Он поднял глаза и увидел, что Сет и Натали уже достигли двери. Они не заметили, как упал Бильям, не видели, как тот врезался в Губерта Итд. Дрон прошел низко, взъерошив волосы Губерта Итд, которому вдруг захотелось разреветься. Он подавил в себе это чувство, пытаясь вспомнить основы первой медицинской помощи. Не стоит пытаться перемещать Бильяма с места. Но если он останется здесь, то его повяжут. Может, уже слишком поздно. Та часть его мозга, которая была ответственна за трусливое самооправдание, причитала: «Почему бы просто не убежать? Видно же, что ничего нельзя сделать. Он уже, наверное, умер. Уж выглядит точно, как мертвый».
Губерт Итд попытался опознать этот внутренний голос и решил, что он принадлежал какому-то законченному уроду. Пытаясь мыслить за рамками корыстных логических обоснований, он схватил оброненную кем-то сумку и предельно аккуратно повернул Бильяма в устойчивое боковое положение, подложив сумку под голову. Он пытался зафиксировать тело Бильяма в этом положении с помощью сломанного стула и обрезка трубы, стараясь не смотреть на его косые глаза и вяло болтающуюся голову, как вдруг кто-то схватил его за больное плечо. От этого Губерта Итд чуть не стошнило. Он знал, что рано или поздно придет день, когда он окажется в тюрьме.
Но это был не полицейский, а Натали. Она сказала что-то неразличимое из-за громкой музыки. Он показал на Бильяма. Она наклонилась и посветила на неподвижное тело. Ее стошнило, однако в последний момент, сохраняя хладнокровие, она успела подставить сумку. Губерт Итд отстраненно отметил, что девушка явно не хотела, чтобы в руки полиции попали клетки ее пищевода и ДНК. Так же отстраненно он оценил ее предусмотрительность. Она встала на ноги, снова схватила его за ушибленную руку и силой потянула на себя. Он закричал от боли, но этот звук пропал во всеобщем реве. Потом побежал, оставив Бильяма за спиной.
[II]Мета отпустила Сета около 4 утра, когда они сидели в овраге, прислушиваясь сквозь звон в ушах к тихому шуму воды внизу, к шуршанию шин стремительно проносящихся над ними полицейских машин. Он сидел на бревне, все с той же искусственной ухмылкой превосходства на лице, затем заплакал, утопив лицо в ладонях и пригнувшись к коленям, совсем как бесхитростный, не пытающийся ничего доказать ребенок.
Губерт Итд и Натали смотрели на него, не вставая со своих мест у корней деревьев, торчавших там и тут по склону оврага. Наконец, они подошли к нему. Губерт Итд неуклюже обнял Сета, а тот уткнулся ему в грудь. Натали коснулась его руки и что-то прошептала, что показалось Губерту Итд очень женственным в самом успокоительном смысле этого слова. Губерт Итд понимал, что Сет плачет, и что это может быть так или иначе обнаружено правоохранительными органами. Это, конечно, несколько мешало ему сопереживать Сету, однако для этого и не было веских причин, ведь Сет сам довел себя до ручки: нажрался дерьмовой наркоты на имиджевой тусовке, на которую вообще не стоило приходить, а теперь Губерт Итд был запятнан высохшей кровью, которую невозможно оказалось смыть влажными от росы листьями и соскрести грязными камнями.
Губерт Итд сильнее прижал лицо Сета к своей груди, скорее для того, чтобы никто не услышал этот плач. В ушах Губерта все еще звенело, в голове пульсировала кровь, а подушечки пальцев все еще ощущали мягкую кожу искалеченного лица Бильяма. Он был уверен, что, когда они уходили, Бильям был уже мертв, а значит, они не оставили его умирать на танцполе. И, следуя своей природе, Губерт Итд начал сомневаться в этой уверенности.
Натали похлопала Сета по руке.
Держись, приятель, сказала она, тебя просто отпускает. Напрягись и думай. Так будет гораздо легче, ведь ты можешь думать, когда тебя отпускает мета Это все было включено в пакет удовольствий. Давай, Стив.
Сет, сказал Губерт Итд.
Сет, поправилась она. Ей так же хотелось, чтобы Сет замолчал, как и ему. Давай. Думай. Это ужасно, это отвратительно, но это не твоя настоящая реакция, а всего лишь воздействие наркоты. Давай, Сет, думай.
Она все повторяла «Давай думай». Должно быть, именно это следовало говорить людям, которым было плохо после меты. Он тоже повторил эту фразу, и плач Сета начал сходить на нет. Пару минут он помолчал, затем тихо захрапел.
Натали и Губерт Итд посмотрели друг на друга.
Что теперь? спросила Натали.
Губерт Итд пожал плечами:
У Сета есть жетоны на машину, чтобы добраться домой. Можем его разбудить.
Она все повторяла «Давай думай». Должно быть, именно это следовало говорить людям, которым было плохо после меты. Он тоже повторил эту фразу, и плач Сета начал сходить на нет. Пару минут он помолчал, затем тихо захрапел.
Натали и Губерт Итд посмотрели друг на друга.
Что теперь? спросила Натали.
Губерт Итд пожал плечами:
У Сета есть жетоны на машину, чтобы добраться домой. Можем его разбудить.
Натали прищурила глаза:
Отсюда нельзя отправлять никаких сообщений. Ты точно пришел на праздник при полной блокировке?
Губерт Итд не стал закатывать глаза. Его поколение довело полную блокировку до совершенства, так что их системы полностью отключались по пути на подобные мероприятия. Это было непросто, но те, кто был слишком ленив, чтобы обеспечить свою безопасность, оказывались за решеткой вместе со своими друзьями, поэтому защита стала распространяться повсеместно.
Мы пришли при полной блокировке, уверил он девушку.
Они дошли до места, из которого можно было быстро попасть в тысячу разных мест по различным статистически возможным маршрутам, затем выбрали самый длинный путь до Праздника. Они не были идиотами.
Думаешь, уже безопасно снова включиться?
Безопасно для чего?
Он заметил, как она едва сдержалась, чтобы раздраженно не закатить глаза.
Я в том смысле, что теперь риск стал более-менее приемлемым. И если ты спросишь «в какой степени приемлемым», я тебе врежу. Ты считаешь, что будет нормально, если мы снова включимся?
Мне хочется сказать: «нормально по сравнению с чем?». Я не знаю, Натали. Думаю он сглотнул. Ну, почти уверен, что Бильям новый комок в горле, что он мертв. Такая глупая смерть. Что бы там ни было, я думаю, что копы будут предельно жесткими, потому что труп переводит все совершенно в иную категорию. С другой стороны, наша ДНК там повсюду, а после минимального анализа нас найдут и посадят при любых обстоятельствах. С другой стороны, то есть с учетом, так сказать, вышесказанного, если мы сейчас включимся, то просто предоставим еще одно доказательство того, что мы там были, а это значит
Достаточно этого параноидального бубнежа. Мы не можем включаться.
А как ты сюда попала?
Подруга привела, сказала она. Я уверена, что она уже дома, греется под теплым одеялом, а когда проснется и встанет, ее уже будет ждать чашка горячего чая.
Впервые в голосе Натали звучала горечь. Губерт Итд понял, что он наполовину замерз, наполовину истощен от голода и хочет пить так, словно вся полость его рта покрылась слоем крахмала.
Надо идти, он посмотрел на себя. В серых предрассветных сумерках высохшая кровь была похожа на грязь. Думаешь, меня пустят таким в метро?
Она вытянула шею, стряхивая с колен упавшие с Сета соломинки.
Таким нет. Надень куртку Стива.
Сета, сказал он.
Без разницы, она достаточно грубо начала трясти Сета за плечо. Давай, Сет, пора идти.
* * *Они пришли на станцию в 5:30. Губерт Итд был одет в куртку Сета, которая была для него слишком велика, а свою он сложил и держал под мышкой. Пришел первый поезд, и они смешались с сонными работягами, ехавшими на утреннюю смену, и дрожащими после веселой ночи тусовщиками. Работяги строго смотрели на тусовщиков. Работяги хорошо пахли, а тусовщики нет, во всяком случае так казалось Губерту Итд с его притупленным обонянием. Во время финансового пузыря с дирижаблями он брался за работу с самого утра, так как нужно было успевать сделать много дел в ничего не значащие сроки, которые по никому не понятной причине всегда были экстренными и безотлагательными. На работу он всегда добирался на первом поезде. Да что там говорить, он спал прямо в офисе!
Сета, видимо, окончательно отпустило. С него можно было писать идеальную картину маслом «Мужчина с наркотического похмелья»: неряшливые цвета, много тени и штриховки. На холодном воздухе цвет его оголенных рук напоминал солонину, однако Губерт Итд не испытывал угрызений совести из-за того, что реквизировал его куртку.
Посмотрите на них, сказал Сет театральным шепотом. Сама благопристойность. Там были индийцы, персы, белые, но все как один в этих своих униформах уважаемых людей труда. Пара работяг посмотрела на них как на дерьмо. Сет перехватил этот взгляд и начал задираться.
Перестань, сказал Губерт Итд в ответ на реплику Сета: «Это предельный самообман. Они считают, что смогут что-либо изменить своей зарплатой. Если зарплата могла бы изменить твою жизнь, думаешь, они бы тебе ее платили»?