В церкву пойду, апостол говорит. Молитвы принимать.
Ладно, пойдем.
Пошли они. Идут лугом. А на лугу гусей! гусей! как снег выпал. Травы не видать. И стережет гусей баба.
Приметила она странников и кричит:
Страннички, а страннички! Вы не в церкву ли?
В церкву.
Погодите, и я с вами. Петру-апостолу свечку поставить.
Погладил апостол бороду.
Похвально, тетка, говорит, пойдем. Только гуси-то твои как? На кого оставишь? Кто их без тебя беречь будет?
А баба не сомневается.
Пусть, говорит, Господь бережет. Он всевидящий, доглядит.
Тот так и стал. А Господь эдак тихонько, под самое ухо, говорит ему:
Ну, брат, не постыди упования.
Что тут будешь делать? Сел Петр-апостол на пенек и весь денек до закату солнечного гусиную обедню слушал. А как солнышко на покой ушло, воротилась баба.
Слава тебе, Господи, говорит, целы мои гуси!
Встал апостол, размял ноги и говорит ей строго:
Ты, баба, вот что: ты на Бога-то уповай, да и сама не зевай. Мыслимое ли дело, чтобы Господь за тебя гусей стерег. Ныне ты его в гусятнике поставишь, а завтра куды? К печке? Щи варить? Ой, баба! Смотри у меня!
И пошел себе. А Господь уже при дороге стоит. Ждет.
Ну что, Петр, спрашивает, умудрился?
Да вишь, как оно обернулось, Господи, Петр отвечает. Большую власть ты мне дал, да на малые дела.
А Богу и малое не малó, и великое не великó.
Темны слова твои, Господи.
А ты вникай. Слова темны, да мысли светлы.
И пошли дальше. Господь впереди, апостол позади, как полагается. А на селе праздник, пьют, гуляют Там на гармони играют, там песни поют.
Вот остановился Господь под окошечком и слушает.
А в доме поют, да так славно, и про дороженьку, и про березыньку, и как дéвица мóлодца полюбила
Опустил голову Господь, внемлет. И апостол рядом стоит, тоже слушает.
Про березыньку послушал и про дороженьку послушал, а как запели про дéвицу да про мóлодца дале пошел. Уж больно песня-то мирская.
Пошел, пошел, оглянулся, а Господь все под окошечком стоит.
Он до угла дошел и снова назад поглядел. Стоит Господь под окошечком песню слушает.
Да что же это, Господи? Уж и ночь на дворе, а нам ведь далеко
Вздохнул Господь:
Ладно, ладно, пойдем. В рай, видно, захотелось? Не настоялся у ворот!
Пошли.
А Петру-апостолу уж и стыдно стало, что он Господа поторопил.
«В кои-то веки, думает, он, милостивец, не для чужой беды, для своего умиления в пути помедлил. А я ему и минутки лишней не подарил. Хоть назад ворочайся!»
Да нет, зачем назад?
Вон в другом доме тоже поют, да не песни молитвы.
Обрадовался апостол.
Господи, говорит, вот где пенье-то! Постоим, послушаем?
Остановился Господь, прислушался, головой покачал и пошел себе далее. Апостол за ним.
Господи, говорит, просвети ты меня, сделай божецкую милость!
Ну чего тебе, говори!
Да как же это так? Там мирское пели, а ты цельный час под окошком простоял, а здесь духовный стих выводят, а ты и минутки не помедлил. Не возьму я в толк
Эх, Петр, Петр! Там мирские поют, да хорошо. А здесь духовное, да плохо. Неужто невдомек?
Апостол только руками развел.
Вот она премудрость-то божья!
Проще простого, а поди-ка, уразумей.
Змеиный язык
Рассейские люди спокон веку по работам ходят. Бывает, что и до самых границ дойдут, а то и подальше.
Вот один мужик пошел, пошел себе да и зашел к черкесской границе. А там его черкесы поймали и продали на морские острова, к песьеглавцам, вот что людей-то едят. Ну, что касаемо голов, так, говорят, байки. Головы-то у них, как у всех прочих, зато нрав чисто собачий. За нрав-то их песьеглавцами и прозвали.
Ну, купил этого мужика один тамошний хозяин и определил на конюшню, к лошадям. У него как раз тройка была кобыла и два мерина. И ходил за ними допреж того тоже русский один, купленный человек. Три года ходил, а после зарезал его хозяин, а себе нового достал. «Пусть, думает, лошадок покормит да подкормится малость, а после и сам на корм пойдет».
А русский, хоть и знает, что ждет его беда, да делать ему нечего: не убежишь, не спрячешься! Живет помаленьку.
Вот как-то раз поехал с ним хозяин в лес. Приехали, выпрягли лошадей, и показывает ему старик место под большим деревом. Копай, мол, тут яму!
Что ж, рыть так рыть! Вырыл он яму широченную, глубоченную, ну, чисто могилу, а хозяин спрятал в ту яму эдакую машину булатную, навел ее и говорит:
Ну, русский, полезем на дерево!
Влезли. Достает хозяин из кармана дудочку и начинает тонехонько, тихохонько высвистывать.
И вот, видят, ползет к ним змей, как говорится, пóлоз, да такой огромадный, ядовитый, что трава под ним горит. Наполз он на эту яму, где они машину-то схоронили, и тут хозяин как дернет за веревочку! Стукнули булатные ножи, и пересекло змея надвое.
Хозяин сейчас с дерева долой, велит русскому рубить змея на части. Тот перерубил. Хозяин кажный кусок перемыл и склал в кадку для ветчины (там это не в диковинку, что змея солят. Народ такой и собак, и кошек ест, и змеевиной не брезгует). А один кусок дал русскому и сказал варить.
Русский взял, положил этот кусок в котел, налил воды закипела вода, как на огне. Хозяин говорит русскому: «Слей на земь». Он вылил воду на траву, трава ажно до земли выгорела. Такой, стало быть, в той воде яд был.
А песьеглавец опять приказывает: «Наливай другую воду!» И та вода закипела.
«Выливай!» Вылил. Смотрит на этот раз трава пожелтела, высохла, но не сгорела.
Ну, наливай третью воду, сыпь крупу, да вари кашу!
Ему что? Человек подневольный сварил.
Снимай котелок! Подавай!
Он подал.
Взял хозяин ложку и давай эту кашу уплетать, сольцой и то не посолил.
Убрал весь котелок, остались в котле одни пригарки. Он и говорит русскому:
Возьми, русский, вымый котел и чисто выскобли. Только смотри крупинки не съешь! А как поешь так и знай, умрешь. Вам, русским, это не годится.
Русский говорит:
Да у нас в Рассее этого и не видано, а не то что есть. В рот не возьму
Достал хозяин войлок, подушку, положил под дубом и лег отдыхать. А русский пошел к воде котел мыть. Идет и думает: «Смерти не миновать. Как того зарезал, так и меня зарежет. Дай попробую!»
По русскому образованию перекрестился и давай эти пригарки убирать. Отскоблит корочку и в рот, отскоблит и в рот.
Дочиста все съел, и мыть не надо стало.
И только он последнюю корочку прибрал, смотрит что такое? Стало ему все понятно, все разговоры, что звери, птицы, скоты всякого звания промеж себя ведут. Как есть все уразумел. Засмеялся он. «Вот, думает, какая хитрость! Вам, русским, это не годится! Ишь ты! Ну, теперь мне главное дело, чтобы хозяин про это не прознал!»
Вымыл он скорее котел, отнес на место и поставил под повозку, а сам сел на пенек, про свою судьбу думает.
Вдруг и слышит, говорит кобыла сыну своему мерину:
Что это хозяин долго спит? Ведь нам ехать далеко.
А хозяин сразу и проснулся.
Да, говорит, пора! Русский, давай лошадей, поедем!
Русский привел лошадей. Запрягли. Кадку с этим мясом змеиным на повозку поставили. Сели себе и поехали ко двору.
Под вечер добрались до места. Русский сейчас лошадок отпрег, прибрал их, корму задал.
Уж и спать давно пора, а он все ходит возле них, холит, чистит. Ему с лошадками-то хорошо: лошадки и здесь будто свои, будто русские Никакой разницы нет.
И вдруг опять слышит он, говорит меньшóй мерин старшóму:
Вот попадаются нам добрые люди, да недолго живут. Тот, говорит, за нами хорошо ходил (это которого зарезали-то), а нынешний еще лучше ходит и покоит, и жалеет!..
А старшóй присунулся к нему и говорит, будто на ухо шепчет:
Как он ни старайся, как ни служи, а заслуга та же будет. Зарежут словно барана.
А русский стоит себе и слухает, как меренья разговаривают.
Вот старшóй опять говорит:
Кончится этот месяц, и созовет к себе хозяин гостей. Праздник у них будет. Тут нашему конюху и конец, как тому было. Небось помнишь?
А меньшóй опять:
Знал бы это русский да сел бы на меня, я б его на ихнюю границу вывез! Жалко мне парня.
Старшой мерин мотнул головой и говорит:
Нет, ты не вывезешь! А вот я вывезу, коли он на меня сядет.
Тут мать ихняя, соловая кобыла, как топнет копытом, ажно искры полетели:
Зря хвалитесь! На кого он ни садись, вы оба пропадете и его погубите. Нагонит вас хозяин и в куски изрубит. Вот если б он знал да на меня сел, я бы его вывезла. А ваш разговор пустой.
Пошел русский из конюшни. Идет, а сам думает:
Ну, погляжу, если и вправду ихние слова сбудутся, и хозяин на тот месяц гостей созовет, сяду я на кобылу и попробую не вывезет ли?
Вот и кончается месяц. По дому суета пошла, то, другое стряпают пекут, солят, пиво варят значит, ждут гостей.