Тут что-то не то, как бы он нас разом не накрыл, задумался
Павел.
Кум Егор сидел к печи русской спиной, посмотрел сбоку на
Павла и спросил:
Павел, что-то ты не в себе молчишь?
Павел даже вздрогнул, напугался:
Нет, ничего, я задумался.
Его обдало холодом а вдруг кто нашёл кошелёк с золотом,
да пытают ума? Да куда же задевался проклятый? Он снова уставился в пол глазом и так сидел некоторое время.
Петька прятал свой клад усиленно сегодня здесь, завтра в
другое место. Думал купить что-нибудь на них, но вытащит большую тяжелую медяшку из кошелька, покрутит, повертит, да и снова положит: нет, это старые, старинные какие-то, даже мамка не
ищет они негодные, и снова положит. Интерес к таким деньгам
наконец пропал. Петька залез на чердак своей избушки без всякого интереса и тайностей положил на боровке этот кошелек, где
лежала каменная плитка, на неё и положил кошелек Петька.
На чердак лазил только он за вениками да мамка это она в год
раз или два посмотреть, да замазать глиной чердачную трубу.
Прошла вся зима, наступило лето, а деньги все лежали на чердаке. Весной потекли ручьи, на крышах таял снег. На их крыше
снега было много, он слежался, таял лениво, а крыша-то слабая,
старенькая. Отец послал Петьку: «Слазь-ко, Петенька, сгреби лопатой снег с крыши, не то провалит крышу-то». Петька мигом
шмыгнул наверх, и не прошло и часа, как навалил он у крыльца
гору снега и убежал куда-то. Мать месила в избе глину что-то
дымить стала печь, наверно, оттепель, а в трубе закуржавел снег,
дым не проходит. Дома был один отец. Мать залезла по лесенке
на чердак, отец подал в ведре глину и ушел к соседям. Подошла
мать к боровку, поставила ведро и ахнула: лежит кошелек на самом видном месте.
Кто, кроме Петьки, его тут положит? взяла в руки, так
и есть: кроме денег, тут уже лежат большие желтые пуговицы
с гербом на медяшке. Ну, варнак, я тебе всыплю! Сколько раз отец
спрашивал, а он как ничего и не знает, молчал, но, сатанёнок!-
взяла его в руки и забылась. Простояла, наверное, долго, слышит
отец кричит: «Чего там, засохла, аль пропала, а Арина?»
Арина очнулась, наспех сунула в карниз кошелек, придавила
половинкой кирпича и проворно подошла к краю:
Сейчас я слезу, немного осталось.
Отец ушел, а мать скорей разломала то место в боровке,
быстро очистила от золы, копоти и другого кирпичного хлама,
замазала снова и слезла вниз. Она металась по избе, проворно управляясь с привычными домашними делами, и все никак из головы не шло: отдать или не отдать,а вдруг возьмёт да и снова забросит,а
деньги-то, ой какие, или уж не говорить ему?
Ночью спать не могла, крутилась с боку на бок что делать с
этими деньгами или уж выкинуть и не сказать мужу тоже плохо, потом что будет? Решила: будь что будет, и все же не сказала.
Ходила, как в рот воды набрала, как чем-то недовольная. Нужда
давила, сосала, но взять из тех денег не могла: вдруг обидится
Павел, скажет утаила, какая ты жена! Боялась обиды мужа больше
всего на свете. А как поступит тот? Может, он кинул задобрить,
чтобы потом украсть нашу девочку? Ой, что же будет? Или думал
сдружиться, а потом въезжать в их деревню?
Недалеко от деревни, где жили Рябинины, в глухом лесу над широким и глубоким озером раскинулось старинное село Медвежий
лог. Звалось оно так потому, что зимой в него часто захаживали
медведи и вода в логу свежая, среди деревни озеро. Видимо, чемто встревоженный шатун приходил в село, но часто находил там
свой конец, потому что и мужики в том селе были чуть не медведи: высокие, широкоплечие, бородатые, угрюмые. Бороды носили
все, начиная от двадцати лет. Не брились они, не стриглись низко
только потому, что каждый, кто имел большую бороду, считался
именитым, солидным, богатым. Были они неразговорчивы, любили горячую русскую сибирскую баню, особенно зимой. Возьмет,
бывало, мужик березовый лиственный веник, залезет на полок,
дышать нечем, а он хвощет себя этим веником, пока один голик
не останется, так голиком и звали эти остатки веников, которыми
потом хозяйки добела скоблили некрашеные полы. Напарившись
вдоволь, слезет мужик с полка, окатит себя из кадушки ковшом
ледяной воды и снова на полок. Домой идет по морозному двору
в одном исподнем. А морозы тогда стояли трескучие, дыхание захватывало. Бороды растили один против другого, больше обрасти
старались.
Вот из этого села и были три разбойника. Два сына и отец, как
узналось позже, разбойничали летом.
Часто днем отсиживались дома, а перед вечером, один по одному, выходили и выезжали из дома. Иногда пропадали в т
тайге по целому лету. Дома они считались хорошими соседями, богатыми
хозяевами. Имели много скота, коней выслеживали, когда кто собирался ехать на рынок из богатеньких что возьмешь с
бедного :пустой холшевый мешок да щей горшок.При встречах со знакомыми пользовались масками.В разбои коней крали даже в своей
деревне, сбывали подальше, угоняли тайгой. Далеко в тайге,
куда не ходят люди, они имели землянку, пировали там после
хорошей добычи, отлеживались.
Землянка завалена хвойными ветками, пихтой и кедрачом. В
ней множество всякой всячины: сбруи на скакунов, там
хранили постели, еду, пресную воду и выпивку.
Когда же находились дома, то хмельного в рот не брали,
боясь, выдать себя чем-нибудь.
Мой Тарас в рот не берет, хвалилась жена старика. А он, умненький, у окошечка сидит, улыбается, а Василий и вовсе
ещё не женат, водку не пьет, хотя ему уже под тридцать, вернее двадцать шестой.
Однажды в их деревне снова были похищены кони, искали везде, обошли окраину леса, в каждом дворе смотрели, хоть того, может, хозяин и не желает. Но коней не нашли.
Прошло две недели. Случилось одному человеку поехать в самый отдаленный хуторок к двоюродному брату, давно с ним не видались. И что же он увидел? Выходит этот Иван на улицу
из двора брата утром, смотрит, стоит мужиков кучка. Иван тихонько подошел, немного не дойдя, остановился. Напротив
его, спиной к нему стоял Тарас. Иван сразу же узнал его. Мужики торгуются с Тарасом, говорят о цене. А Иван видит конь-то не Тараса, а Митрохин.
У Тараса в руках на поводу один хороший конь, а другого уже совсем нет. Разве он, Тарас, знал, что мог забраться так
далеко его земляк Иван, из одного села, живший почти рядом,
на одной улице в Медвежьем логу. Тарас говорит свою цену, а
двое мужиков свою. Немного заспорили из-за четвертной, не
сошлись в цене. Вот и торгуются.
Но чё, земляк, четвертную не поделили? А не добавить ли
вам у меня найдется, хлопнув Тараса по плечу сзади,
сказал Иван, и вышел вперед.
Тарас, круто обернувшись, вздрогнул: «Мать твою за ногу!»,
успел высказать, дернул коня, стрелой прыгнул на него и
понесся в сторону леса.
Мужики обозленно кинулись на Ивана, чуть не с кулаками
«Чего лешак тебя принес? Чей ты, кого тебе туто-ка надыть?»
Сергей поспешил помочь брату,не то поколотят кержаки
чумные:
Тихо, шабаш! Братуху не трожь мого, а то со мной, робята,
будем считаться, быстро приближаясь, сказал Серега.
Он мужика от нас отогнал, тот коня продавал, а яво лешак
приволок. Он чего-то испугался и маханул, небось за станового брата твоего принял.
Иван усиленно стал объяснять, что мужик этот из его села,
что он, видно, коней уволок, окаянный.
Я коня-то хорошо знаю его Митроха искал, а этот подумал,
что здесь никто его не увидит, а тут на тебе, я приплелся.
Чего я-то вылез? Хана теперь мне. Что я наделал? Разве я
знал,что так обойдется? Да, дела плохи, он теперь меня
накроет.Вот поеду домой, и крышка. Следить будет, тайгой ехать-то!
Только теперь Иван понял, что попал впросак.
Все ясно коней украли они, их работа. Раз один тут, то и
другой тоже, а может, и все их дело, мелькнуло в голове Ивана. Да!
Между тем Тарас круто остановился: все, теперь не догонят,
хотя никто и не гнался за ним.
Тарас соскочил с коня, схватил повод в руки и пошел в обратную сторону. Вот уже видны кое-где просветы между
деревьями, вдалеке просматривалась деревушка.
Если кто решится догонять перещелкаю. Меня-то тут не
видать, а я вижу. Если их будет много отъеду дальше, поглубже,
решил Тарас и присел у дерева, крепко держа повод в руке.
Но погони не было.
Час от часу становилось легче, и он начал думать, что же теперь делать? Ведь он уличен, конечно, Иван его предаст, немедленно надо что-то с ним делать, но что? Если поджидать его туткто знает, когда он поедет. Не спалить ли мне его ночью? Но он
не в своём дворе ну и пусть!
Долго еще сидел у дерева Тарас и думал, а день уже уходил,
стало темнеть, наконец совсем стемнело, Тарас лег на траву, решил набрать силы заснуть, привязав коня к дереву. Вдруг внезапно решение пришло ему в голову, он вскочил, сел на