Я хотел добавить, что эта утренняя красота, которую Карен назвал песней, длится не дольше завтрака. Но не стал вмешиваться в разговор. Фотографу вообще лучше помалкивать и во время кнопку нажимать.
Овчарка встрепенулась и повернула морду. Из темноты в круг света от костра вошла Валентина с ведром в одной руке и пачкой бумажных тарелок в другой. Карен потянулся к огню и поворошил обугленной палкой угли, затем смахнул с одного чурбана невидимые травинки.
Поставь сюда!
Следом за Валентиной в круг света вступил Алексей, сопровождаемый второй псиной. Выудил откуда-то из темноты, из-за камней закопченную решетку для гриля, раскрыл ее на чурбане.
Карен засунул руку за спину и достал квадратную бутылку виски.
Алексей перешагнул через камни, скрылся в темноте и вернулся из нее со вторым чурбаном, который устроил, поворочав, ближе к огню.
Стаканы и вилки? вопросительно сказала Валентина, оглядывая чурбаны, не принесли!
А где они? Алена легко поднялась.
На кухне.
Алена упорхнула в сторону светящихся окон дома. Одна из овчарок побежала за ней, а вторая, насторожив уши, смотрела на реку.
Валентина засунула обе руки в ведро и начала вынимать из него куски рыбы, и раскладывать их на решетке. Закат, костер, ее ковбойская шляпа, тонкие пальцы с перстнем, уверенно управляющиеся с белыми ломтями рыбьих тушек все это было красивой картинкой. Я вынул из сумки фотоаппарат.
Снимайте, но использовать только по согласованию со мной, сказала Валентина, не повернув даже головы.
А я не гордый и не прячусь, Карен пригнул к себе голову овчарки, ну, сфотографируемся на память?
Я сделал несколько снимков и показал их Карену.
Почему собаки всегда получаются лучше, чем я? с артистическим возмущением спросил Карен.
Забудь три языка, забрось живопись, прекрати преподавать, высунь язык и тоже обретешь такую первобытную привлекательность, Валентина не меняла манеры шутить и обращалась со словами небрежно, как с хорошо знакомыми драгоценностями.
Алексей в этом диалоге не участвовал. Он перекладывал угли из костра в жаровню, ворошил их и только улыбался уголками губ.
Я сделал несколько фото его лица, красного от бликов пламени, крупным планом и, рассматривая их, удивился, что щетина на его подбородке была не очень-то заметна. Похоже, он брился еще утром. Странно, что меня это удивило, наверное, такой у меня в голове сидел стереотип: фермер, рыбалка, борода. Я вспомнил некоторых своих знакомых. Уж не хотят ли они обрести первобытную привлекательность после того, как получили свои дипломы?
В сопровождении овчарки вернулась Алена. Она поставила на чурбан пять нормальных стеклянных стаканов, положила рядом вилки, и села не на то место возле меня, откуда поднялась, а немного дальше на высокий плоский камень. Перед тем, как сесть, поправила что-то в заднем кармане. Сказала, оправдываясь:
Одноразовых не нашла.
У Алексея из одноразовых не пьют, ответил Карен, ни-ко-гда!
Я и хлеб захватила, Алена выложила из пакета большие ломти хлеба и пристроила их там же на чурбане.
Не сидите на камнях, сказал Алексей, выудил откуда-то из тьмы за собой серый кусок доски и подал Алене.
Спасибо, сказала Алена, но мне показалось, что камень теплый.
Показаться может, но тут, на берегу, все быстро остывает.
А потом память на всю жизнь, отдается в каждом шаге, сказал Карен, отвинчивая колпачок с бутылки.
Подожди, остановил его Алексей. Может, моей?
Карен широко улыбнулся, завинтил колпачок обратно и поставил бутылку на землю у камня.
Знаешь, что не откажемся! Да, сладкая?
Алексей пошарил в своей брошенной на камни куртке и достал бутылку тоже квадратную, но с горлышком, залитым красным сургучом.
Дай-ка посмотрю, Карен взял бутылку и стал рассматривать горлышко.
Ого, товарный знак! Фирменный стиль! Это что, редиска, свекла?
Репа, ответил Алексей. С нее все началось.
Я посмотрел на Алену. Было интересно, как она начнет работать. Достанет айфон, или по старинке блокнот с карандашом.
Но Алена пошла круче, просто в пике какое-то. Она взяла стакан с прозрачной жидкостью, и сказала:
Я, конечно, здесь оказалась по работе. Но можно, я сегодня не буду работать. Никаких вопросов, никаких интервью. У вас тут так хорошо, простор, закат, река.
Дело ваше, ответил Алексей.
Дело ваше, ответил Алексей.
Он пристраивал на углях решетку с рыбой. Пристроил, повернулся к нам, взял свой стакан.
Буду банален, но за здоровье!
И за контакт цивилизаций, сказал Карен. Шутка ли, Высший Разум в лице представителей респектабельного СМИ приземлился у костра на берегу речки без названия и пьет фермерский самогон из репы.
Мы выпили. Я смотрел на Алену. Она хватанула большой глоток и чуть не поперхнулась.
Как? Лучше, чем раньше? спросил Алексей.
Хорошо, ответил за всех Карен.
Я так и думал, согласился Алексей, с медом лучше.
Потом посмотрел на Алену и пояснил:
Это не самогон. Просто настойка. Древний рецепт.
Ну да, подтвердил Карен, репа и мед, остро и пряно, горько и сладко, как судьба художника.
Хорошо сказал, ответила ему Валентина, иначе кто бы догадался, что среди нас художник. А теперь все ясно!
Она внимательно посмотрела на Алену, потом пристально вгляделась в ее лицо и спросила:
Вы, она назвала фамилию Алены. Мы что-то читали ваше. Помнишь, Карен? Год назад. Там и фотография ваша была. Кажется, это было эссе об этих идиотах «биорисовальщиках». Представляете, Валентина заговорила громче, обращаясь ко всем нам, придумали новое течение. Рисуют молоком, кефиром, где-то слайсы мяса или сыра лепят. Потом под стекло и к людям!
Долго такая живопись держится? задал вопрос Алексей.
Не очень, ответил Карен, плесень лучший критик. Ничего не говорит, ничего не пишет. Просто все жрет.
Но ваша статья, он обратил взгляд к Алене, мощнее плесени. Вы так тонко, так изящно с ними расправились. В общем чисто по-женски не оставили камня на камне.
Я впервые увидел, что Алена может смущаться. Я это понял по ее еле дрогнувшим губам, небольшой ямочке, возникшей на щеке, и глазам, которые она спрятала в квадратное око стакана.
Спасибо, мне приятно, что вы читали.
Читали, не то слово! Радовались, наслаждались, Карен болтал остатками настойки в стакане.
У вас есть стиль сдержанный, точный, со взглядом в перспективу, продолжила Валентина таким голосом, как будто диктовала статью.
Как у Коко Шанель маленькое черное платье, но в журналистике, прервал ее Карен. Ну, что, не пора рыбу переворачивать?
Я заметил, что при упоминании француженки ресницы Алены дрогнули, а темные зрачки метнулись в сторону Алексея.
К маленькому черному платью нужен бриллиант. Идеально, если им становится сама женщина. В данном случае автор, добавил я, не сбившись ни разу. Мне редко приходится говорить среди интеллектуалов. Обычно я их фотографирую, потом смотрю на снимки и раздумываю: в чем же проявляется интеллект. Фотография честное искусство.
В ответ на мои слова Алена бросила на меня уничижительный взгляд:
Коко Шанель, между прочим, сказала, что роскошь это вызов не бедности, а вульгарности, и она снова махнула ресницами в сторону Алексея.
А он в это время поворачивал решетку, поливал чем-то куски рыбы, снова поворачивал и чем-то поливал. Другими словами колдовство было в разгаре.
Мы, кстати, за знакомство так и не выпили. Первый тост ведь за здоровье был, тост землепашцев, сказал Карен, подливая в стаканы из бутылки с красным сургучом на горлышке.
Чокнулись, сдвинув стаканы над чуркой с хлебом.
Карен, просто художник. Муж мадам, Карен церемонно склонил голову в сторону Валентины.
Валентина полезла в карман, вынула кожаную визитницу, достала две карточки и протянула одну Алене, вторую мне. "Галлерея", директор, прочитал я. Стал понятен ее интерес к живописи, к художникам, к алениному творчеству в том числе.
Готово, Алексей снял с углей решетку и по дуге, рассыпая по воздуху клочья дымка и запаха, перенес ее к нам.
Валентина проворно раздала бумажные тарелки.
Помидоры здесь, в тазике. Лук, укропчик, прочие части натюрморта. Сначала смотрим, потом едим, Карен двигал по пожухлой траве тазик с зеленью, устраивая его в равной досягаемости от всех коленей.
Соответственно, колени двигались тоже, сдвигаясь к огню, к чурбанам, к натюрморту, который предстояло разрушить.
Глава 3. Отцы-командиры
Солнце совсем исчезло, оставив багровую полоску на горизонте. Искры вылетали из пламени и гасли, за секунды исчерпав свой порыв достичь звезд. В окружающем просторе и одновременно в тесноте каменного очага было скрыто что-то неимоверно важное, неимоверно ценное, необходимое для жизни.