Афродита, безусловно, заметила Арея, но, занятая своим делом, никак не дала ему это понять. Она склонилась над воином, осторожно сняла с него шлем (видимо, боялась, что громоздкий головной убор поранит ее) и с головой накрыла его своим плащом. Арей заметил только, что голова эта была покрыта такими же золотыми вьющимися волосами, как и прелестная головка Афродиты. Этот цвет редко встречался среди бессмертных, а уж среди людей Арей увидел его впервые.
Вокруг Афродиты между тем творилось что-то необъяснимое. Воины обеих армий замерли, словно забыли, зачем они здесь собрались; их горящие от восхищения взоры были обращены к Афродите. Казалось, они вот-вот кинут свое оружие и начнут собирать цветы по берегам Скамандра, чтобы возложить их у ног юной богини. «Что с ними? Чем она околдовала их?» недоумевал Арей. И вдруг понял: они любуются ее красотой.
Слов нет, Афродита была хороша, но ведь и на Земле попадались прехорошенькие женщины Астиоха[28], например. Кстати говоря, призрачная, быстро пролетающая красота земных женщин возбуждала Арея гораздо больше, чем нетленная красота богинь. С землянками всегда было как в последний раз: к следующей встрече девушка могла превратиться в старуху или просто растолстеть, подурнеть короче, измениться до неузнаваемости, и это сознание дарило дополнительное наслаждение, доставляло особую остроту ощущений; в общем, земные женщины никогда не приедались, любой бессмертный с удовольствием «грешил» с ними. Нет, с физиологией и у богинь было все в порядке, они были даже более искушенными в любви, но как раз эта искушенность и заставляла думать о том, что в отношениях с ними не хватает чего-то существенного, что искусственно подменяется специальными навыками на ложе и специфическим поведением вне его. Их немеркнущая красота дарила успокоение, и зачастую благая мысль «а куда она от меня денется, как-нибудь в другой раз» сводила на нет все ухищрения похотливой богини. Вот и получается, с немалой досадой подумал как-то Арей, что земных женщин, несмотря на краткость их существования, приходится брать долгой осадой, хитростью и чуть ли не силой, а бессмертные богини второпях, пользуясь случаем и моментом, чуть ли не силой берут тебя.
Люди, однако, похоже было на то, относились к божественной красоте иначе. Они и не думали рассматривать ее в качестве источника вожделения. Зачем же тогда красота, недоумевал Арей. И вдруг вспомнил себя на вершине, свою отрешенность, задумчивость, порожденную ей, и мысли множество новых мыслей, что тихо, незаметно являлись в голове. «А кто ее знает, неожиданно подумал он, может, эта девчонка сумеет добиться того, о чем мне толковал Прометей?» Он подумал так и усмехнулся своей же наивности: эта девчонка и титан[29] Прометей, как можно их сравнивать? Какая нелепица!
И тут, будто специально для того, чтобы отнять нелепую надежду, только что появившуюся у Арея, показался воин, недавно привлекший его внимание своей отвагой. Он без труда пробился сквозь кольцо людей и с копьем наперевес кинулся вслед за Афродитой. Она почувствовала его спиной, услышала опасность, оглянулась, в ее глазах мелькнул испуг, и она инстинктивно, будто таким образом можно было остановить гиганта с копьем, выбросила вперед руку. Как ни странно, Афродита почти добилась своего, воин притормозил, но поздно. Копье задело руку у кисти, из раны бурно полился ихор[30].
Арей вскочил, врезался в толпу, расшвырял десяток людей и потерял Афродиту из поля зрения. Пришлось вернуться назад, к Скамандру, но и отсюда он уже не видел ее. Битва разгорелась с новой силой, люди дрались исступленно, яростно, будто устыдившись своего недавнего замешательства, словно наверстывая упущенное во время досадной заминки, где уж тут рассмотреть тонкую девичью фигуру? Арей в отчаянии прокручивал диапазон за диапазоном, натыкаясь в эфире на кого угодно: на Афину, на Феба[31], на Ириду (полигон отчего-то так и кишел бессмертными) но только не на Афродиту Он проклинал все на свете: науку, Центр, Лабораторию а больше всего Дия, допустившего к нелегкой работе на полигоне неопытную девчонку-практикантку, которой самое место за столиком кондитерской, но уж никак не в самой горячей точке Земли, где и Арей порой чувствовал себя неуютно.
И вдруг она ответила ему.
Я здесь, Арей, тихо сказала она и коснулась его плеча рукой.
И вдруг она ответила ему.
Я здесь, Арей, тихо сказала она и коснулась его плеча рукой.
Ей трудно было стоять, слишком велика была потеря ихора; прикусив губу от боли, заметно побледнев лицом, прижав к груди раненую руку, она оперлась другой о плечо склонившегося над передатчиком Арея.
Он готов был расцеловать Афродиту от радости, что она наконец появилась, что она жива и что стоит рядом, доверчиво положив руку ему на плечо, однако он давно усвоил, что здесь, на полигоне, не стоит поддаваться порывам, что здесь это может плохо кончиться, а потому, окинув ее невозмутимым взглядом, сухо сказал:
Покажи-ка руку.
Хмуро осмотрев рану, он ввел ампулу сыворотки и наложил бактерицидную повязку. Афродита слабо улыбнулась:
Спасибо, Арей. Не знаю, что бы я без тебя делала А мне говорили, будто ты груб и неприветлив.
Арей все еще держал ее руку.
Так оно и есть, сказал он. Так оно и есть. Здесь не пансионат, не кафе-мороженое; здесь полигон, где живут и умирают. И все по-настоящему, никаких шуток. Беспечность и легкомыслие здесь неуместны. Понятно? Задрать бы кое-кому пеплос, да отшлепать как следует, хмыкнул он.
Я давно уже не практикантка, чтобы объяснять мне такие вещи! Гневно вспыхнув, Афродита выдернула руку. Резкое движение, видимо, причинило ей сильную боль. Она снова побледнела, зашаталась и упала бы, если б Арей не подхватил ее на руки. Кулачок Афродиты протестующе уперся ему в грудь: Пус-ти, сдавленно прошептала она.
Ну-ну, спокойнее, совсем уже ласково усмехнулся Арей.
Он отнес ее к колеснице, осторожно опустил на сиденье, пристегнул ремнем. Потом оглянулся назад, на шум битвы.
Вот что, полетишь одна. Лучше на автопилоте. Он запрограммирован прямо на ангар.
Афродита удивленно посмотрела на него.
А как же ты? В голосе ее послышалась озабоченность.
Мне тут нужно поболтать с одним человеком.
Я тебя подожду, решительно заявила Афродита.
Слушай, детка, делай что тебе говорят! разозлился Арей. И заметив, как потемнели от обиды ее глаза (умением мгновенно обижаться она здорово походила на землянок), гораздо мягче добавил: Тебе нужно срочно показаться Пеану[32]. Здесь опасна любая царапина. Это ведь полигон. Тут обычная заноза вызывает гангрену. Понимаешь? И прощай тогда рука или нога Поверь, я многое повидал здесь.
Да-а-а? Афродита испуганно округлила глаза. Перспектива, обрисованная Ареем, явно не устраивала ее.
Да-да, не сдержавшись, ухмыльнулся Арей. Афродита медленно покраснела. Он просто решил избавиться от нее, поняла она.
Побеспокойся-ка лучше о себе! запустив двигатель, посоветовала раздраженная богиня.
* * *Прежде всего, тут следует навести порядок, иначе в этой сутолоке его не сыщешь, подумал Арей.
Раздавая удары руками и ногами, подавая команды зычным голосом, ему удалось построить войска троян в подобие цепи. Порядок бьет класс фаланги данаев начали медленно отступать в сторону лагеря, за высокой земляной насыпью которого они, вероятно, намеревались укрыться. Арей, безоружный, шагал впереди; вид его, как всегда, действовал устрашающе, желающих сразиться с ним не находилось. На это он и рассчитывал. Арей понимал, что если кто и отважится вступить с ним в единоборство, то лишь тот воин, встречи с которым он искал. Опытный боец, тот непременно должен был определить, откуда исходит опасность для войск данаев и, будучи храбрецом каких мало, попытаться устранить ее.
Так оно и случилось. Скоро он увидел колесницу, во весь опор мчащуюся вдоль цепи троян, щедро осыпавших ее копьями и стрелами. Они, однако, не причиняли заметного вреда ни коням, ни воину, стоящему в колеснице, это был он, тот самый человек, которого искал Арей. Колесница, казалось, была неуправляемой; по крайней мере, воин не держал вожжи в руках, но при этом странно! они не лежали на днище, а были натянуты, будто их раздувало мощным потоком встречного воздуха. Подозрения Арея сменились уверенностью. Однако уверенность нуждается в проверке для того, чтобы стать истиной (хоть истина превыше всего, лишь проверка возносит ее на пьедестал).
Арей не глядя поймал копье, со свистом пролетавшее рядом, и, лишь колесница приблизилась на достаточное расстояние, метнул его, целя в напряженно вытянутую шею скачущей лошади. Он уверен был в правильности прицела и твердости своей руки, однако копье, будто скользнув по невидимой поверхности, свернуло в сторону и упало далеко от колесницы. И тогда воин в свою очередь поднял руку с копьем. Арей почувствовал, как внутри у него что-то сжалось.