренные глаза. Да что это такое?!
Ещё не веря, она взяла коптилку и подошла к кровати. Показалось ей или нет? И рывком отбросила одеяло.
Он лежал на спине, вытянувшись во весь рост, даже не пытаясь прикрыться, а рядом, за ним, прижавшись, обнимая его, лежала Алиса.
Эркин слышал потрескивание фитиля и рискнул приоткрыть глаза, но лицо Жени показалось ему таким страшным, что он зажмурился. Затем он почувствовал, как сорвали одеяло. Он знал, что она увидит, и знал, как это можно понять всё, это конец
Женя стояла как в столбняке. Тельце Алиски казалось особенно белым и нежным рядом с этим тёмным костлявым телом. Головка у него на плече, ручка с растопыренными пальчиками на его груди, задравшаяся рубашка Коптилка дрожала у неё в руке и, чтобы не сделать ничего, не вылить горючку прямо на него, Женя отвернулась и долго, очень долго шла к столу. Поставила коптилку и постояла, глядя на огонёк, пока не заболели глаза. Потом вернулась к кровати и спокойно, будто будто ничего особенного не случилось, очень спокойно и осторожно взяла дочку на руки. Алиса сначала цеплялась за него, потом открыла глаза и заулыбалась.
Мам, ты?
Я-я, маленькая.
Тут гроза была, сонно заговорила Алиса, я испугалась так.
Женя укладывала её, укрывала, а она всё рассказывала.
А мы играли Мам, а я Эрика в глаз ударила нечаянно и вдруг, Мам, это ты?
Я-я, спи.
Ага. А гроза кончилась?
Кончилась. Спи.
Сплю, согласилась Алиса.
Женя укрыла её, подоткнула одеяльце. Выпрямилась. Провела ладонью по лбу, как бы соображая, что же ей сейчас делать, и, почувствовав на себе взгляд, обернулась.
Он лежал по-прежнему, как она оставила его, и смотрел на неё. Она пошла к нему, и тогда он заговорил. Женя не сразу разобралась в этом захлёбывающемся рваном потоке слов.
Женя, клянусь она сама Эркин торопился выговорить, пока нет, не оправдаться, но хоть сказать, объяснить, хоть что-то, нет гроза была она испугалась, залезла я заснул Женя, нет, пальцем не тронул Женя я гнал её Женя, не надо пощади Женя
Она уже стояла рядом, а он всё говорил дрожащими прыгающими губами, и слова выходили невнятные, не те. Женя хотела остановить его. Говорить она не могла и потянулась закрыть ему рот рукой, но он ловил её руки и всё говорил, говорил, и речь его становилась всё более неровной, задыхающейся, а лицо кривилось в страшной гримасе. И его трясло, так сильно, что она видела эту дрожь.
И вдруг так же внезапно он замолчал и замер, раскинув руки. Она поняла: он ждёт удара. И подтверждая это, он сказал уже совсем другим, хриплым жёстким голосом.
Бей, и, судорожно дёрнув шеей, сглотнул.
И замер в ожидании, только на лбу выступали и скатывались к вискам капли пота.
Женя повернулась и отошла, села к столу. Как она устала, господи, как устала.
И тут она услышала новый звук. Тихий безнадёжный плач. Она уже слышала такое. Так плакали в госпитале. Умирающие. Обречённые. Они знали, что умирают, и ничего не могли уже сделать, ни на что не надеялись и вот так, плача, прощались с жизнью.
Перестань, сказала Женя, не оборачиваясь. И укройся. Простудишься.
Но была тишина. И она заставила себя встать и подойти к нему. Он молча смотрел на неё. Он ещё не отошёл от пережитого страха. Женя впервые видела его таким, вообще она раньше ни разу не видела такого. Он ждал её слов, и она устало сказала то, единственное, что могло успокоить и его, и её саму.
Ты ни в чём не виноват. Что я, свою дочку не знаю. Она упрямая. Если решила что, своего всегда добьётся.
У него опять задрожали губы, и она накрыла их своей ладонью и держала так, пока с его лица не исчезло страшное выражение обречённости.
Женя медленно убрала руку, и устало повторила.
Укройся.
Не отводя от неё глаз, он вслепую потянул на себя одеяло.
Ну, что ты так, зачем? сказала Женя.
Он не ответил ей, да она и не ждала ответа. Где-то очень далеко проворчал гром, зашевелилась во сне Алиса, и Женя подошла к ней. Нет, спит. Надо себя привести в порядок, а то ей болеть никак нельзя. Всё снять, развесить. Она ушла на кухню, разожгла плиту, развесила пальто, набила газетой туфли, переоделась.
Она ходила взад и вперёд в обычной вечерней круговерти. Машинальная бездумная работа и странная опустошённость внутри. И напряжённая тишина в комнате. И его блестящие, неотрывно следящие за ней глаза. Он лежал молча и только часто неровно дышал.