Забытый рубеж - Владимир Голубев 11 стр.


 Попробуйте, ведь от чистого сердца. И потом, шоколад улучшает настроение, а значит, вы скорее поправитесь.

 Спасибо, я попробую,  и тихим голосом добавила:  Приходите завтра к вечеру, нам разрешили вставать, и мы с вами прогуляемся, больным полезен свежий воздух. Но нам надо соблюдать, так сказать, осторожность, или, как говорил гражданин Ленин, «конспирацию», чтобы вас не вышвырнули из комсомола и заодно из техникума за общение сами знаете с кем.

 Я буду, непременно.


Оставшийся вечер и весь следующий день Саша только и жил назначенным ему первым в жизни свиданием. В полдень он только занёс девушкам обед и, не задерживаясь, покинул сарай, опасаясь, что Яна передумает. С сапёром они заканчивали очередной блиндаж в полукилометре от деревни. Он спешил, чтобы пораньше выбраться к ней.

Вечером прослушал очередную сводку Совинформбюро об отступлении советских войск и заодно выслушал брюзжание Егора Кузьмича:

 Вот опять отходим, всё пятимся и пятимся. Где наш геройский наступательный порыв? Где, мать её, «война на чужой территории и малой кровью»? Где бравые офицеры, лихие десантники из фильма «Если завтра война»8? Ведь нам клятвенно обещали, что враг даже не вступит на нашу советскую Родину. Что наши разведчики бдят день и ночь и ведают о каждом шаге возможного противника.

Чистов не стал спорить или поддакивать сапёру, а, глядя в глаза, спросил:

 Товарищ сержант, можно я отойду в деревню?

 Иди-иди. Ох, Саня, ну ты совсем невинная душа, она у тебя, видать, как у собаки. Мы с тобой, Мать-Люба, да и Янка тоже, пакты с Гитлером не подписывали, нет там наших закорючек

Темнело. Яна сидела на кровати, а около ног валялась клюка, вырезанная из ветки орешника, когда дверь сарая отворилась и в лазарет привычно зашёл студент.

 Ударники, я принёс вам ужин!

 Спасибо!  заулыбалась Лиза.

 А вы не выведете меня на свежий воздух, Александр?

 Может, вначале поужинаете?

 Нет, хочу хоть глоток кислорода.

 Тогда пойдёмте.

Саша поставил судки около Лизы.

 Идите, я сама управлюсь с посудой.

Они выбрались из полутёмного сарая и прошли в пустой колхозный сад, где было отгорожено место для цыплят и стояла скамейка, с которой открывался вид на прилегающие поля, обезображенные выкопанным противотанковым рвом.

 Присядем?

 Пожалуй, а то у меня кружится голова, наверно, от вольного духа.

 Может, вернёмся?

 Даже канарейке надо изредка расправлять крылья.

Саша присел рядом.

 А ты почему не в действующей армии? Лишенец или член семьи врага народа?  нежданно спросила девушка, усмехаясь.

Саша призадумался, не понимая, как лучше ответить на простой вопрос. Яна ему очень нравилась, и хотелось в этих карих глазах выглядеть пусть не сталинским соколом, сшибающим фашистских воронов, но таким тёртым калачом, готовым в любую секунду сложить голову за социалистическое отечество.

 Я не из бывших9 и не лишенец10. Я уже целых три года как комсомолец! А в армию пока не призывают, потому что учусь в техникуме. Приехал в Москву из села Марково, что на Чукотке, почитай два года назад по путёвке учиться на строителя. Мечтаю возвести много-много домов на своей малой родине, прямо таких же, как в Москве, чем мы хуже? Вот только надо бы придумать такой материал для стен, чтобы его добывать или делать прямо у нас на севере. Сама посуди, кирпич далеко везти, да и дорог у нас нет. В тундре дерево тоже не растёт, вот проблема. Но решать её теперь придётся после этой проклятой войны.

 Тогда, наверно, вам со мной не по пути. Наши разговорчики могут комсомольцу дорого стоить?

 Почему?

 Турнут тебя, парень, из твоего комсомола за связь, так сказать, с заживо погребённой. Иди-ка лучше «грызи молодыми зубами гранит науки», а мне советская власть не дозволяет, я так и останусь на всю жизнь землекопкой. Кому такая жена нужна?

 Постой, ты знаешь, чьи это слова, про гранит науки?

 Да, помню, кажется, вашего Троцкого, героя революции, создателя Красной армии и верного соратника Ленина. У нас в детском саду висел плакат с этим лозунгом. Я, может, по этим плакатам училась читать.

 Ты что, заодно с троцкистами?

 Никакая я не троцкистка! Это вы, коммунисты, делите всех на всякие там сословия, классы, партии, на богатых и бедных. Даже семьи и то умудрились поделить на отцов и детей, мол, сын за отца не отвечает. А я, получается, отвечаю, да и ещё как. Хотя, если по совести, то мне не в тягость этот крест, как и любому нормальному ребёнку. А вообще, родители меня сызмальства приучили делить людей только на хороших и плохих и относиться ко всем так, как хочешь, чтобы другие относились к тебе, с тем и живу на этом свете. Но, правда, плохо.

 Извини.

Саша умолк, на глаза вновь не вовремя навернулись слёзы, такое с ним случалось, даже отец подметил и не раз говаривал: «Плохой охотник получится из нашего Сашки, пусть лучше идёт в писарчуки». За два года пребывания в Москве он наслышался чрезвычайное множество всяких историй, поведанных шёпотом, вечером в общаге. А один раз узнал от паренька в парке имени Горького, как простой крестьянин по навету соседа на зелёном сукне канцелярского стола оборачивался в кулака или ростовщика. После чего, в самом наилучшем случае, вместе со всеми членами семьи едва сводил концы с концами, а в худшем  выселялся в чистое поле где-то в Сибири или Казахстане. На его глазах совсем недавно, в июле, когда на сборных пунктах иссяк поток добровольцев, мужчин хватали прямо на улицах Москвы и силком отправляли в ополчение. А за рабочими охотились прямо у проходных заводов, не считаясь ни с какой бронью. И их, даже не переодевшихся, порой без оружия, либо со старым, времён Первой мировой войны, гнали вначале рыть окопы, а после под пули

 Может, расскажешь о себе, о родных? Я никому ни-че-го не расскажу.

 Саша, не проси, не хочу тебя впутывать в свои крамольные дела. Только скажу, что ни в чём мы не виноваты, чтобы к нам относились хуже, чем к собакам.

Яна встала и пошла на выход из садика.

 Подожди, я хочу с тобой.

Но девушка как ни в чём ни бывало поправила косынку и, расправив плечи, пошла к костру, что дымил за околицей, к таким же лишенцам, как и она. Там девчонки пели вполголоса. Второй раз за пять минут слёзы едва-едва не выкатились горохом на щёки Сане, как бывало слезились глаза зимой в тундре в ясную погоду, когда солнце невыносимо слепит. Он закрыл глаза и постарался представить, как он с Яной степенно идёт по родному Марково, как знакомые останавливаются и оборачиваются, глядя на его красивую спутницу. Но видение надолго не удерживалось в коридорах воображения и, словно от удара шаманского бубна или от дрожания тетивы эвенкийского лука, рассыпалось как карточный домик.

Она уходила, опираясь на палку, а он молча хлопал глазами, смотря ей вслед, и что-то необъяснимо радостное вливалось в него невидимой волной, кружа шальную голову.


Из вечернего сообщения Совинформбюро от 15 августа:


«В течение 15 августа наши войска продолжали вести ожесточённые бои с противником на всём фронте.

Наша авиация во взаимодействии с наземными войсками продолжала наносить удары по войскам противника и атаковала его авиацию на аэродромах.

По неполным данным, за 14 августа уничтожен 21 немецкий самолёт. Наши потери  11 самолётов.

В 12 километрах северо-западнее украинского города С. появились три немецких транспортных самолёта «Ю-52». Через несколько минут штаб получил донесение, что противник высадил парашютный десант. В это время около места высадки десанта показалась группа советских истребителей лейтенанта Чудова. Истребители бросились в атаку на фашистские «Юнкерсы». На западе показались ещё пять немецких транспортных самолётов. Приказав младшему лейтенанту Пешкову и сержанту Саркисову расправиться с первой партией «Юнкерсов», тов. Чудов с остальными истребителями полетел навстречу новой группе фашистских самолётов. Немцы сразу же повернули обратно, но не ушли от наших истребителей. Сержант Арбузов налетел на ближайший к нему «Юнкерс». Фашист пытался отстреливаться, но после первой же пулемётной очереди с самолёта тов. Арбузова, охваченный пламенем, повалился вниз. Младший лейтенант Сальников сбил ещё один вражеский самолёт. Остальные «Юнкерсы», спасаясь от истребителей, попали в зону обстрела зенитной батареи лейтенанта Фёдорова. Здесь было сбито ещё два транспортных самолёта противника. Один из них сгорел в воздухе. У другого «Юнкерса» осколками снаряда были выведены из строя моторы, и он совершил посадку в нескольких километрах от зенитной батареи.

35 немецких парашютистов, вооружённых автоматами, пытались оказать сопротивление окружившим их бойцам подразделения истребительного батальона младшего лейтенанта Шапошникова, но все до одного были истреблены. Всего в этой операции сбито 5 из 8 немецких транспортных самолётов «Юнкерс-52», уничтожено и захвачено более 100 солдат и офицеров. Попытка немцев высадить авиадесант в советском тылу потерпела полный крах.

Назад Дальше