Люди, серьезно намеренные покончить с собой, обычно так и выглядят. Не мусоль это в голове, напрасный труд. Что дальше про ребенка?
Это был мальчик. Так сказал ее отец. Может, врет? Не говорю ему, что ревел, когда бросил трубку. Я начинаю второй заход. Возможное будущее кружится в голове, яркое и полное, но несбыточное. Режущие по живому видения дразнят, понуждая смотреть на малыша с голубыми глазами и каштановой челкой, как у меня раньше. Или он был бы похож на Инну с карими глазами и белокурыми прядками? Теперь это моя параллельная жизнь. А есть еще одна, которая с Толей. Я хочу всего сразу и своего родного сына, и Толю. В то же время не могу перестать думать, каким лекарством послужила бы мне семья, поскольку мне некогда было бы о нем думать. Как ему сейчас: Славка, просто будь занят и все. Как бы я хотел быть занят сыном! Я ничего не понимаю. Я планировал жизнь, строил ее как дом, а в самый решающий момент подул ветер перемен. В зеркало противно смотреть. Как будто в процессе оплодотворения, где намечалась девочка, в какой-то момент что-то пошло не так и получился Слава Логвин. Неправильный, странный идиот. Мне так сложно остаться на плаву. И много ошибок позади.
Похоже, ты сдаешься. Я говорил тебе: старую рваную одежду, как и старое рваное прошлое, надо выбрасывать. Не в пору тебе это больше! Как зовут папашу Инны?
Артем.
Что?
Ничего, я отвечаю на вопрос. Он тоже Артем. Ты бы с ним полегче, он бывший военный.
Мне плевать, хоть министр обороны. Говори адрес, я хочу с ним обменяться парочкой слов. В ответ на мои протесты он выбивает из меня адрес и вылетает из квартиры, не забыв стрелы и лук.
А отстрелявшись, возвращается без стрел. Все они полетели в моего несостоявшегося тестя. Внутри у Артема через край эмоций, словно во дворе финальная решающая гонка. Он садится за стол, наливает сока, сверху сваливает несколько кусочков льда. Чем они с Лораном бросались друг в друга, если ему необходимо освежиться целой зимой в одном стакане? В лице у него раствор из сочувствия и злости, причем второе в девяноста девяти процентах по отношению к первому. Артем рассказывает, как прошла встреча, как разговор начался с понимания и тихого тона, но к финалу приобрел больше громкости и спецэффектов.
Кубики льда дрейфуют потерявшими форму айсбергами на поверхности. Я вижу, как рядом с Артемом ходит призрак по имени «мне так жаль». Я вижу, как он корит себя за слова «Не можете справиться, но не имеете право делать Славе больнее. В прошлом году он чуть не вылетел из окна из-за Инны, и если это по вашей вине еще раз повторится, я вернусь и отправлю вас следом, не глядя на то, что вас за орденами не видно». Долгое время он молча обдумывает сказанное, жалея, что слова не засунуть обратно в рот. Мы приходим к единому мнению, что эту семейку срочно пора забыть.
Хм задумываюсь я с улыбкой. Настроение вдруг приподнимается. Больше двух месяцев. Это у меня что, с первого раза получилось?
Да ты снайпер, Логвин. Хвалит Артем. Все хорошо. Главное, способен. На все! Если люди тебя не видят, это не потому, что ты ниже травы. Возможно, ты просто выше неба.
Вот это да. Не верится, что мне говорят такую вещь, не верится, что такую вещь мне говорит Артем. Глаза снова начинают слезиться, потому что ко мне очень давно не проявляли такую заботу и внимание, как он сейчас. Никто за меня так не рвал горло, как Артем. Мое Настроение проехал половину Питера, чтобы посмотреть в глаза моему обидчику, но когда он норовит уйти от меня к своей жене, я перегораживаю его пути руками, ногами и позвоночником:
Это нечестно. Она не сама тебя нашла. В первую очередь ты мой друг и только потом мамин муж. Если она этого не понимает, это ее проблема. В голове Артема не находится ответа, настолько он изумлен моим давлением, моей суровостью. Да, Артем. С человеком так в жизни от начала до конца. Сперва это случается на детской площадке: ты находишь игрушку, а ребенок постарше ее отнимает. Во взрослой жизни лучшие друзья уводят у тебя женщин. Или женщины лучших друзей. Мамаши, например. Все, Артем, играют не по-честному. Я воспитательно цокаю языком: Нехорошо.
Прячу ключи. При необходимости поставлю на окна решетки. У меня есть своя причина, и ее я тоже приколочу к своим окнам, если понадобится.
Говорят, не таскай работу домой. Я новенький и таскаю работу повсюду таскаю в голове бумаги, тонкости нового для меня метода исследования, кривые линии человеческих сердец, и новых людей, не каждый из которых мне сильно нравится. Например, врач-хирург из неотложки Андрей Ульзутуев. Высокий и тощий, как Артем, только без бровей и ресниц, конопатый с макушки до пят, сверхвеселый и неуравновешенный. Сегодня он характерно влетает в кабинет, как к себе домой, картавый курильщик, марлевая маска под подбородком, щурит глаза, сканируя меня, а потом поворачивается спиной, потому что меня больше не существует, и приступает к заигрываниям, радугой перегнувшись через стол Стеллы. Видимо, его слабость пухловатые после родов блондинки с голубыми глазами. Разговаривает Ульзутуев так быстро, как я не смог бы после многочасовых феерических попыток. В нашу первую встречу он бросил:
Прячу ключи. При необходимости поставлю на окна решетки. У меня есть своя причина, и ее я тоже приколочу к своим окнам, если понадобится.
Говорят, не таскай работу домой. Я новенький и таскаю работу повсюду таскаю в голове бумаги, тонкости нового для меня метода исследования, кривые линии человеческих сердец, и новых людей, не каждый из которых мне сильно нравится. Например, врач-хирург из неотложки Андрей Ульзутуев. Высокий и тощий, как Артем, только без бровей и ресниц, конопатый с макушки до пят, сверхвеселый и неуравновешенный. Сегодня он характерно влетает в кабинет, как к себе домой, картавый курильщик, марлевая маска под подбородком, щурит глаза, сканируя меня, а потом поворачивается спиной, потому что меня больше не существует, и приступает к заигрываниям, радугой перегнувшись через стол Стеллы. Видимо, его слабость пухловатые после родов блондинки с голубыми глазами. Разговаривает Ульзутуев так быстро, как я не смог бы после многочасовых феерических попыток. В нашу первую встречу он бросил:
Почему детей заставляете работать?
Я хотел переспросить, сколько же мне можно дать, если не двадцать пять, но в моем языке выросла кость. Вдруг он бы не съехал с темы и кинул едкость? В желудке застряли все эти унижения! У меня живот от них так крутит, будто я горохового супа объелся.
Помимо начальницы функциональной диагностики, тучной тети, в обществе которой мне становится плохо, и помимо Стеллы, из гордой басоты врачей в наш кабинет наведывается главный инфекционист Гаффар Абдулаев лопоухий, подгоревший в печи, бородатый вредина, который ходит к Стелле возмущаться над жизнью, женой, сыном, зарплатой, начальством и пациентами. Сколько бы раз за день он ни мелькал перед моим носом, каждый раз он только вредничает:
Опять нам десять-десять не начислили! Денег у них нет! У них всегда денег нет! Зато всегда найдется какая-нибудь работа!
Главный стоматолог мед-центра: «Эээ, добрый день. Сергей Прокопьевич. Эээ да, именно я. Эээ, Гончаренко» постоянно ошивается в кадрах. Как новенького, меня каждый божий день кадры вызывают расписаться в той или иной бумажке. Захожу сегодня, Гончаренко там: щеточка черных усов под носом, рта за ней никогда не видно, очки, полированная лысина. Доктор Айболит в оригинале. Одаривает меня эпизодическим вниманием, ведь я всего лишь жук, случайно залетевший в окно, и говорит:
Эээ, девоньки-красавицы, подскажите, какого числа выходит мой Евгений Семенцов? Сегодня? Да вы что?! А он не вышел на работу! после серии пронзительных возмущений Гончаренко летит в коридор, халат раздувается, как парус.
Чего стоит Семенцову работу прогуливать? Папочка его бывший главный врач нашего мед-центра, ныне же крупная московская шишка. Сейчас на его месте трудится Василий Васильевич Луговой, который бесспорно трупов в университете не жалел: спина слегка согнута в предположительном прыжке человека, укушенного волком, бело-голубые глаза горят костром, рот плотно сжат, как закрытая створка почтового ящика, брови собраны в пучок посредине лба, нос снят с Бабы Яги, каждое второе движение предупреждает «к операции без наркоза готов», хотя и анестезиолог по квалификации.
На сегодняшний день помимо Стеллы Калинской мне понравился начальник центра анестезиологии и реанимации. Сильнее всего в парне с красивой фамилией Саутнер меня притянуло сбалансированное поведение расслабленное и улыбчивое, но предельно деловое, что разумеется: по совместительству Саутнер заместитель главного врача, и на то время, пока главврач находится вне центра, он имеет право подписывать за Лугового любые документы.
А теперь к самой веселой части работы. Подобных людей я еще не встречал таких, как мой кадровик. «А я такая!» ее второе имя. Забивая на меня компромат в базу, Нелли дошла до графы, в которой мне благодаря Инне указать нечего.
И самое интересное. Ты женат? Не для себя интересуюсь, у меня есть! соорудив из бровей домики для гномиков, сказала девочка. Голос, как у бурундуков из мультиков. Ты почему у меня не женат? Присмотрел кого-нибудь здесь? это она говорит мне, человеку, который постиг разницу между радостью двух родственных душ отдаваться без остатка и случайной встречей с «кем-нибудь». Если ты уже знаешь вкус апельсина, как есть его заклятый враг лимон?
Мимолетное увлечение вечный противник редкой болезненно-прекрасной любви. Поэтому я выдуваю резкое «нет» и расписываюсь в спешке: извините, за мной заехали.