Я, как и остальные, встал, чуть согнувшись, ухватился правой рукой за кольцо, левую положил на запасной парашют и ждал команды.
Пошел!..
Ребята посыпались в облака, словно горстями брошенная жареная кукуруза. Падая, я почувствовал, как меня пронзил холод. Ледяные капли с треском ударяли по лицу, попадали в глаза; редкие серебряные облака, одиноко скитавшиеся то там, то тут, окружили мой парашют, проникли в его шатер, дотрагивались до его натянутых строп, пытались увлечь его и меня куда-то в неизвестность.
Наконец приземлился. Внизу суматоха: освобождаясь от парашютов, ребята спешно собирались вокруг командира. Рота вступала в бой. Пришлось долго ползти по-пластунски. Время от времени доставали лопаты и окапывались. Место, называемое логовом противника», забрасывалось гранатами. Путь преградили дымовые пояса, мы натянули противогазы и растворились в дыму
В обеденный час все растянулись на траве и достали вещмешки. Потом перекур.
И тут мое внимание привлек Петя Нефедов, сидевший напротив. Его будто знобило, он дрожал всем телом. На одной ноге у него не было сапога.
Петя, где твой сапог?
Не знаю. Когда я прыгнул свалился с ноги, а поискать его в этой спешке не успел.
Да, неважно получилось
Взял сапоги на размер больше, чтобы теплее ногам было. Эх, будь они неладны! ругнулся Петя.
Достань теперь сапоги! проворчал с упреком Бочков. Петя окрызнулся:
Заткнись, Бочок. Погрызи лучше сухари, твоему желудку полезно.
Я достал из вещевого мешка запасные портянки. Бочков, хоть и надулся, принес древесную кору. Соорудил из нее подобие лаптя и приладил на ноге у Пети. Получилось как в поговорке: Покуда доставят палки, пускай в ход кулаки».
Аноприенко, не переставая жевать, сочинял очередное письмо Миши, написанное им якобы девушке:
Здравствуй, милая Катя. Увидев в газете твой портрет, я влюбился в тебя с первого взгляда, как говорится с бухты-барахты. С тех пор стремлюсь я успокоиться, усиленно куря, грызя сухарь, но ничего не получается. Я влюбился в тебя так глубоко до самых почек, как Ромео в Джульетту. Каждый час я гляжу на твой портрет и поглаживаю его так же, как свой противогаз, только еще нежнее. А давеча перед боем ты даже приснилась мне. Твои жесткие волосы я гладил ладонью, но тут меня грубо разбудили щелчком в лоб. Оказывается, за твои волосы я принял усы Аноприенко».
Миша сидел, прислонившись к стволу дерева, затягивался сигаретой, щурил глаза на Аноприенко и улыбался. А я снова мысленно очутился в родных краях и видел круглое личико моей жены. Она вглядывалась в меня своими теплыми, ласковыми глазами и была такой же, как последний раз на вокзале. Она что-то шептала, и я догадался: Со дня разлуки с тобой прошло 397 дней»
Так она мне писала в письме.
Голос неумолчный
Раздался протяженый вопль. Наш взвод, пробирающийся лесом на стрельбище, остановился и прислушался.
Вопль доносился откуда-то справа из-за дубовых стволов. Временами он прерывался, и тогда слышалось чье-то тяжелое дыхание. За деревьеми мы увидели корову, которую засасывало болото. Ее глаза, застывшие от ужаса, были круглы и огромны. Мы без слов приступили к делу. Наложили веток. Приволокли бревно. Аноприенко, измазанный черной глиной, отыскал коровий хвост, а Миша ухватился за рога.
Корова стронулась с места. Теперь можно было просунуть бревно ей под брюхо. Наконец, мы вытянули ее на твердую почву. Лейтенант, глянув на часы, заторопился:
Задержались на тридцать пять минут. На стрельбище уже давно ждут нас, живее, живее!
Ребята, довольные сделанным, и без понуканья торопились. Аноприенко вновь нашел повод почесать язык:
Товарищ лейтенант, если вы и на сей раз не накажете Мишу, будет несправедливо. Видели, как он присосался к коровьему вымени? Товарищ командир, накажите его. Накажите за то, что он высосал чужую долю молока. Он, товарищ лейтенант, ребенка-теленка обидел. Если не верите, посмотрите на его губы.
Мы взглянули на Мишу. В самом деле его губы были вымазаны глиной. Ребята заулыбались. Корова посмотрела нам вслед и протяжно замычала: Мо-о-о-о». Тут уж нас и вовсе смех разобрал: С Мишей прощается».
Тринадцатый
Сегодня нам велено тщательно осмотреть свои парашюты. Это всегда делалось перед прыжками. Значит, дня через два-три опять прыжки.
Но уже на следующий день ГАЗ-69» повел за собой караван автомашин с десантниками-парашютистами. На земле и деревьях лежал снег зима. И ветер, швыряя этот снег туда-сюда, заставлял нас ежиться. Мороз покусывал нос и уши, словно собака, когда та, играя, пытается порвать мохнатый тельпек.
Но уже на следующий день ГАЗ-69» повел за собой караван автомашин с десантниками-парашютистами. На земле и деревьях лежал снег зима. И ветер, швыряя этот снег туда-сюда, заставлял нас ежиться. Мороз покусывал нос и уши, словно собака, когда та, играя, пытается порвать мохнатый тельпек.
Только в самолете по телу разлилось тепло. Моя рука на запасном парашюте. На нее падают капли. Это тают снежинки на капюшоне.
Самолет набрал высоту и раскрыл люк. Ветер, ворвавшийся внутрь, расшевелил ребят, разомлевших от тепла. Сидим, глядим на поверхность облаков. Тут же команда: Приготовиться!». И следующая: Пошли!». Падая, я закрутился, как волчок. И почему-то растерялся. Дернул кольцо значительно раньше положенного времени и почувствовал, что лечу вверх тормашками, ноги выше головы запутался в стропах парашюта. Удалось освободить одну ногу. Но для второй уже не осталось ни сил, ни решительности.
Земля летела мне навстречу, а я, словно парализованный, бездействовал и знал после падения никакой мастер-хирург меня не соберет.
И тут с земли донесся глуховатый голос:
Не паникуй, гвардеец. Достань ножь и перережь стропы. Спокойно. Нож твой на поясном ремне. Спокойно
Солдатскому оружию спасибо! Нажал кнопку, со щелчком обнажилось лезвие ножа. Ветер подхватил концы перерезанных строп, на душе полегчало. Я взглянул на свой надутый парашют, напоминавший камышовую циновку, на белые купола других парашютов, готовых уже приземлиться, и рассмеялся: хорошо все-таки жить!
До земли оставался совсем пустяк. Тот, поддерживающий меня глуховатый голос, раздался снова:
Не торопись. Сведи ноги, носки и пятки вместе. Задние лямки подтяни еще: ветер восточный, не забывай приземляться по ходу ветра
Глянув вниз и заметив толпу людей, глазевших на меня, я смутился. Расстояние между нами сокращалось быстро 50 метров 30 10 Земля!
Ребята подбежали, помогли подтянуть парашют, который волок меня по снегу. Увидев торопливо идущего Тарасова с рупором в руке, я быстро прикинул: На худой конец десять суток гаупвахты. Правда, зимой на ней холодновато, ну, придется потерпеть».
Я не успел еще освободиться от парашюта, но, вытянувшись по стойке смирно, отрапортовал:
Гвардии ефрейтор Назаров выполнил тринадцатый прыжок. Подполковник обвел окружающих взглядом и скомандовал:
Полк смирно! За проявленную находчивость и умелые действия в воздухе гвардии ефрейтор Назаров награждается значком Парашютист-отличник».
Служу Советскому Союзу! Произнеся эти слова, я почувствовал, что голова вскинулась, а грудь выпятилась вперед.
Прошло дней десять-пятнадцать. Я был дежурным по кухне. Вошел Петя Нефедов с газетой и ткнул пальцем в статью под заголовком Тринадцатый для десантников не опасный».
Теплый день
Последнее письмо, полученное от Тани, не шло у меня из головы. Иногда так хочется повидаться с вами. Скучаю о вас, и моему сердцу мало места в груди и в целом мире. Я мучаюсь и думаю, думаю Подхожу к вашим зеленым воротам, прислушиваюсь к вашему пению»
Письмо кончалось немного странной фразой: Ах вы, мои воины, как я вас люблю».
Я сделал вывод это слова признания. Но почему во множественном числе мои воины?
Заколебался: нет, Нуры, ошибаешься. Погляди чуть дальше носа. Она же видела твой военный билет. А в нем все указано, вплоть до дня рождения твоей жены. И то, что моя молодая жена в ожидании меня проглядела все глаза, ей тоже известно. А Таня ничуть не похожа на эгоистку.
Я даже стал подсмеиваться над собой: Мало ли в городе слоняющихся солдат? Тоже мне неотразимый серцеед. Но письмо продолжало волновать.
Решил в ближайшее увольнение поговорить с Таней. В голове вертелась наивная мысль: Если поговорю с ней избавлюсь от этих дум. А может быть, я должен ее возненавидеть? А за что? За то, что она приветлива, ласково встречает меня, или за то, что говорит: Солдаты, я вас очень люблю»?
Но увольнение не так-то легко получить. Если я обращусь к ротному, он, несомненно ответит: Товарищ ефрейтор, вы были в увольнении недавно. В роте вы не один, подождите, дойдет до вас очередь, вот и пойдете».
И тогда я решил обратиться к комбату. Стал придумывать причину встречи с ним. Однажды я увидел его среди солдат, поливавших газоны. Цветы еще в начале весны сеял вместе с нами сам комбат.
Я подошел к нему строевым.
Товарищ майор, разрешите обратиться?