И это все твое богатство?
Стыдно Ахмету стало, будто в чем провинился. Склонил голову. Под ноги себе невольно посмотрел ковер узрел. На стены взгляд перевел видит, и стены в коврах. Потолок и тот коврами обит. А посреди коврового великолепия стоит судья, в парчовый халат облаченный, монеты по одной перебирает. Говорит, поучая:
Аллах вознаграждает тех, кто трудится. Наверное, ленив ты, Ахмет, работы бережешься.
Посмотрел горшечник на руки свои загрубевшие, на белые пальцы судьи и ничего не ответил. Мустафа вновь взвесил деньги на ладони.
Что ж, Ахмет, сберегу твое сокровище.
Низко поклонился горшечник, поблагодарил судью и поспешил домой, глину месить, лепить кувшины и плошки.»
Дамига умолкла, и Аминат осознала, что находится в шатре. Мысленно девушка успела побывать в мастерской горшечника и в доме судьи. А судя по тому, как ерзали на месте младшие дети, они до сих пор ощущали под ногами мягкий ворс багдадских ковров.
«Прошло время. Совсем сгорбился и поседел Ахмет. Глаза потеряли остроту, руки сноровку. Перестали захаживать на двор Ахмета бойкие торговцы. Понял горшечник, что наступила старость и настало время забрать свои деньги. Отправился к судье.
За прошедшие годы Мустафа еще толще стал парчовый халат расходится, борода на животе, как на подушке лежит. Улыбнулся судья глаза превратились в узенькие щелочки.»
Одна из подружек Алии прошептала:
Судья обманет Ахмета, да?
Никто не ответил.
Дамига склонила голову, будто прислушиваясь к далеким голосам. Невольно и остальные напрягли слух. Дамига заговорила, и голоса приблизились, стали отчетливее: старческий, дребезжащий Ахмета, густой, маслянистый судьи.
« Заходи, добрый человек, расскажи о своих делах.
Объяснил Ахмет, что не может больше работать, хочет тихо и спокойно прожить оставшиеся дни.
Похвально, отвечает судья. На то и дана старость, чтобы оглянуться на прожитые годы, увидеть, сколько добра совершено, сколько зла. Успеть раскаяться, дабы предстать пред Аллахом с чистым сердцем. Верно ты решил. Всю жизнь трудился, пришла пора отдохнуть. Ступай, и да пребудет с тобой милость Аллаха.
И на двери указывает. Опешил Ахмет. Но деваться некуда осмелился попросить:
Дай же мне деньги.
Удивился судья:
Неужели ты ничего не скопил? Я думал, беседую с почтенным стариком, а вышло с попрошайкой.
Бедный Ахмет чуть не заплакал.
Как же, говорит, вспомни. Я принес тебе деньги на сохранение.
Разгневался судья.
Оказывается, ты не попрошайка, а лжец! Денег я не брал.
Ахмет голос обрел, да как закричит:
Верни двадцать монет!
Судья смеется.
Ай, жадный ты человек, горшечник. Двадцать монет пожалел, такую малость!
Молил Ахмет, грозил, одно твердит судья: знать ничего не знаю.
Я копил всю жизнь, толкует Ахмет, надеется судью усовестить. Без них не проживу.
С двадцатью монетами тоже не проживешь, успокаивает судья.
Накажет тебя Аллах! в сердцах воскликнул горшечник.
Повернулся, чтобы уходить. А судья ему вслед:
Пока что Аллах наказал тебя. Верно, очень ты перед ним провинился.
Вышел Ахмет на улицу, оглянулся на дом судьи, белой стеной огороженный, разноцветными куполами украшенный. Стоит горшечник, куда идти не знает. Солнце печет голову, в горле першит от пыли. Что дома, что на улице все одно, умирать. Сел он на камень и заплакал.
О чем плачешь, почтенный человек?
Отер Ахмет слезы, застилавшие глаза, видит, стоят двое. На одного посмотрел и обмер. Пред ним, судя по осанке, султан или падишах. Глазами жгучими впивается, как коршун клювом, до сердца достает. Ко второму обернулся сердце зашлось. Горит в черных глазах смех пополам с огнем. Смех победит весь город развеселится. Огонь победит всему городу заплакать придется.
А одеты оба нищенски, плащи заплата на заплате, халаты прореха на прорехе, вместо кушаков веревками подпоясаны.
Тяжко вздохнул старик и ничего не ответил. А двое не уходят, спрашивают:
Что за горе у тебя?
Вы и сами бедняки, не поможете беде моей.
Расскажи нам, велел первый.
Так приказал, что язык у Ахмета сам собой повернулся. Поведал горшечник про свою обиду.
Видит собеседник лицом красен стал. Глаза искры мечут, пальцы у пояса шарят, точно рукоять сабли ищут. Повеяло на Ахмета жаром словно ветер из пустыни дохнул. Второй веки опустил, отвернулся, спрашивает негромко:
Как зовут судью?
От его тихих слов дрожь пронизала Ахмета будто ледяной воды за шиворот плеснули.
Мустафа, да будут дни его чернее ночи!»
Аминат внезапно вспомнила, как Асех, отвернувшись, спросил одного из братьев: «Ты отнял воду у младшего?» Спросил так, что ей захотелось упасть на колени и молить за негодного мальчишку.
Девушка посмотрела через костер и встретилась глазами с Асехом. Взгляд его был ярче огня в ночи. Аминат знала, как могло меняться его лицо, становясь суровей песков пустыни и ласковее весенних ростков. Таким и только таким представлялся ей визирь Джафар, милосердный к обиженным и беспощадный к обидчикам.
«Отошли двое в сторону, советуются. Смотрит Джафар на владыку. Краска от лица калифа отхлынула, руки спокойно на груди сложены. До сей поры не вынес владыка Багдада ни одного неправедного приговора, обуздает свой гнев и теперь.
Молвил Гарун-аль-Рашид:
Возможно ли, чтобы судья так поступил? Хитрый старик нас обманывает.
Это легко проверить, о повелитель.
Легко ли? Судья уверяет, будто денег не брал, и нет свидетелей.
Дозволь подать совет, о повелитель. Ступай к судье и вручи на сохранение десять монет. А завтра потребуй вернуть деньги.
Согласился калиф, к судье отправился, отдал на сохранение десять монет. Во дворец возвратился. А Джафар старика-горшечника домой отвел, усадил под навесом.
Не отчаивайся. Завтра навестим тебя и придумаем, как от беды избавить.
Настал другой день, и накинул Гарун-аль-Рашид на плечи нищенский плащ, подпоясался грубой веревкой, обул стоптанные башмаки и отправился в город. А следом за владыкой поспешал его брат Джафар, также одетый бедняком.
Подошли они к дому Ахмета, слышат из-за стены веселый смех доносится. Рассердился калиф Багдада. Брови сдвинулись, грозу пророча. Из-под век молнии метнулись, в голосе раскаты грома послышались.
Обманул нас хитрый старик!
Распахнули калитку, видят гремит во дворе веселый пир. Со всей округи собрались бедняки. Лакомятся гранатами и виноградом, сладким вином угощаются, песни поют.
А хозяин уже навстречу спешит, гостей на почетное место ведет, чашу вина подносит.
Пришла в мой дом радость, порадуйтесь со мной. Хотели мне помочь, позвольте же добром отплатить.
Калиф и спрашивает:
Как же ты за одну ночь из бедняка богачом сделался?
Рассказал Ахмет все по порядку. Как простился с Джафаром и остался сидеть на камне.
Сидит, слезы роняет. Знает: надо встать, домой пойти, а ноги не повинуются. Пуще всякой ноши горе на плечи легло, придавило к земле. Нищета страшит, а сильнее томит обида. Дом судьи коврами застлан, зеркалами увешан. Хозяин же польстился на двадцать медяков, чужим потом добытых! И не найти на него управы. Известно: бедняку с богатым не тягаться.
Поднялся Ахмет, с трудом добрел до дому, сел во дворе под навесом и снова заплакал.
Скрипнула калитка. Поднял голову Ахмет. Смотрит женщина приближается. Не высока, но и не маленькая а прочее разве усмотришь под покрывалом?
Прости, что явилась без зова. Иду мимо, слышу, вздыхает кто-то. О чем печалишься, горшечник?
Прислушался Ахмет голосок не детский, но и не взрослый, не громкий, но и не тихий, не дерзкий, но и не робкий. Ласковый голосок.
Верно говорят: горе излить душу исцелить.
Всю жизнь я работал, надеялся, на старость кусок хлеба будет. А умру в нищете. Было у меня двадцать монет на черный день отложенных, так и те отобрал жадный судья.
Женщина с ноги на ногу переступила и дышать как будто чаще стала, да разве поймешь, что на уме, когда лицо покрывалом скрыто. Только голосок уже не ласково звучит.