Поражённый Джаспер высказывается в том смысле, что такой тонкий слух это просто какой-то дар Божий.
Никакой это не дар, отмахивается от комплимента Дердлс. Это всё плоды долгих тренировок. Я работал над собой, сэр! Дердлс потому так хорошо свой предмет знает, что он в него по уши закапывается. И тянет на свет тоже за уши, сэр, если тот вдруг вылезать не хочет!.. Эй, Депутат, держи-ка за работу!
Мальчишка отвечает свистом и подбегает получить свой полупенсовик.
И проваливай в свою ночлежку, чтобы я тебя сегодня больше не видел!
Оборванец снова свистит, шутовски «берёт под козырёк», сигнализируя этим жестом полное своё согласие, и исчезает в темноте.
Дердлс и Джаспер как раз проходят мимо упомянутого ночлежного заведения это обшарпанный и покосившийся двухэтажный дом, оставивший свои лучшие времена далеко позади. Порвавшийся во многих местах бумажный фонарь над полусгнившим крыльцом у входной двери, драные красные занавески в окнах, покачивающиеся от сквозняка, дующего в щели, щербатый штакетник, местами сломанный, местами поваленный на землю всё это создаёт впечатление безнадёжного запустения.38 Уличные мальчишки, в количестве дюжины или около того, самого оборванного и дикого вида то ли клиенты ночлежки, то ли прислуга, то ли просто банда местных хулиганов привлечённые свистом Депутата, выбегают из-за угла и лезут из кустов, слетаются, словно стервятники на падаль, и тут же затевают перестрелку камнями, не забывая запустить камень-другой и в Джаспера с Дердлсом.
Прочь, мерзавцы! в ярости кричит Джаспер. Дайте нам пройти, маленькие негодяи!39
Это оскорбление вызывает новый шквал камней и диких воплей, который заставляет хормейстера чуть не бегом спасаться в переулке. Дердлс, бормоча под нос что-то вроде «А всё потому, что они не имеют цели в жизни», тоже поспешает следом.
«Берлога» Дердлса, в лунном свете напоминающая заброшенный склеп, уже видна в конце проулка; путь к ней лежит через лабиринт каменных глыб и недоделанных надгробий. Похоже, только хозяину и ведом безопасный путь через этот лунный пейзаж, но даже и он несколько раз чуть не падает, натыкаясь на валяющиеся повсюду обломки мрамора и песчаника, и только чудом не разбивает себе голову о какую-нибудь могильную плиту.
Джон Джаспер возвращается к своему жилищу домику над воротами другой дорогой. Неслышно отперев дверь ключом, он проходит в гостиную (камин уже догорает), достаёт из потайного отделения стенного шкафчика странного вида курительную трубку, наполняет её (но не табаком) и на цыпочках поднимается по ступеням спиральной лестницы, ведущей к двум спальням на чердаке. В обеих горит свет; собственная спальня Джаспера пуста, в гостевой же спит его племянник.
Джон Джаспер какое-то время стоит в дверях, внимательно вглядываясь в лицо спокойно и безмятежно спящего юноши. Затем, всё так же неслышно, он проходит к себе, раскуривает трубку и, откинувшись в кресле, отдаётся во власть призрачных полночных видений.
Глава VI. Благотворительность в доме младшего каноника
Искупавшись на рассвете холодного осеннего дня в уже подёрнутом первым ледком пруду у Клойстергэмской плотины, подтянутый и спортивный младший каноник Септимус Криспаркл разогревает свою кровь, боксируя у зеркала в задней комнате домика, где он «имеет удовольствие проживать» со своей матушкой, миссис Криспаркл. Зеркало показывает нам пышущий здоровьем портрет преподобного Септимуса, как он с большим мастерством проводит мощные хуки слева и справа, апперкоты и свинги; при этом его добродушное лицо священнослужителя являет собой разительный контраст с лишёнными всякого милосердия к противнику ударами и атаками.40
Миловидное лицо хрупкой старой дамы появляется в дверях это миссис Криспаркл пришла звать своего любимого сына к завтраку. Преподобный Септимус тотчас прекращает свои прыжки и размахивания руками, расплывается в улыбке, а потом, осторожно взяв это милое личико между боксёрских перчаток, почтительно и с огромной сыновней любовью целует свою матушку в румяную щёчку.
Что может быть симпатичнее хорошо сохранившейся пожилой дамы, если глаза её всё ещё блестят, если фигура её аккуратна и стройна, если прекрасно подогнанное платье нежных пастельных цветов делает её похожей на фарфоровую статуэтку китайской пастушки? Разве что молодая дама тех же свойств, думает младший каноник, усаживаясь за богато и со вкусом накрытый к завтраку стол напротив своей матушки. А вот то, что его матушка в эту минуту думает это можно уложить в два гордых и нежных слова: «Мой Септимус!»
Что может быть симпатичнее хорошо сохранившейся пожилой дамы, если глаза её всё ещё блестят, если фигура её аккуратна и стройна, если прекрасно подогнанное платье нежных пастельных цветов делает её похожей на фарфоровую статуэтку китайской пастушки? Разве что молодая дама тех же свойств, думает младший каноник, усаживаясь за богато и со вкусом накрытый к завтраку стол напротив своей матушки. А вот то, что его матушка в эту минуту думает это можно уложить в два гордых и нежных слова: «Мой Септимус!»
Этим редким именем, означающим по латыни «Седьмой», миссис Криспаркл тогда ещё не вдова, а любимая жена и мать нарекла своего новорожденного сына после того, как шесть его менее удачливых старших братьев покинули сей мир незадолго после своего рождения. Её седьмой ребёнок выжил, и с тех пор, вот уже почти тридцать пять лет, миссис Криспаркл не устаёт каждый день благодарить Бога за эту милость. В данный момент пожилая дама тоже возносит молитву, перед трапезой, а её взрослый сын стоя и склонив голову смиренно внимает ей, так же как делал это ещё ребёнком.
Так что же, дорогая мамочка, было в том письме, которое принесли с утренней почтой? спрашивает младший каноник, намазывая масло на кусочек тоста.
Фарфоровая Пастушка, уже успевшая к тому моменту распечатать письмо, передаёт конверт сыну.
Конечно же это от мистера Хонитандера, говорит она, вытирая затем руки салфеткой.
Ага! Так я и думал, отвечает младший каноник, надевая очки и разворачивая листок.
Тут надо сказать, что этот почтительный сын всегда при чтении и письме надевает очки, хотя в них ещё совершенно не нуждается, и они вызывают у него лишь резь в глазах и слёзы. Делает это он для того, чтобы его матушка, которая в свои годы тоже ещё вполне в состоянии читать без очков, чувствовала себя в этот момент хоть чуть-чуть моложе.
Благотворительный Фонд, главная штаб-квартира, Лондон, среда, читает вслух преподобный Септимус. Милостивая госпожа! Я пишу это письмо, сидя в
Младший каноник снимает очки с носа и ошеломлённо смотрит на свою матушку. Та отвечает ему вежливой улыбкой.
Мой бог! Он пишет, сидя где?!
В кресле, отвечает старая дама, прочитавшая письмо ещё до завтрака.
В кресле! Но нам-то зачем об этом сообщать?!
Ах, дорогой мой, ты упускаешь из виду конец предложения, а там всё сказано совершенно ясно! Дай мне, я сама прочту.
Младший каноник, радуясь, что ему не придётся далее утомлять глаза очками, с удовольствием возвращает письмо своей матушке.
Я пишу это письмо, сидя в кресле, громко и отчётливо читает миссис Криспаркл, к которому я буду прикован ещё не менее нескольких часов
Младший каноник поражённо переводит взгляд на ряд кресел, выстроившихся у стены комнаты.
поскольку в эту минуту я имею честь находиться на заседании Генерального штаба нашего Благотворительного Фонда, и единогласным желанием всех присутствующих здесь его членов я был избран занять кресло Председателя.
Преподобный Септимус переводит дыхание и бормочет:
Ах, вот оно что! Тогда понятно
Поэтому, пока дебатируется резолюция, разоблачающая и осуждающая некоего предавшего интересы Благотворительности негодяя, я хотел бы этим письмом, которое я рассчитываю отправить уже вечерней почтой, окончательно обговорить известное Вам дельце.
Это удивительно, мамочка, кротко замечает младший каноник, как эти столичные благотворители всегда рады случаю кого-нибудь разоблачить и осудить. И точно так же удивительно, как много они находят в своих рядах предателей и негодяев.
обговорить известное Вам дельце, повторяет последние строки старая дама. Всем сердцем осуждая прискорбную необразованность и невоспитанность двух моих новых юных подопечных, Невила и Елены Ландлесс, я хотел бы ознакомить Вас с моим планом по исправлению означенных упущений, каковой состоит в следующем: не далее как в будущий понедельник упомянутый Невил, хочет он того или нет, будет передан мною в Ваше, милостивая госпожа, и Вашего уважаемого сына мистера Септимуса попечение, выражающееся в проживании означенного недоросля в Вашем доме на срок, потребный оному для должной подготовки к экзаменации.
Хочет он того или нет! бормочет младший каноник. Просто поразительно, мамочка, насколько эти столичные благотворители готовы любого встречного схватить за воротник и силой я бы даже сказал, пинками загнать на тропу добродетели, хотят те такого или нет. Прости, мамочка, что перебил.