Зов Юкона - Роберт Уильям Сервис 5 стр.

Коль Одинокий Путь позвал не изменить ему,
Хоть к славе он ведет тебя, хоть в гибельную тьму.
На Одинокий Путь вступил и про любовь забудь;
До смерти будет пред тобой лишь Одинокий Путь.

Как много путей в этом мире, истоптанных множеством ног, 
И ты, по пятам за другими, пришел к развилке дорог.
Путь лёгкий сияет под солнцем, другой же тосклив и суров,
Но манит тебя всё сильнее Пути Одинокого зов.
Порою устанешь от шума, и гладкий наскучит путь,
И ты по нехоженым тропам шагаешь куда-нибудь.
Порою шагаешь в пустыню, где нет годами дождя,
И ты, к миражу направляясь, погибнешь, воды не найдя.
Порою шагаешь в горы, где долог ночлег у костра,
И ты, с голодухи слабея, ремень свой жуешь до утра.
Порою шагаешь к Югу, туда, где болот гнильё,
И ты от горячки подохнешь, и с трупа стащат тряпьё.
Порою шагаешь на Север, где холод с цингою ждут,
И будешь ты гнить при жизни, и зубы, как листья, падут.
Порой попадёшь на остров, где вечно шумит прибой,
И ты на пустой простор голубой там будешь глядеть с тоской.
Порой попадёшь на Арктический путь, и будет мороза ожог,
И ты через мрак поползёшь, как червяк, лишившись навеки ног.
Путь часто в могилу ведет не забудь; всегда он к страданьям ведет;
Усеяли кости друзей этот путь, но всё же тебя он влечет.
А после другим по костям твоим идти предстоит вперед.

С друзьями распрощайся ты, скажи любви: «прощай»;
Отныне Одинокий Путь, до смерти, так и знай.
К чему сомнения и страх? Твой выбор совершён;
Ты выбрал Одинокий Путь и пред тобою он.

Наша дрема длится веками первобытных сосен покой;
Под мха седыми клоками теснее смыкается строй,
Все глубже хватка в стылую хмарь, бессолнечных дней чередой.

Штормами изранены склоны там наши столпились полки;
Пускаясь в набег на пустынный брег, песнь поем океанской тоски;
От владений морей до владений снегов наша власть крепка, как тиски.

Мы скудной страною гонимы, заперты тундрой и льдом;
Нами Севера земли хранимы, нам твердыней стоять и щитом,
Покуда последней лавиной рухнет мир, как карточный дом.

Нам от глухого начала, сквозь эпохи мертвого сна;
Нам тот удар, когда камни и пар метнула шипя глубина;
Нам ледниковая поступь, медлительна и холодна.

С востока ветры, с запада ветры, странствуя там и тут,
Ваши песни пойте в вершинах крон, пусть людей сыновья поймут:
Несравненные сосны в начале пришли, последними сосны уйдут!

Мы столпы благовонного храма; мы венец, где орлы парят;
От нависшего полюса ветер падет, и старейшин рушится ряд;
Но где воин пал средь крошливых скал стеною встанет отряд.

Из мрачной утробы каньона в рост; разлеглись на коленях долин;
От белесой каймы морской бахромы до небо скребущих вершин
Мы восходим, и вод златоглазых болот ловим блеск в просвете лощин.

Поднимись на горбатый водораздел, огляди открытый простор:
Сосны и сосны, и темные сосны насколько видит взор;
Доблестных рыцарей строг легион в верховном владычестве гор.

Солнце, луна и звезды,  скажите, разве не ввек,
Как нынче, стоять нам стражей, взирая на времени бег,
Часовыми безмолвья, в чьей власти земель пустынных ковчег?

Глушь зовет меня послушай запустение рыдает!
Догадалась, испугалась, хочешь силой удержать?
Плачешь ты во сне, и слезы на щеках твоих мерцают 
Слышишь дали отголоски, что зовут меня бежать?

Заклинают: брось подругу! Просят, молят дни и ночи,
Север стонет, запад стонет плач с равнины, с диких гор;
День и ночь ты, верно, слышишь?  ну, а мне уж нету мочи:
«Возврати, кого взяла ты: нам он отдан с давних пор».

И преследуют, терзают окаянные просторы 
Хнычут, воем завывают, будто в каждом есть душа:
Это полюс ограждают коченеющие горы,
Мрака стылые пустыни, одиночеством страша.

По кострам моим тоскуют: не мелькнет ли бесшабашный
Блеск на ледяной равнине, где царит одна пурга.
Я друзей мечтал найти в них одинокий и отважный,
И меня, как прежде, любят верные мои снега.

Кличут снова впору сдаться: бесполезно отрекаться;
Зачарован, как ребенок, кроток, как зверек ручной 
Наяву, во сне страдаю; не уйти от них, я знаю:
Тихих голосов оковы власть Безлюдья надо мной.

Я боюсь сказать, родная; мне не вынести прощанья;
Потихоньку, до рассвета, от любви твоей сбегу.
О, жестоко, как жестоко!  слышит Бог мои рыданья;
Но создавший всё, Он знает у Пустыни я в долгу.

Глушь зовет меня послушай запустение рыдает!
Догадалась, испугалась, хочешь силой удержать?
Плачешь ты во сне, и слезы на щеках твоих мерцают 
Слышишь дали отголоски, что зовут меня бежать?

Заклинают: брось подругу! Просят, молят дни и ночи,
Север стонет, запад стонет плач с равнины, с диких гор;
День и ночь ты, верно, слышишь?  ну, а мне уж нету мочи:
«Возврати, кого взяла ты: нам он отдан с давних пор».

И преследуют, терзают окаянные просторы 
Хнычут, воем завывают, будто в каждом есть душа:
Это полюс ограждают коченеющие горы,
Мрака стылые пустыни, одиночеством страша.

По кострам моим тоскуют: не мелькнет ли бесшабашный
Блеск на ледяной равнине, где царит одна пурга.
Я друзей мечтал найти в них одинокий и отважный,
И меня, как прежде, любят верные мои снега.

Кличут снова впору сдаться: бесполезно отрекаться;
Зачарован, как ребенок, кроток, как зверек ручной 
Наяву, во сне страдаю; не уйти от них, я знаю:
Тихих голосов оковы власть Безлюдья надо мной.

Я боюсь сказать, родная; мне не вынести прощанья;
Потихоньку, до рассвета, от любви твоей сбегу.
О, жестоко, как жестоко!  слышит Бог мои рыданья;
Но создавший всё, Он знает у Пустыни я в долгу.

Когда окончится длинный день, и Хозяин даст мне расчет 
Думаю, в адскую пропасть меня пламя не завлечет.
И поповский рассказ про дорогу в рай, полагаю, тоже брехня;
Надеюсь только, что миг тишины миг отдыха ждет меня.
На лицо мое грубое посмотри, неловким словам внемли:
Я, Господи, выполнил Твой наказ, трудясь на лоне земли.
Мелких хозяев обслуживал я, чтоб крупными стали они;
Я, поденщик, как пес в канаве умру мои окончились дни.
Я использовал силу, что дал Ты мне, и ничего не таю:
Шесть десятков лет проработал я, и всё во славу Твою.
Нынче, Хозяин, я сломлен, согбен, и душат хрипы в груди.
Но всё же я сделал дело свое, строго меня не суди.
Ты знаешь, как часто бывал я глуп, как часто бывал я слаб,
Сколько денег мне дьявол велел просадить на виски, на карты, на баб.
Сколь часто я, как последний дурак, вел себя на долгом веку,
Утехой служа льстецу, подлецу и шлюхиному кошельку.
А потом всё равно возвращался туда, где жернова и кайло,
Я жил трудягой, и потому не было мне тяжело
Ничто, кроме тяжкой работы ума (кто бы мне его одолжил?).
Я, как зверь, тратил зверскую силу свою: как приказывали, так и жил.
Одинокие дни и дороги мои были радости лишены:
Поцелуя любимой я не познал, не изведал ласки жены.
Женщины видеть хотели во мне животное естество,
А я бы на виселицу пошел ради взгляда любви одного.
Обладал я силой двоих мужчин, одичал я в глухом краю.
О, как дорожил бы женщиной я, о, как берёг бы семью!
В сотворенном Тобою мире я жил, пусть Тебя и хулил со зла,
Но я прожил жизнь, и по мне она не самой подлой была.
Рабочий, вечно по пояс гол, и уж некуда быть грязней;
Я копал канавы и спал в хлеву, где другой держал бы свиней.
Я прорубался через тайгу, минуя стремнины рек,
Зарывшись в глину, строил дворцы, каких не видал человек;
Я шахты рыл, я дороги стелил среди болотных пучин,
Ибо решителен был я и тверд мужчина в мире мужчин.
Я, Господи, выполнил Твой наказ, я ныне к Тебе иду, 
За грехи осуждать меня не спеши, но суди меня по труду.
Я, Господи, сделал всё, что мог До смерти подать рукой.
На Западе гаснет последний свет Я заслужил Покой.

Если в схватке с чемпионом в первом раунде ты лег 
        Не сникай.
Если ты побит вчистую, под собой не чуешь ног 
        Не сникай.
Отбивайся, чтобы страх твой он почувствовать не мог,
Пусть лицо разбито в кашу преподай ему урок,
И пока пластом не ляжешь, налетай как петушок 
        Не сникай.

Жизнь сплошная потасовка, сроду так заведено 
        Не сникай.
Если ты боец неважный, остается лишь одно 
        Не сникай.
Не показывай народу, что в душе черным-черно,
Улыбайся непреклонно трын-трава и всё равно,
Коли счастья пожелают пожелай ответно, но
        Не сникай.

Бодрый ты с утра пораньше, или же наоборот 
        Не сникай.
Хорошенько высыпайся, даже если сон нейдет 
        Не сникай.
Ныть и хныкать бесполезно до добра не доведет;
Кто предложит мировую отрекайся наперед;
В том беда, что неизвестно, ты побьешь иль он побьет 
        Но смекай.
Если снова невезуха не давай попятный ход;
Блефовать пустое дело; верь в себя и повезет,
        Не сникай.