Ну, что? сказал, появляясь, Юрчик. Я свою работу выполнил. Обещание по чаю еще в силе?
В силе, кивнула Настя.
Наглый Юрчик широко улыбнулся и неожиданно оказался рядом. Свет лампочки что-то странное, магнетическое делал с его лицом, тонкими губами, притягивая к ним взгляд. Настя почувствовала руку у между себя ног, оглаживающую, продавливающуюся в тело сквозь слой ткани.
Нравится? спросил Юрчик.
Потом был поцелуй.
Если бы изо рта у Юрчика плохо пахло, гнилью, сигаретами, тут бы все и кончилось. Настя себя знала. Не пересилила бы, передернулась от отвращения и выставила за порог без чая и сладкого. Только вот поцелуй получился с запахом кофе и халвы. Горький и маслянисто-сладкий одновременно. Или ей так показалось? Рецепторный, вкусовой казус. Ах, когда у тебя полтора года отсутствует мужчина, было бы на что обращать внимание! В общем, так и познакомились.
А кровать у меня здесь.
Чай, кстати, тоже был. Но позже.
Планида дала знать о себе на исходе месяца совместной жизни.
Юрчик переехал к Насте через день, взяв сутки на улаживание каких-то непонятных, до конца не объясненных дел. Пожиток у него было немного. Большинство вещей уместилось в небольшой туристический рюкзак. А те, что не влезли в рюкзак, втиснулись в спортивную сумку. Отдельным багажом шла гитара. Судя по облезшему лаку и множеству царапин и нашлепок, инструмент находился в почтенном возрасте. Играть на нем Юрчик сердито отказался. Сказал: «Память», и все. Гитаре определили место в кладовке, чтоб не мозолила глаза, накрыли фуфайкой.
А так
Хорошо было. И в бытовом, и в сексуальном плане. Жили ладно. Юрчик подвизался на рынке разнорабочим. Где грузчиком позовут, где за продавца смену отстоит. Часто на овощебазы ездил и в колхоз «Новатор». Приходил грязнющий, усталый, показывал: «Вот такие залежи раскапывал». Друзей-приятелей не водил, пил редко, обычно ограничиваясь бутылочкой крепкого пива после рабочего дня.
Денег, конечно, не много зарабатывал, но без подарка к своей женщине не приходил. То тюльпан принесет, то бумажный пакет, внутри которого бугрится здоровущая кисть черного, сладкого до невозможности винограда, то колечко подарит, серебряное. А и обнимет, тычась носом в щеку: «Люблю тебя, Настька», тоже хорошо.
Ну, хождение в дырявых носках Настя только прекратила.
А еще Юрчику можно было выговорится. Лежишь головой у него на груди, а ногами на диванном валике-подлокотнике и все, что на душе за день накипело, ему высказываешь. Про дурную соседку, про едва не подвернутую ногу, про Светлану Леонидовну и Ирину Макаровну, не объясняя, кто они такие, про новенькие «лексусы» на стоянке перед администрацией, про перерасчеты и кривые формы, про то, что устала, как собака, которую погладить некому.
У Юрчика как-то удивительно вовремя получалось ее остановить, пока она не расстроилась, не разозлилась, не накрутила сама себя. Была это природная чуткость или же Насте просто хотелось так думать, но Юрчик прижимал ей палец к губам, опускался рыжим солнцем, а вторая рука его пробиралась по Настиному животу в очень интересное место. Нет, правда, какие уж тут разговоры?
А в конце марта Юрчик на день пропал. Хлоп! и нет его. Ни записки, ни звонка. Сам на вызовы не отвечал, смс-ки проваливались будто в бездну. Безответную. Самое главное, утром все было как обычно, завтрак, короткий поцелуй, ну, я пошел. Сердце даже не тренькнуло беспокойством.
А с обеда позвонила не отвечает. Домой пошла через рынок никто Юрчика не видел. В квартире пустота. Полночи Настя маялась, глотала кофе, и в голове ее одна страшная мысль заволакивала другую.
Юрчик, Юрчик, безотчетно шептала она.
Одно время ей казалось он сломал ногу. Телефон разбился при падении, от боли Юрчик потерял сознание, и его увезли в одну из больниц. Потом она вдруг решила, что его сбила машина. Такие случаи происходят сплошь да рядом! Сел пьяный урод за руль и покатил, не видя дороги.
Настя даже на мгновение увидела Юрчика на грязной обочине, в каких-то кустах, в штанах, в куртке, изломанного, примявшего собой ветку. Ветерок ерошил рыжие волосы, рядом темнел осколок бампера. О, Господи! Дрожащими пальцами она принялась набирать номер «скорой помощи», чтобы бригада врачей выехала по неизвестному адресу. Настя так и хотела сказать: «Где-то человек на обочине Мой Юрчик!». Но новая мысль, еще более жуткая, заставила ее выронить телефон на пол.
Его убили!
Он же сидел. Его нашли на рынке старые дружки, потянули за собой. Какие у них могут быть интересы? Ограбить, убить кого-нибудь. А Юрчик сопротивлялся, говорил, что оставил все в прошлом. Они: да-да, конечно, но увидели, что серьезно все, и ножичком его в бок. У Насти потемнело в глазах. Она представила, как Юрчик, зажимая рану руками, где-то в кривом переулке сползает вниз по стене.
А дружки уходят, растворяются во тьме, похохатывая.
Забылась Настя под утро, часа в четыре, так и не решившись никуда позвонить. Ни в милицию, ни в «скорую», ни в морги, которых в городе было аж три. Прикорнула на диванчике в гостиной, будто выключили.
Юрчик вернулся в шесть.
Долго и виновато шаркал в прихожей, копошился, шуршал чем-то, какими-то бумажками, постукивал ботинками, шмыгал носом. Настя было вскинулась, но потом затихла, спиной, мурашками на плечах и на шее ощущая движение Юрчика по квартире. Вот он прокрался в туалет, вот вместе с клекотом воды выбрался из него в коридор, скрипнул дверью, скользнул в пустую спальню, вот озадаченно, не обнаружив Насти, вышел. Опять чем-то зашуршал. Ближе, ближе.
Настя сначала почему-то съежилась, но с легким движением воздуха от осторожно раскрываемой двери выпрямила спину, повернула голову. Пойманный врасплох Юрчик замер на пороге.
Спишь?
Глупее вопроса придумать было нельзя. Он стоял в носках, в джинсах с высоко подвернутыми штанинами, в какой-то дурацкой, темно-синей спортивной кофте на «молнии» и щурился одним глазом, словно заранее ожидая, что в него вот-вот чем-нибудь нехорошим кинут. Тапком. Подушкой. Словом.
Горло у Насти, наконец, согласилось выпустить воздух из легких.
Нет, выдохнула она.
Юрчик кивнул.
А я тут это
Он протянул прозрачный целлофановый кулек, полный цветных бумажек. При неуверенном свете ночника и дымном сиянии из окна Настя не сразу опознала в бумажках денежные купюры. Купюр было много. Были они разные. Может, тысяч на десять. Или на двадцать.
Откуда? спросила Настя.
Да там Юрчик шевельнул плечом, не желая вдаваться в подробности. Это не важно. Насть, я же это нам тебе.
Они чьи?
Мои.
Ворованные?
Юрчик посмотрел на кулек и фыркнул.
Насть, ну, ты, блин, совсем! Ворованные, они бы в банковской опечатке были. А тут семнадцать тысяч всего. Семнадцать тысяч семьсот сорок рублей. Это так, должок мне вернули.
Настя подобрала с пола телефон.
А позвонить?
Юрчик сделал шажок к дивану.
Насть, ну, там непростое дело-то было, заговорил он, оправдываясь. Человек тоже, знаешь, пуганый. Не мог я при нем звонить. В область ездил.
В Грачево свое?
Ну!
Еще один маленький шажок и кулек закачался у Насти перед глазами.
Семнадцать тысяч?
Ну! Я в долг давал под проценты.
А предупредить ты мог?
Юрчик сел рядом, уложил кулек Насте на колени.
Да там ситуация сложилась забухтел он.
Настя замахнулась телефоном.
Сейчас как дам ситуацию!
Юрчик снова прищурил глаз.
Давай!
Потом ткнулся носом в челюсть, в щеку и одновременно запустил пронырливую руку между диваном и напряженной Настиной спиной.
Я переживаю, сказала Настя.
Блин, понятно.
Юрчик притянул женщину к себе.
Просто предупреди.
Так один раз всего.
А вдруг
Настя не договорила, потому что Юрчик стал целоваться. Спортивная кофта сползла с него сама собой, клацнул ремень на поясе, освобождая ход джинсам. Взлетел сигнальной ракетой носок. Насте было проще. Халатик на три пуговицы, под халатиком ничего.
Утро уже, выдохнула Настя, подаваясь под пальцами Юрчика.
Ага, кивнул Юрчик. Самое время.
От него пахло потом и сырым, лежалым сеном. Кулек с деньгами упал, купюры с шелестом разлетелись по полу.
Где-то через полчаса, умостившись под боком у Юрчика на узком диване, переплетясь с ним ногами, Настя сказала:
Я вот думаю, ты моя планида.
Кто?
Судьба. Крест.
Юрчик приподнялся.
Какой я крест?
Ну, наказание.
Я наказание? нахмурил брови Юрчик. Почему?
Потому что я за тебя волнуюсь, сказала Настя.
А, в этом смысле.
В этом.
Это приятно, Юрчик успокоенно лег, проговорил: Планида.
Рыжий хохолок его волос заискрился, попав под солнечный луч. Настя растрепала хохолок пальцами.