В детских стояла тишина. Тео дремала, прижавшись щекой к «Смерти Артура» сэра Томаса Мэлори, что он привез из Лондона. Степан вытянул книгу. Поворочавшись, девочка заснула еще крепче. Лиза раскинулась рядом, будто ангелочек.
У мальчиков Ворон понял, что Ник и Федя сегодня дружат против Майкла. Парни заняли одну кровать, Майкл расставил подушки вокруг своей.
Завтра все изменится, улыбнулся Степан. Он постоял немного, слушая дыхание детей.
Осторожно постучав в дверь Машиной спальни, Ворон увидел на пороге Марфу. Невестка, в халате на соболях, щурилась, держа подсвечник.
Иди к себе, Степан прикоснулся губами к ее лбу.
А открыла рот Марфа.
Иди, Степан взял свечу, дальше я сам.
Жена так и сидела большом кресле, положив руки на живот, будто охраняя его. Вернув подсвечник на стол, Ворон долго смотрел на ее склоненную, темноволосую голову.
Прости меня, сказал он, я был неправ. Иисус учит, что никто не безгрешен, а как я могу тебя обвинять, ежели сам перед тобой виноват?
Я знаю, сказала Маша.
Как? его губы заледенели, словно на жестоком морозе.
Жена подняла голову. Ее глаза опухли, по щекам катились слезы.
Когда ты приезжал той осенью, что мальчикам год исполнился, горло, закрытое скромным воротником платья, дернулось, я потом заболела.
Если бы Ворон мог, он бы закончил свою жизнь прямо сейчас, не смея взглянуть на нее. Тогда он вылечился быстро. Пожурив его за неосторожность, судовой хирург пообещал, что к Плимуту все будет в порядке. После той болезни он больше не рисковал портовыми шлюхами. Он брал дорогих и надежных женщин, стоивших потраченного на них золота. Больше у него ничего такого не случалось.
Я тебя не виню, сказала тихо Маша. «Ты мужчина, у вас так принято». Ни одна из его ран не приносила такой боли, как ее простые слова.
У меня давно все в порядке, Степа, она запнулась, но врач сказал, что я больше не смогу понести. Видишь, она горько усмехнулась, как вдруг получилось, жена отвернулась. Он заметил рядом с креслом сложенную корзинку.
Завтра я уеду, сказала Маша, кольцо твое я сняла, оно в шкатулке. Если, она прервалась, если со мной все будет в порядке, ты разрешишь мне видеть мальчиков? Хоть иногда.
Он молчал, пока рвалось на части все, что еще оставалось живым внутри.
Я не знаю, как мне просить у тебя прощения за все, ответил Ворон, я не знаю, примешь ли ты меня обратно. И я ничего, никогда у тебя не спрошу. Но если ты уйдешь, у меня больше не будет дома.
Он положил руки на ее теплые плечи:
Ты часть меня, Маша. Твои дети, и мои дети тоже. Что бы с тобой ни было, ты часть меня.
Поцелуй меня, Маша прижалась щекой к его руке.
Я не могу, Ворон обнимал ее, сначала мне все рассказать
Не надо, Маша сама поцеловала его, не надо, любимый. Просто будь со мной.
Свечи догорали, в комнату вползал серый рассвет. Степан прижал ее к себе поближе:
Когда дитя родится, я больше в море не пойду.
Как! ахнула Маша.
Не совсем, поправился Степан. Маша улыбнулась: «Наймусь капитаном, ходить в Голландию али Германию».
Тебе же скучно будет, удивилась жена.
Зато я всегда останусь рядом с вами, Степан провел губами по ее нежной спине. «Черт с ними, с деньгами, всех не заработаешь. Семья важнее». Маша повернувшись, поцеловала его: «Ты прости меня, Степа. Я плохо поступила с тобой, очень плохо. Прости».
Девочка моя, он отдался в ее ласковые руки, я сам перед тобой виноват, не сказать, как. Мне до конца жизни свою вину не загладить. Не плачь, пожалуйста, не расстраивай маленького. Иди ко мне.
Скользнув вниз, она что-то горячо зашептала. Ворон больше ни о чем не мог думать. Он только гладил ее по голове: «Еще, еще, пожалуйста!» Она остановилась, Степан пробормотал: «Не мучай меня, Мария, иначе я тем же отвечу».
Грозный Ворон, рассмеявшись, она почувствовала шлепок. «Еще!» Маша сладко потянулась.
Не бросай дело на полдороге, посоветовал муж, у нас на кораблях и кое-что другое имеется для лентяев.
То на кораблях, она, правда, вернула губы туда, где им было сейчас место.
Закинув руки за голову, Ворон присвистнул: «Ты, Мария, разбаловалась вконец, пора тебя поучить, как мужу положено». В темных глазах жены метались искорки смеха, Степан потянул ее к себе: «Сейчас узнаешь, каково это».
Он и не знал, что жена может быть такой. Ворон все спрашивал: «Тебе, правда, хорошо?»
Хватит болтать, простонала Маша, иначе весь дом услышит, как мне хорошо!
Пошарив рукой, не найдя подушки, Маша вцепилась зубами в его плечо.
Почему ты раньше такого не делал? жена нежилась у него под боком.
Дурак был, он зевнул: «Какая ты у меня красивая, Марья, так бы и не выпускал тебя отсюда. А ты чего, он лукаво взглянул на жену, раньше таким не занималась?»
Тоже дура была, она обняла его: «Кажется, поумнели мы с тобой, Ворон?»
Точно, у него слипались глаза, все, Степан прижался к ее спине, отдыхать, долго, и чтобы нам никто не мешал».
Они проспали до вечера в объятьях друг друга. Марфа, устав гонять детей от опочивальни, заперла дверь, что вела в Машины комнаты с лестницы.
Женщина строго сказала: «Кто первый постучит, тот сладкого не получит вообще никогда».
Вы летом уедете, тетя Марта, запротестовали близнецы.
Мистрис Доусон тоже все узнает, ехидно пообещала женщина.
Папа, спросил Майкл, а почему ты так долго дома?
Степан усмехнулся:
Мне нравится дома, сынок, зачем еще куда-то ехать? Кто скажет, каким путем португальцы в Индию ходили?
Дети сидели на ковре вокруг большой карты.
Здесь, Ник показал на мыс Доброй Надежды, сначала на юг, а потом на северо-восток. Ты плавал туда, папа?
Конечно, кивнул Степан. Тео уперла палец в Молуккские острова:
Наш батюшка отсюда специи возит. Они такие вкусные, прямо вот как здесь сейчас пахнет.
Сандаловое дерево, объяснил Степан, оно растет в Индии.
Хотела бы я туда попасть, мечтательно сказала девочка. Степан вспомнил, как то же самое давно говорила его покойная сестра.
Рассказать вам про Гоа? Степан потрепал по голове Федора, лежащего с альбомом под боком. «Ты рисуй, у нас целая книга получится с картинками».
Да, да, пожалуйста! закричали дети.
Оттолкнув рукой ножницы, Лиза скривила губы:
Лизонька, девочка моя, ласково сказала Марфа, надо немножко постричься. Тогда волосы станут красивее. Посиди спокойно, доченька.
Тео тоже стричься не любила? Маша удерживала ребенка на коленях.
Они никто не любят, такие маленькие, Марфа отрезала кончики длинных каштановых прядей, но хорошо, что дети не в Лондоне растут, где вшей уйма. Мы бы с тобой только и делали, что их вычесывали.
Дочку хочу, Маша успокаивала хнычущую Лизу:
Мальчишки и сейчас больше с отцом, она покраснела, а девочка при матери останется.
Твой Степан с дочкой будет носиться не поверишь, как усмехнулась невестка, я у отца родилась, как ему пятьдесят исполнилось, дак батюшка меня ровно царевну баловал! Все, Лизавета, она поцеловала дитя, теперь ты пуще красавица.
Марфа, а вы ей про мать-то ее скажете? спросила Маша.
Невестка быстро подмела пол вокруг кресла: «Подрастет и скажем, зачем в тайне сие держать».
Маша вздохнула:
Степа меня не спрашивает замявшись, она указала на живот.
Хорошо, Марфа отряхнула Лизино бархатное платьице. «Не спрашивает, и не надо».
Мама! девочка протянула к ней ручки.
Иди сюда, счастье мое, Марфа прижала ее к себе, смотрю на тебя и вижу твою мать покойницу. Хоша бы ты, Лизавета, она потерлась о нежную щечку девочки, счастлива была бы.
Будет, уверенно сказала Маша, тоже отряхиваясь.
Кое-кто, я смотрю, тоже счастлив, заметила Марфа, спать с петухами ложится, и с постели к обеду поднимается. Ты только осторожнее, Марья, ты все же на сносях.
Маша шепнула что-то на ухо невестке.
Марфа рассмеялась: «Я до Стамбула и не ведала, что такое делать можно. Спасибо Селиму, обучил». Маша отозвалась: «Ох, Марфа, сейчас бы дитя принести и все хорошо будет».
Принесешь, куда денешься, невестка оценивающе посмотрела на ее живот. «Все равно, мне кажется, девочка сие. И у меня тоже», она погладила свой.
Пойдем, Лиза подергала ее за подол. «Мама, гулять!»
Всех соберем, Марфа подхватила дочь, и отправимся. Ветер утих, не так холодно, как с утра было.
Гулять хочу! крикнула Лиза, когда женщины зашли в библиотеку.
Степан велел детям: «Быстро на конюшню, седлайте пони».
Лизу нам взять? спросила Марфа.
Ворон поцеловал виднеющиеся из-под чепца черные локоны жены: