Гюнтеру даже пришлось их немного подтолкнуть, чтобы направить на нужную дорогу домой. Ох уж эти задушевные беседы соотечественников, уж как земляки пересекутся, так обязательно найдут такие обширные темы для разговоров, что только диву даёшься. Обо всём перетолкуют, всё обсудят, всем косточки перемоют, да ещё и так увлечённо, что их беседе конца и края не видать.
Вот и родители Гюнтера с Ойген Карловичем, как начали от ворот крепости обо всём подряд толковать, так до самой Немецкой слободы и проговорили. А Гюнтер позади их ступает да всё ими налюбоваться не может, вроде и не было тех месяцев разлуки, и опять они вместе, и опять домой идут, хотя пока ещё и не в свой дом.
Однако освобождение их собственного дома от бурмистра Урента было делом уже решённым. Гюнтер был настроен, завтра же вернуть родителям их заслуженное жилище. А Ойген Карлович хоть и шёл впереди и был увлечён бурной беседой, но всё же заметил, как в глазах его ученика заблестели решительные искорки. И когда они пришли домой он, первым делом устроив родителей Гюнтера на отдых, самого его отозвал в сторонку.
Ты, как я погляжу, уже что-то задумал? Уж не собрался ли ты прямо сейчас к Уренту идти? пытливо прищурившись, поинтересовался он. Услышав столь прямой вопрос, Гюнтер нисколько не стушевался.
Ты знаешь учитель, каково теперь моим родителям, они оболганы и несправедливо унижены. Так что я завтра же с утра намерен идти к бурмистру и воздать ему по заслугам, справедливость должна быть восстановлена, и чем быстрей это произойдет, тем лучше, я верну родителям всё, что Урент у них отнял спокойно ответил Гюнтер.
Ох, это трудная задача справишься ли ты один? может тебе моя помощь понадобится? чуть засомневавшись, спросил старик.
Нет, пожалуй не надо, я сам смогу во всём разобраться и, даже знаю, как это сделать, тебя же я попрошу чтобы ты присмотрел за родителями, они сильно утомлены, позаботься о них, пока меня завтра не будет попросил учителя Гюнтер и как всегда улыбнулся своей загадочной улыбкой.
Ну, я так и понял, что у тебя уже есть какая-то своя хитрая задумка, ну что же, молодец, ты достойный ученик, завтра пойдёшь и выполнишь свой сыновей долг, а я меж тем присмотрю за твоими родными, и не переживай, с ними всё будет в порядке. Ну а сейчас я думаю, нам всем пора хорошенько выспаться, утро вечера мудренее заключил Ойген Карлович и они стали укладываться на ночлег.
И хотя домишко был небольшой, места нашлось всем, кто-то на стульях пристроился, кто-то на лавку улёгся, а кто и на старой кровати расположился. В общем, в тесноте, как говориться, да не в обиде. Ну а вскоре все погрузились в приятный и оздоравливающий сон.
8
Поутру пока все ещё спали, Гюнтер, чтобы никого не потревожить потихоньку собрался и выскользнул наружу. Недолго думая он тут же направился к дому Урента. Пришло время наказать негодяя. Гюнтеру не составило особого труда добраться до места. Однако оказавшись рядом с домом, он из соображений осторожности остановился на противоположной стороне улицы и стал внимательно наблюдать, что твориться вокруг.
Он здесь уже не раз бывал, а потому знал, что в любой момент могут объявиться прихвостни бурмистра и помешать ему осуществить свой план. Но время было раннее и кроме рабочего люда, устремлёно семенящего по своим утренним делам, на улице никого не было. Видимо все прихвостни оклёмывались после вчерашней пирушки, а уж их бурмистр в последнее время устраивал немало. Осмотревшись вокруг Гюнтер, намереваясь немедленно разобраться со своим главным обидчиком, смело шагнул вперёд к намеченной цели.
Но не тут-то было, внезапно из-за угла на полном ходу вылетела разъездная бричка. Описав немыслимую дугу и резко развернувшись, она остановилась прямо напротив крыльца Урентова дома, при этом, чуть не сбив Гюнтера с ног. Из брички, кряхтя и сопя, вывалился давний собутыльник и близкий сотоварищ бурмистра, околоточный полицмейстер, как раз тот самый по чьему велению Гюнтера должны были схватить и упечь в каземат.
Его утренний визит к Уренту был полной неожиданностью, хотя если хорошо знать его повадки, то в этом нет ничего удивительного. Всё очень просто, вчера на пирушке полицмейстер изрядно перебрал горячительных напитков, а потому сейчас ему было особенно плохо, и он спешил продолжить начатое вечером, тем самым, вроде как, поправить здоровье. И вот вывалившись из брички, он сразу принялся отчаянно карабкаться по крутым ступенькам крыльца.
Да что же это за дела, дьявол побери, эту лестницу! Какого лешего понастроят таких ступеней, совершенно невозможно попасть на половицу, что за чертовщина! пытаясь на своих коротеньких ножках преодолеть крутые ступеньки, чертыхаясь и сопя, ругался полицмейстер. Гюнтер же видя столь занимательную картину, сделал свои выводы.
Надо же, как всё выходит, и этот мой обидчик сюда примчался, прямо сам господь мне его посылает. Ну что же, пожалуй, так даже лучше будет, за один раз с обоими негодяями расквитаюсь подумал он, и машинально нащупав в кармане магическую табакерку, кою накануне сделал для себя, резко кинулся к дому, и в ту же секунду настиг полицмейстера.
Как дела, ваше благородие? что, сил нет, на ступеньки взобраться, а может сначала похудеть надо? уж такому-то увальню жирняку, явно несподручно по такой лесенке карабкаться похлопав его по плечу едко сьёрничал Гюнтер. И этого хватило, чтобы полицмейстер моментально вскипел, как раскалённый самовар. Пыжась и урча, словно молочный поросёнок, он развернулся лицом к Гюнтеру и, гневно выпучив глаза, напустился на него.
Что? Что ты сказал юнец? Да как ты можешь мне такое говорить, да я тебя сейчас в порошок сотру! Ах, ты шелупонь мелкая! заорал он что есть мочи и яростно заскрежетал зубами. Но Гюнтер, не обращая на него внимания, спокойно достал свою табакерку и, открыв её, принялся собирать вовнутрь всю ту ярость и желчь, что выплёскивалась наружу. Однако продолжалось это недолго, полицмейстер вдруг узнал его.
Так ты же тот самый шкет, сын инженера с торфяных разработок, это ты здесь мешался моему другу бурмистру, прохода ему не давал, что опять явился? мало тебя гоняли? Ах ты, щенок, да как ты смеешь вновь сюда являться, да я тебя на каторгу сошлю! разойдясь пуще прежнего, завопил полицмейстер и весь красными пятнами покрылся размером с крупные помидоры.
На его крики мигом сбежалась толпа торопящегося по утренним делам народа. Всем сразу же стало некуда спешить. Люди стояли и смотрели на растопорщенного полицмейстера готовые в любую минуту рассмеяться от его всклокоченного вида. Но не только народ услышал крики полицмейстера. Бурмистр Урент тоже был не глухой, и тоже обратил внимание на громкий шум, стоящий возле его дома. И как бы ему не хотелось спать, ему всё же пришлось выбраться из постели и выйти наружу, узнать, что там твориться. На скорую руку накинув на себя халат и нахлобучив тапки, он быстро выскочил на крыльцо.
Ну что тут ещё случилось? что за гомон? В чём дело, почему вы мне спасть не даёте!? узрев толпу собравшихся зевак, теперь заорал уже и он. А люди, увидев его в столь непотребном одеянии, с выпученным пузом, в незапахнутом халате, да ещё и в домашних тапках на босу ногу, не смогли уже сдерживать своих эмоций и разразились неудержимым смехом. А этот оглушающий взрыв хохота в свою очередь вызвал резкий приступ ярости у Урента.
Заткнитесь безмозглые твари! Замолчите оборванцы! Вам тут что, цирк с клоунами! А ну прекратите, не то я со всех вас велю шкуры содрать! гневно взирая на толпу, разорался он. И тут его взгляд упал на Гюнтера.
Ага, так это ты всё устроил! Но откуда ты здесь взялся!? Ты же преступник и должен сидеть в каземате! Да тебя следует незамедлительно схватить! тыча указательным пальцем в Гюнтера, злобно вскричал он.
Как видишь, ни в каком я не каземате, да и не был там никогда! Более того, и не собираюсь, ведь это твоя участь! и это тебе там предстоит сидеть, потому как это ты преступник, вор и обманщик! и это ты украл у моих родителей их дом! Он на их средства был выстроен, а потому по праву принадлежит только им! гордо расправив плечи, уверенно заявил Гюнтер, а сам, как ни в чём небывало, так и продолжил утрамбовывать в табакерку, исторгаемую злобу и ярость.
А Урент как услышал от него такое утверждение, так вообще взбесился. Давай орать, ногами топать, руками махать. Да и полицмейстер от него не отстаёт, рядом пристроился, и поддакивает. Стоят оба, кричат, зубы скалят, из кожи вон лезут. И вдруг в какой-то момент разом затихли, будто оцепенели. Лица у них словно по мановению волшебной палочки обмерли, обвисли, движения рук замедлились, а раскрытые рты в глупых и ничего не выражающих улыбках исказились.
Это Гюнтер на них своей магией такое действие оказал. Собрал в табакерку все их крики да оры. Постояли они так секунду другую, бессмысленно посмотрели друг на друга, да и на ступеньки уселись. Сели, расслабились, проблески разума в их глазах погасли, веки обмякли, и стали они вместе со всеми вяло похихикивать. Хи-хи да ха-ха, и даже слюнки пустили. А люди-то видят, какие в них перемены случились, и сразу смеяться перестали. Смотрят на них и дивятся, в один миг полицмейстер и бурмистр из двух самых влиятельных чинуш слободы, в натуральных дурачков превратились.