Кампрэсс дэлаем, заметил Сурен Вахтангович. А внутрь как можно? Нэ чэловек жи обэзьяна.
А от кого человек произошел? Не от их ли брата? парировал Сан Саныч . Я же не предлагаю ей двести, а в соответствии с размерами, ну граммов двадцать для начала.
Хуже нэ будэт?
Не будет! От одногодвух раз еще никто не умирал. А прогреет наверняка.
Сурен Вахтангович тщательно натер неприятно пахнущим салом никак не реагирующую обезьянку. Обмотал смоченным в водке полотенцем. Потом приподнял ее голову и влил в рот столовую ложку водки. Жанка дернулась, несколько раз глубоко и судорожно вдохнула, но сразу же успокоилась.
Теперь можно и нам по маленькой, подвел итог Сан Саныч. Ну, давайтеза то, чтобы она выздоровела и никогда больше не болела!
Услыщял бы тэбя Бог, дорогой, вздохнул дрессировщик.
Выход Степана на пляж напоминал один к одному явление Бармалая в Африку. В грязной тельняшке, пропахший перегаром, немытый и заросший щетиной, с невесть где «найденным» синяком под глазом, он брел неуверенной походной, таща на цепочке упирающуюся невольницу Читу.
Установив треногу на краю «лежбища», осипшим голосом начал выкрикивать свои обычные призывы:
Граждане отдыхающие! Фото на память о море! Фото с королевой джунглей Читой!
Но на этот раз его реклама возымела обратный эффект. Ребятишки стали испуганно жаться к родителям, а те делать вид, что не замечают фотографа или брезгливо морщиться. Как ни тесно было на пляже в погожий день, но через пару минут вокруг Степана образовалась довольно большая свободная площадка. Он перенес треногу к ее краю, однако оказавшиеся рядом бронзовые тела тут же испарились. Степан даже протер глаза: не померещилось ли?
«Нет, вправду, слиняли. Чё это такое с ними? не мог он понять. То сами летели, как мухи на мед, то теперь не догонишь Вот мать их!..»
Еще раз пристально оглядев море, берег и людей, он в конце наткнулся взглядом на Читу. Подумав, недобро усмехнулся:
Че сидишь, как в штаны наклала! Все, приехали! Не идут к нам больше клиенты, отхавала виноград! Надоела им твоя синяя рожа! При-е-лась!.. Давая выход вскипевшей злобе, дёрнул за цепочку вверх и скомандовал: А ну, танцуй! Танцуй, кому говорю!
Чита завизжала и повисла на ошейнике, ухватилась за него лапами, пытаясь освободить горло.
Танцуй, танцуй, стерва! все сильнее расходился хозяин. Я тебя научу клиентов завлекать! Я тебя
И в это время откудато сбоку раздался возмущенный женский голос:
Да что это такое, граждане! Этот алкоголик мучает животное, а мы все молча наблюдаем!
А ну, прекратите, сейчас же!
Не надо, дяденька!
Отпусти ее, мужик!
Куда милиция смотрит! выплеснулся следом целый хор голосов.
Что хочу, то и делаю, огрызнулся было Степан, но заметил, что свободное пространство вокруг него стало заметно уменьшаться. Из толпы выделились трое парней спортивного типа и двинулись к нему ускоренным шагом.
Значит, что хочешь, то и делаешь? переспросил первый из них.
А может может струхнул Степан, у меня метод дрессировки такой. Выступать я ее учу, может
Вот что, дядя, дуй отсюда и не порть воздух, подключился к разговору второй парень. А если еще раз увидим, что ты обезьянку мучаешь, то и ее заберем, и тебя по шее накостыляем. Ясно?
Ну-ка. повтори, предложил третий, поигрывая бицепсами.
Яясно Забросив треногу за плечо п взяв Читу подмышку, Степан зашагал назад, подгоняемый выкриками осмелевших ребятишек:
Бармалей! Злодей-Бармалей! Так ему и надо!
Войдя домой, он сдернул с Читы ошейпник и так поддел ее стоптанной туфлей, что она вылетела в приоткрытую дверь кухни и затаилась за печкой.
Че не вышло? поинтересовался: Кашалот, не поднимаясь с дивана.
Не хотят, сволочи! Морды наши им нравиться перестали, жирным свиньям!
Да если по-честному, вздохнул Кашалот, то после такого гудежа от нашей с тобой видухи, крокодилы разбегутся!
А чё же ты, такой умный, сразу-то не сказал?
Думал, вдруг кто и клюнет.
Индюк думал, да в суп попал
Они беззлобно переругивались какое-то время, а потом Кашалот начал гасить конфликт:
Че цапаться зазря. Похмелиться бы чего добыть. Может, у соседей покопытишь?
Степан ходил долго, но пришел не пустой, с бутылкой «травилки» «Вермута». Ее, конечно, не хватило. Стали думать дальше.
Степан ходил долго, но пришел не пустой, с бутылкой «травилки» «Вермута». Ее, конечно, не хватило. Стали думать дальше.
Может, загнать че? предложил Кашалот.
А че тут загонишь. Старое раньше просадил, а нового купить не успел Фотоаппарат?.. Нельзя! размышлял Степан; уже опять захмелевший. А может эту синюю морду?..
Ни в коем разе! возразил Кашалот. Ты же на ней все монеты сделал. Вон как на нее толпа прыгает!
Отпрыгала уже. Надоела ее харя, при-е-лась!
Я бы все же на твоем месте
А я бы на своем месте плевать на нее хотел! У меня, знаешь, братан какой, не чета нам! Кэп на самой здоровой посудине!
Да знаю, слыхал.
Он из-за границ этих не вылазит, продолжал свое Степан. Да ему раз плюнуть десяток шимпанзе привезти, не то что эту образину!
Смотри, дело хозяйское.
Подымайся. говорю! разошелся Степан. Пошли на рынок, пока там еще народ есть.
Скоро они уже стояли у входа на Центральный рынок и негромко выкрикивали:
Обезьяна! Дрессированная обезьяна! Королева джунглей!..
Люди подходили, но услышав цену пятьсот рублей тихо удалялись. Наконец, перед ними остановился невысокий полный кавказец, внимательно оглядел Читу и предложил:
Трыста рублэй Больше нэту с собой.
Триста пятьдесят, для вида поторговался Степан.
Трыста,
Ладно, забирай! махнул рукой хозяин. Только это не обижай ее, она к деликатному обращению привыкла. Корми, как положено, виноградом там и другим
Канэщьно, дорогой! обрадовано согласился Сурен Вахтангович, мысленно уже представляя обезьянку на манеже.
Открыв глаза, Жаннет, не поворачиваясь, долго смотрела. вверх, пытаясь понять, где же она находится и что с ней произошло. Еще несколько минут назад ей казалось, будто она летела вниз через пламя в ожидании удара о теплую землю и появления чернокожих детей, но вместо их лиц над головой оказались прутья клетки, а за ними белые доски потолка. Хозяина в комнате не было, но ощущался его стойкий запах, и рядом с матрасиком стояла привычная жестянка с водой и лежала горка винограда. Жаннет повернулась вниз мордочкой, осторожно попила, потом отправила в рот несколько виноградин. Огонь внутри поутих.
Антибиотики ветеринара в сочетании с народными средствами Голливуда возвращали ей жизнь. Еще немного полежав, она села на матрасик, затем поднялась и осторожно толкнула дверцу клетки. Та открылась. Покачиваясь от слабости, Жаннет обошла комнатку, навалилась всем телом на входную дверь она поддалась.
Сурен Вахтангович, уходя в филармонию получать проездные, специально не запер и квартиру, и клетку. Он попросил Николая Евсеевича время от времени заглядывать к больной, прислушиваться не запросит ли чего она, не забеспокоится ли. Хотя, если честно, понимал, что Жаннет, скорее всего, так и пролежит пластом, как лежала до сих пор. Надежд у него оставалось все меньше, а с их исчезновением подкатывала неопределенность. Не выздоровеет, помрет обезьянка и кому он нужен хоть на Севере, хоть на Кавказе. Что делать дальше, с кем выступать? С этими невеселыми мыслями он брел по заснеженному городу, то и дело прикладывая ладони то к носу, то к ушам, которые беспощадно щипал мороз. Надо было бы давно купить вместо легкомысленной папахи-кораблика настоящую меховую шапку, приличный шарф, но как бы не пришлось потом все это оставлять. Нет уж, пусть Жаннет поправится. Конечно, надолго он тут с ней задерживаться не собирается, но с десяток представлений даст, чтобы не совсем с пустыми карманами домой возвращаться. Только бы поправилась
Перешагнув невысокий порожек, Жанне оказалась в длинном коридоре со множеством разномастных прямоугольников дверей. В другое время ее бы, конечно, тут же заметили постоянно бегающие и гоняющие на велосипедах по коридору ребятишки, или взрослые, курящие у единственной широкой лестницы, но сейчас одни ушли в школу или детский сад, другие на работу. Голливуд был почти пуст.
Тишину нарушала только звучащая откуда-то из глубины общего дома негромкая печальная музыка. Жаннет побрела на ее звуки и уперлась в выкрашенную темно-синей краской дверь. Немного подумав, обезьянка осторожно подцепила неплотно прикрытую дверь лапой, потянула на себя. Плавную мелодию пронзил резкий скрип. Взгляды Жаннет и человека, сидящего у стола с какой-то палкой у рта, встретились. Он опустил эту палку вниз, оборвав музыку, и удивленно произнес: