Я поняла, сказала Настя.
Ага, кивнул Юрчик, а тут я смотрю, тень в окне какая-то странная. Квадратная. У меня аж кусок шашлыка изо рта выпал. А тень, значит, растет и бах! летит на меня сквозь шторы, сквозь стекло.
А ты?
А у меня в голове ни хрена не совместилось. Ну, что с копыт могу навернуться. Парень, тот сразу в сторону брызнул. Просек. А я стою, как стоял. Жду чего-то.
Дурак.
Юрчик вздохнул.
Ну, не без этого. Только то, что летело, так до меня и не долетело. Сантиметров тридцать не хватило. Знаешь, что оказалось?
Настя мотнула головой.
Кресло, поделился Юрчик. Желудю что-то не понравилось, а на него, бывает, находит, ну, он кресло, тяжелое, между прочим, в окно и выбросил. Спонтанно. На нерве. Потом, конечно, извинялся, еще выглянул и меня спросил, как я, в порядке или нет. А у меня в глазах все еще жуткая тварь о четырех ногах в ореоле осколков меня сожрать летит. Разумеется, я в порядке. Куда денусь? Так и заверил его.
Он замолчал. Настя потянулась к его руке.
Но, знаешь, произнес Юрчик, когда у меня душа в пятки поднырнула? Когда я на парня посмотрел. Вроде только что вместе шашлыки ели, а теперь он на меня ствол навел и из живых почти вычеркнул.
Почему?
Ну, подумал, наверное, что Желудь с его боссом не договорились, и пора всех валить. Ну, того, кто рядом. Меня, в смысле.
Ох, выдохнула Настя.
Ага, сказал Юрчик, а у меня ни волыны, ни жилета, труп, понимаешь, с гарантией. Стою, жду выстрела, вцепился во что-то, потом уже босс парня того что-то крикнул, мол, пушку опусти, парень ствол и убрал. А я знаешь во что вцепился? Вот! он брякнул на стол брелок с кроличьей лапкой. Снова спасла меня.
А может это я, сказала Настя.
Ты?
Я тоже за тебя вчера
Что?
Настя смутилась.
Ну, почти молилась.
Точно вы с лапкой соперничаете, рассмеялся Юрчик.
Тут по телевизору трупы в Овчаровке показывали, сказала Настя. То ли отравились, то ли еще что. Она посмотрела на Юрчика. Я подумала, что там можешь быть ты.
В Овчаровке?
Да.
И что меня понесло в Овчаровку?
Там тоже рыжий был.
Юрчик пятерней взъерошил волосы.
Покраситься что ли?
Не надо, улыбнулась Настя. Но я загадала, что это не ты.
Ну и правильно! Ни ногой в Овчаровку!
Теперь все?
В смысле?
С обещанием Желудю.
А, да, все.
И больше никаких дел?
Ну, извини, этого я не знаю.
Юрчик!
Настя пнула свою планиду ногой под столом.
Блин! В косточку же! Юрчик наклонился потереть больное место, со свистом втянул воздух. Ты это, Насть Что я, маленький? Сам понимаю. Сто пудов, ни в какой блудняк не полезу.
Казалось, все успокоилось, и жизнь вернулась в тихую, размеренную колею. Они съездили к Настиным родителям, и Юрчик очень понравился папе, к тому же вызвался посмотреть на его старенькую, не на ходу, хранящуюся в дачном гараже румынскую «дачию». Мама с Юрчиком тоже общалась охотно, но, улучив момент, когда мужчины вышли покурить на балкон, спросила Настю:
Дочка, как у тебя с ним, серьезно?
Кажется, да, сказала Настя.
Нет, конечно, давно пора, обнимая ее, сказала мама, но какой-то он легковесный. Ну, шебутной.
Она не нашла других слов, а, может, не хотела обидеть. Все-таки синела у Юрчика на пальце выведенная наколка. Настя потрепала ее по руке.
Я уже взрослая.
Да-да. Я знаю. И все-таки
Мам, сказала Настя, знаешь, я очень боюсь его потерять. Он словно моя половинка, моя судьба.
Мама вздохнула.
А сам-то он как думает?
Он меня любит.
Володя, помнится, тоже клялся, сказала мама и осеклась. Прости.
Владимир Андреевич ко мне уже никаким боком, отчеканила Настя. Не вижу, не помню, счастлива.
Балконная дверь, открываясь, брызнула солнечным бликом, и раскрасневшийся папа живот вперед вступил в комнату со словами:
Ну, дорогие мои, через две недели едем на дачу! Это решено, коллектив проголосовал единогласно!
А как же политбюро? спросила мама.
А что политбюро? папа лихо подкрутил седеющий ус. Глаза у него сделались молодыми, блестящими. Неужели политбюро против?
Ты же работаешь!
Я говорю про выходные. И Юра нам поможет.
Юрчик кивнул.
Обязательно!
Вот! Вот! качнул головой в сторону Настиного избранника папа. Учись! Человек с правильной гражданской позицией. Или мне что, включать генерального секретаря?
Вот! Вот! качнул головой в сторону Настиного избранника папа. Учись! Человек с правильной гражданской позицией. Или мне что, включать генерального секретаря?
Мама улыбнулась.
Ну, включай.
Папа покосился на Юрчика.
Кхм. Не будем травмировать молодое поколение. Еще в сумасшедшие зачислят.
Это уж не тебе, Коля, решать, сказала мама. Сумасшедший ты или нет, это другие люди определят.
Кто?
Твое политбюро! показала на себя мама.
Папа с удовольствием рассмеялся.
Значит, генеральный секретарь решил: едем!
Уже на улице, из одной руки в другую перехватывая сумку, которую мама с воодушевлением набила домашними вареньями и соленьями, Юрчик сказал Насте:
У тебя хорошие родители.
Ага, согласилась Настя. Папа очень подобрел. Знаешь, я сейчас подумала: про таких обычно говорят старорежимные.
Ну, скорее, советские.
Это ты намекаешь на секретаря и политбюро?
Ну, да, намекаю.
Настя шутливо толкнула Юрчика плечом в плечо.
Смотри у меня.
Тоже кого-нибудь включишь?
Увидишь!
Они шли по тротуару. Было тепло и сухо. Солнце припекало. Деревья и кусты стояли в нежном зеленом подшерстке.
Хорошо, да? спросил, жмурясь, Юрчик.
Народ гулял, катался на роликах и самокатах, сидел на лавочках.
Скоро лето, сказала Настя.
Может, съездим куда-нибудь в июле-августе?
Куда?
На море, конечно.
Это нам не по средствам, Юр.
Юрчик снова переменил руку и обошел Настю справа, чтобы сумка не вклинивалась между ними.
Как раз по этому поводу
Да?
Тут есть одно дельце. Приятель просит поучаствовать.
Подхваченная под локоть Настя почувствовала холодок под сердцем.
В каком смысле?
Да там, знаешь, наехали на него одни придурки. Ну, из молодых да наглых. Школьники, блин. Золотая молодежь.
А ты причем?
Ну, он предлагает пятьдесят штук. Как раз на море хватит. Всего-то, припугнуть, ну, может, фингал поставить.
Настя остановилась. Юрчик остановился тоже.
Юр.
Юрчик, наклонив голову, посмотрел из-под рыжего вихра.
Что?
Ты же пообещал ни во что не ввязываться.
А я ввязываюсь? Я другу помогаю. Да если бы там что-то было! Леха просто один, а тех пятеро или шестеро. Ну, его же просто запинают в одиночку, не отобьется. А так я
Один ты?
Не-а, я ж тоже не дурак. Что один, что двое. Состав будет где-то равноценный.
А по-другому это никак не решить?
Как?
Ну, позвать полицию, предположила Настя.
Юрчик фыркнул.
Знаешь, что сделает полиция? Всех разгонит, а Леху, скорее всего, посадит. И меня с ним заодно, как уже судимого.
За что?
А что школьники накатают, за то и посадят. Или сами придумают.
Тогда тебе тем более надо от этого Лехи держаться подальше, сказала Настя. Это же, она припомнила слово, блудняк, как ты говоришь.
Это взаимопомощь, сказал Юрчик.
Скажи, что не можешь.
И кто поможет мне, если что?
Твоя лапка!
Она не по деньгам, она по удаче.
Юр, сказала Настя, кое-как справившись с комом, внезапно вспухшим в горле, я не хочу тебя терять.
Юрчик молодцевато выпятил грудь.
Так вот я! Бери, пока есть. С сумкой твоей мамы я точно далеко не убегу.
Настя то ли фыркнула, то ли всхлипнула.
Ну да. И мы вполне обойдемся без Лехиных тысяч.
Я подумаю.
Юр, я чувствую, что это опасно.
Ерунда, Насть. И пошли уже, а то у меня вот-вот рука отсохнет. Стоим тут, как два тополя на Плющихе.
Три.
Ну, нас-то двое.
Он умел рассмешить.
А вечером Юрчик исчез.
Накинув куртку, вышел в сакраментальное путешествие в магазин за сигаретами и не вернулся. Зато прислал короткую, сухую смс-ку. «Извини, дела. Буду завтра». Кажется, все им было решено заранее.
Ужинала Настя одна, вбирая в себя звенящую пустоту квартиры. Пюре отдавало картоном. Жареная курица горчила. Мерзли, поджимались пальцы на ногах. Страшно. Юрчик! Юрчик! Хоть в окно кричи.
А если
Сорвавшись, Настя выбежала в прихожую, торопливо ощупала карманы второй Юрчиковой куртки, прошлась ладонью по полке для шапок, заглянула в ящички, в подвешенную на гвозде вязаную сумочку для счетов и газет. Нет кроличьей лапки! С собой взял! Не выложил. Ах, может, оно и к лучшему. А с другой стороны, если понадобилась, значит, есть опасность, школьники, не школьники, а опасность существует.