Уверена, что если бы я попросила секретаршу объяснить своё поведение, то она натянула бы на лицо маску крайнего удивления, после чего стала бы уверять меня в своем прекрасном ко мне отношении: «Не понимаю, о чём Вы! Вы ослышались! Я никогда не говорю плохо о наших пациентах! Тем более о людях другой национальности!» Часто от европейцев мне приходилось слышать: «Как ты смеешь обвинять меня в расизме», и в качестве аргумента следовало: «Когда мой брат женат на марокканке (аргентинке, китаянке, украинке)!», или: «Да знаешь ли ты, что я ежегодно отчисляю по десять евро на помощь детям Африки!», или: «К твоему сведению, своим соседям, уругвайцам, я не раз давал денег взаймы и никогда не требовал с них процентов!». Проведу параллель: если кому-то нравятся произведения Шекспира, это не означает хорошего отношения к англичанам. Как бы то ни было, судить о человеке правильнее всего не по его словам, а по его делам. Для сравнения, хорошее отношение одного европейца к другому выражается в конкретной помощи советом и делом, в то время как эмигранту изредка перепадает лишь улыбка, да и то натянутая, кривая, и брошенное на ходу краткое приветствие. Когда я, будучи эмигранткой, оказывала кому-то из европейцев помощь (например, бесплатно делала перевод текста с русского языка или на русский), то они почему-то всегда благодарили за это не меня, а моего мужа. Возможно, они полагали, что любое проявление доброты у меня продиктовано лишь желанием угодить своей второй половинке, и, как послушная псина, я исправно выполняю его приказы. Иначе говоря, мои европейские знакомые не верили в то, что я по собственному желанию могу совершить какой-нибудь добросердечный поступок. Вот и простенький фокус-покус: как умного превратить в глупого, образованного в неуча, а доброго человека в злого надо сделать его эмигрантом. Тогда всё, что он скажет, будет восприниматься коренным населением, как абсолютная чушь, а его поступки, как обман и подлость.
Говоря об отношении европейцев к эмигрантам, нужно учесть тот факт, что социальный статус эмигрантов на порядок ниже, чем у коренного населения. Иными словами, в цивилизованном европейском обществе эмигрантам не перепадает тех материальных благ, которые есть у коренных жителей. Общество сознательно выделяет эмигранту место «униженного и оскорбленного», и именно так к нему относятся материально обеспеченные европейцы. Помню, долгое время мои знакомые в Перепелках намеками пытались выяснить, не бьет ли меня муж. Наконец, я напрямую спросила у одного из них, что навело его на эту мысль? «Ничего особенного, ответил он. Я просто так спросил, на всякий случай». Однако беспричинно вопросы не задают, тем более такие. Иными словами, европейское население воспринимает эмигранта, как жертву человека, готового все стерпеть. Это теоретическое предположение подтверждается систематическим унижением в кругу знакомых, сослуживцев на работе и ущемлением прав в социальной сфере. На момент написания этой книги, эмигрантов, относящихся к среднему классу, в Стране Вечного Праздника было раз, два и обчелся. Подавляющее же большинство формировало прослойку бедных европейцев, то есть материально не обеспеченных и нуждающихся в самом необходимом. Как правило, эмигранты пользовались общественным транспортом (в лучшем случае, ездили на старом автомобиле, пригодным лишь для передвижения на короткие дистанции), снимали квартиры на окраине города (причем в одной квартире иногда проживало несколько семей), скудно питались, бедно одевались, при этом некоторые из побирались и бродяжничали. Начав свой жизненный путь в Европе с профессии рабочего или уборщицы, вскоре они понимали, что претендовать на нечто большее в обозримом будущем невозможно, даже при наличии хороших языковых навыков и высшего образования.
Вместе с тем, европейцев глубоко возмущало, когда кто-то из эмигрантов начинал жаловаться на тяготы жизни. В их представлении этот человек должен был довольствоваться куском хлеба, периодически появляющемся у него на столе, и от всего сердца благодарить за это судьбу. Стоило эмигранту заикнуться о том, что его что-то не устраивает, как европеец с гневом обрушивался: «Сумел сюда вырваться, жив, здоров вот и радуйся!» Мне самой не раз по этой причине доставалось от местных жителей. «Подумаешь, безработная! фыркали они. А ты представь, если бы у тебя еще не было руки или ноги, и ты передвигалась бы на инвалидной коляске!» Парадокс ситуации заключался в том, что сами европейцы, оставшиеся в кризис безработными, без средств к существованию, а некоторые еще и без крыши над головой, вовсе не радовались тому, что, несмотря на это, они живы и здоровы. Иначе говоря, это не являлось достаточным поводом для радости. Однако же эмигранта, оказавшегося в подобной ситуации, каждый европеец считал своим долгом упрекнуть: «Как тебе не стыдно?! Посмотри вокруг себя: другим еще хуже! У тебя руки-ноги на месте, в тарелке кусок хлеба, чего тебе еще надо?» Позвольте ответить за эмигрантов того же самого, что и европейцу: достойной работы, материальных благ, медицинского обслуживания, социальной помощи и т. д. Впрочем, сказать этого вслух эмигранты не осмеивались, и правильно делали по той причине, что из сказанного ими европейцы запоминали и передавали друг другу только то, что носило негативный оттенок. Вообще, это правило распространяется на любого человека, к которому относятся недоброжелательно. К примеру, если вы скажете: «Вчера на автобусной остановке было много народа, и стоявшая там молодежь пила пиво», то у вашего недоброжелателя, скорее всего, в голове останется только то, что вы на автобусной остановке пили пиво. Именно поэтому люди стараются не общаться с теми, кто к ним плохо относится. Мозг такого человека профильтрует полученную информацию, оставив в памяти лишь то, что негативным образом охарактеризует того, кого он недолюбливает. К такому же выводу со временем приходит эмигрант: лучший способ не искать себе проблем это свести к минимуму общение с коренными жителями.
******
Как того и следовало ожидать, во время экономического кризиса европейцы сбросили маску доброжелательства и показали своё истинное лицо. В том, что они не испытывают по отношению к эмигрантам теплых чувств, не было ничего нового, но когда дело дошло до убийства Первое событие произошло у южного берега Страны Вечного Праздника. В тот день «доблестные» пограничники заметили в море лодку с сидящими в ней чернокожими пассажирами и открыли по ним пальбу из пистолетов, заряженных пластиковыми пулями. Нелегальные эмигранты попрыгали в воду в надежде добраться до суши вплавь, а пограничники всё это время не прекращали стрельбу. В результате все эмигранты получили ранения, и ни один из них не сумел добраться до берега. На следующий день в прессе Страны Вечного Праздника появилась краткое сообщение об очередной попытке африканцев пробраться в Европу, которая закончилась для них плачевно: мол, лодка в море перевернулась, и все сидящие в ней утонули. Так бы этой тайне и остаться покрытой мраком, если бы не очевидцы произошедшего. Кто-то из них опубликовал в Интернете сообщение о том, что пограничники открыли пальбу по плывущим к берегу эмигрантам. Оставить этот факт без внимания европейская общественность не посмела, поэтому пограничникам были выдвинуты обвинения в превышении своих полномочий. Кстати, плывшие к береговой части Страны Вечного Праздника африканцы даже не успели ступить на неё ногой, поэтому формально их нельзя было обвинить в нелегальном пересечении границы. Не говоря уже о чудовищном факте расстрела беззащитных тонущих людей. Пограничники стали отрицать свою вину, пока в Интернете не появилось видео, сделанное кем-то из очевидцев, на котором было видно, как служители закона стреляют по пловцам, и те один за другим исчезают в морских волнах. Интересный получается парадокс. В последние десятилетия европейская общественность крайне озабочена защитой братьев наших меньших, вводит жесткие ограничения на охоту и рыбную ловлю, ратует за отмену корриды, за введение строгих мер наказания тем, кто совершает насилие над животными и т.п., в то время как проблемы людей, особенно эмигрантов, воспринимаются, как нечто совершенно несущественное. Для сравнения, если бы европейцы увидели тонущую в море собачку, то, не размышляя, бросились бы в бушующее море, чтобы ее спасти. Но если это эмигрант «Одним больше, одним меньше какая разница», буркнет себе под нос европеец. Еще раз хочу обратить внимание на тот факт, что в чернокожих эмигрантов стреляли не члены какой-нибудь бандитской группировки, а служители закона.
Другая трагедия, свидетельствующая о том же самом, произошла у берегов европейского государства, расположенного чуть южнее Страны Вечного Праздника. В открытом море перевернулся корабль с чернокожими эмигрантами, и семьсот человек погибли. Прибывшие на место происшествия прибрежные службы не сумели их спасти из-за недостаточного количества специально подготовленных для этого спасателей, нехватки вместительных лодок и необходимого для спасения на воде снаряжения. Позже выяснилось, что несколько лет подряд службы спасения на водах этого государства обращались к Европейскому Сообществу с просьбой: выделить им для этих целей необходимые средства. Но власти предержащие пропустили их просьбу мимо ушей и предпочли оказать материальную поддержку обществам по защите домашних и диких животных, охране прибрежной флоры и фауны и т. п. Ответ на вопрос «почему?» очевиден: чтобы такие случаи (гибель людей в морской пучине) послужили уроком для других эмигрантов, и чтобы тем не захотелось последовать примеру своих соотечественников, пытавшихся проникнуть в Европу нелегальным способом. Пресс-службы Евросоюза отреагировали несколькими скупыми фразами соболезнования на это трагическое событие, и между строк читалось: «Поделом нелегалам! Нужно перекрыть эмигрантам доступ к европейским границам, чего бы это ни стоило!» Интересно, а если бы потерпел крушение круизный лайнер с состоятельными европейцами на борту, туда тоже было бы отправлено минимальное количество спасателей на стареньких катерах и надувных лодках?
В первые годы жизни в Европе я недоумевала, почему люди, отправляющие в страны Африки и Азии многочисленные средства для спасения пострадавших от военных конфликтов и природных катаклизмов, с удивительным равнодушием относятся к проблемам эмигрантов, проживающих рядом, по соседству, в одном доме, на одной улице? Единственным логическим объяснением этому феномену является показуха: мол, посмотрите на меня, какой я замечательный и добросердечный человек, я всем на свете помогаю! Разумеется, нельзя сбрасывать со счетов искреннее желание некоторых европейцев: помочь пострадавшим, но всё же перечисленная ими на благотворительные цели сумма в 5, 10 или 20 евро не столь существенна для их кошелька. То же самое происходит с заношенной, испачканной либо вышедшей из моды одеждой, которую европейцы относят в специальные контейнеры, а общественные службы переправляют в другие страны. По-видимому, так дешевле и экологичнее избавляться от большого количества отходов. Как бы то ни было, но к эмигрантам, поселившимся в европейских странах, коренное население относится, как к захватчикам и чужакам, помогать которым себе дороже выйдет. Иначе говоря, позиция тотального неприятия эмигрантов на своей территории сочетается с желанием продемонстрировать доброту и сострадательность по отношению к гражданам, проживающим в других странах. Как-то раз знакомая европейка сообщила мне о том, что ежегодно перечисляет средства на помощь африканским детям. «А ты им помогаешь?!» строго спросила она у меня. «Нет, я безработная, а у мужа зарплата невелика, поэтому на помощь другим людям выкроить денег не получается», призналась я. «Да ладно, не прибедняйся! выпалила собеседница. Всё у тебя в порядке: ешь, пьешь, обута, одета А каково людям в Африке?! И вообще, живешь здесь, в Европе, поэтому должна поступать так же, как и мы, европейцы!» Скажу лишь, что, применительно к зарплате этой коренной жительницы Европы, сумма в двадцать евро была чем-то вроде покупки хлебного батона, в то время как мы с мужем питались на эти деньги в течение четырех суток.