Святость
Донские степи, год сорок второй,
Два фронта отступают к Сталинграду,
Последним, пулемётчик, чуть живой,
«Максима» тащит кое-как к отряду.
Прошли деревню, немцы на хвосте,
Он без приказа в ней один остался,
Под сорок с лишним было старине,
Он у дороги, рядом окопался.
Красиво, строем гитлеровцы шли,
Пехотный батальон вошёл к сель-магу,
Всех расстрелял, те строем полегли,
Такую дал последнюю атаку.
Все двести пятьдесят патрон ушли,
Он лёг на спину и смотрел на небо,
Фашисты убивали, как могли,
Штыки кололи, а он с ними не был.
Не убегал, пощады не просил,
Смотрел на небо и взлетал душою,
Он Святостью себя превозносил,
За нашу жизнь пожертвовав собою.
Последняя вспышка Звезды
Освенцим, газовая камера, при входе,
Всех женщин раздеваться завели,
Франциска Ман, на двадцать третьем годе,
Раскрыла чары юные свои:
Она балетом раньше занималась,
Здесь стала их стриптизом «развлекать»,
Танцуя к немцам ближе, подбиралась,
И туфлей немцу в глаз смогла поддать.
Тот кобуру успел лишь «откупорить»
Она схватила вражий пистолет,
Не стал он с балериной даже спорить,
А дальше был уж точно не балет.
Две Шиллингеру местному садисту,
Сержанту в ногу третей пули след,
И женщины сообразили быстро,
Фашисты не смогли уйти от бед.
Один охранник носа там лишился,
Другому скальп содрали с головы,
Не долго, правда, женский бунт продлился,
Расстрелянными были все они.
Из пулемётов, прямо через стены.
Фашисты расстреляли женский взвод,
Без задыханий и предсмертной пены,
От пуль погиб геройский столь, народ.
Звезда балета, вспыхнув напоследок,
Взлетела в небо чистою душой,
С собой забрав по камере соседок,
И там сверкает яркою звездой.
Опытный язык
В штаб фронта срочно требовался пленный,
Чтоб замыслы фашистов мог раскрыть,
И все перестановки пояснить,
Но каждый выход был, за ним, плачевный.
По дну реки, сквозь трубочки дышали,
На берег немцев шли за языком,
Притихли возле речки за кустом,
С ведром фашиста тут-же и забрали.
По дну обратно так-же скрытно шли,
Связав фашиста, и положив в лодку,
Тянули за собою ту находку,
Увидев, лодку немцы «разнесли».
Разведчики лежали, наблюдали,
Вдруг мина взорвалась невдалеке,
Разведчика осколком по руке,
Он взвыл от боли наши план создали.
Десять минут, меж залпами разрыв,
Они подкрались к вражеской колючке,
И сразу после пулемётной «взбучки»,
Один разведчик стал кричать навзрыд.
Фашисты «осветительных» пустив,
Увидели Советского солдата,
А пленного им тоже очень надо,
И три фашиста поползли в отрыв.
К «колючке» друг за другом поползли,
А наши из прикрытия за ними,
Последнего тихонечко убили,
Второго тихо тоже, как смогли.
А первый полз, надеясь, что за ним,
Такие же фашисты месят глину,
А раненый, вдруг как «заехал в гриву»,
И навалился корпусом своим.
Так сам «язык» к разведчикам приполз,
И рассказал, что надо и не надо,
«Я опытный разведчик из отряда»
Язык так сокрушался там до слёз.
Один эпизод
Василий Безродный письмо получил,
На фронт, в сорок третьем, в окопы:
«Жена умерла, мать ослепла, нет сил,
Нет крыши и дети голодны».
Безродный пришёл к замполиту, прочтя:
«Что делать, как жить будут дети?»,
«Попробуй письмо напиши на Вождя»
Нач-штаба солдату ответил.
Василий черкнул: «Я Советский солдат,
Воюю за нашу свободу,
А дети неделями там не едят,
Что делать такому народу?»
Неделя проходит, приходит письмо:
«Гоните врага до окраин,
С детишками Вашими всё хорошо»,
И подпись внизу «И. В. Сталин».
А следом ещё телеграмма пришла:
«Семью обеспечили Вашу,
Им выданы сахар, мука и крупа,
И крыша, и шуба Наташе».
Один эпизод отношений людей,
О Сталине разные слухи,
Война и Победа, народ стал сильней,
Подняли Страну из разрухи.
На «Валлентае»
На «Валлентае»
Под Курском, перед битвой знаменитой,
В часть по ленд-лизу прибыл «Валлентай»,
Канадский лёгкий танк, ещё не битый,
Немецкий «Panzer», только «крест» черкай.
Ком-взвода двадцати двух летний парень,
В Поволжье до войны, средь немцев жил,
Был Кошечкин Борис слегка вульгарен,
Но бегло по немецки говорил.
Он предложил: «А может в гости к немцам,
Похулиганим съездим поутру,
В комбинезоны чёрные одеться,
Я разговоры на себя беру».
Решили и поехали к фашисту,
За линией две пушки раздавив,
На крики немцев он ответил быстро:
«Не там стоят», и их-же обвинив.
Автомобиль большой стоял у штаба,
У Кошечкина зародился план,
К своим угнать машину эту надо,
Наверняка секретный материал.
Отправил заряжающего к штабу,
Тот подцепил на трос автомобиль,
Механику Борис отдал команду,
И он машину танком потащил.
Поздней фашисты только «удивились»,
И стали разворачивать стволы,
Снарядом пушки в башню «поделились»,
Насквозь прошил, но парни все живы.
На полный газ, к своим неслась машина,
Тащила за собой автомобиль,
Командованье Борю наградило,
Довольно ценный груз в машине был.
Так «хулиганство» в Подвиг превращали,
В войне с фашистом Русские бойцы,
Находчивостью немца побеждали,
И Подвигами их гордимся мы.
Мой Дед
Андрей Кириллович Григорьев
Родился в ноль восьмом году,
Бои вёл в Финскую войну
И в ВОВ познал не мало горя.
В июне, в сорок первый год
Призвался старшим миномёта
И до Берлина шла работа,
С победой он туда войдёт.
Без страха Дед мой рвался в бой,
Войну всю на переднем крае,
Лишь раны перерыв давали,
В госпиталях лежал герой.
Но возвращался снова в бой,
В передовую с миномётом,
Фашистов минами по дзотам,
Бил за детей своих с женой.
За Родину, за Русский дух,
За пядь земли и за свободу,
Давал он жару миномёту,
Фашистов превращая в пух.
Имел медаль «За Ленинград»
И «За Берлин», и «За отвагу»,
В спине осколок, как награду,
За то, что был повержен враг.
Не дали раны долго жить,
Дед в шестьдесят восьмом скончался,
Но в нашей памяти остался,
Героем, коих не сломить.
Миша лейтенант
Война, сорок второй, «Катюша»,
Сломалась, надо отступать,
Фашисты степь обстрелом сушат,
Да так, что некуда бежать.
Полк отступает, а к «Катюше»,
Приставили трёх мужиков,
«К утру, чтоб выглядела лучше,
И добирайтесь до полков».
Солдата два и лейтенантик,
Любивший выпить, что горит,
За час сменили сбитый крантик,
И вновь машина «барахлит».
«За это точно надо выпить»
Промолвил Миша лейтенант,
Успевший по селу «пошлындить»,
Найти бутыль и провиант.
Всю ночь «Катюшу» обмывали,
А поутру не протрезвев,
Дорогой, по степи помчали,
Вдали пылюгу углядев.
Подъехав ближе, протрезвели,
Фашистских танков ехал строй,
В кювет колёса залетели,
Ракетам в танки по прямой.
На направляющих положил,
Ракеты, Миша лейтенант,
Прямой наводкой «подытожил»,
Три танка и ещё солдат.
Пока у немцев грохотало,
Машина мчалась по прямой,
Свой полк за три часа догнала,
Секрет не рассказали свой.
Фашисты сутки в степь стреляли,
Боясь продвинуться на шаг,
Ракеты в лоб, не ожидали,
Не понимали, как же так.
А Миша «вечным» лейтенантом,
За тягу к «жидкости в огне»,
Как обладающий талантом,
Жить в приключениях везде.
Домой с войны живой вернулся,
И только дома рассказал,
Как он к фашистам окунулся,
И как на сутки их убрал.
Маша и Наташа
Середина августа, год сорок второй
В Новгородской области длится долгий бой.
Снайперы командою, впереди других,
Дать отпор противнику, был приказ для них.
Девушки винтовками были по врагу,
Снайпера пехотные, знавшие войну,
Немцам подкрепление с тылу подошло,
От огня фашистского много полегло.
Фриц гранатомётами, наших поливал,
Девушки с винтовками, страшный гул стоял,
После в наступление немцы перешли,
Машенька с Наташею смерть тогда нашли.
Все патроны кончились, несколько гранат,
В немцев, вместо почести, от девчат летят,
По одной оставили, чтоб не сдаться в плен,
Фрицы подбежали и, взрыв там прогремел.
Взрыва два, но слившихся в мощный, но один,
Девушки к Всевышнему полетели с ним,
Ковшову, Поливанову, Наташу и Марию
Звездой Героя, главною посмертно наградили.
Девятнадцать, двадцать им годиков тогда,
Жить и жить, но жизнь у них забрала война,
Забывать о подвигах нам не допустимо,
Про девчат молоденьких помнит вся Россия.