В середине дня я подошла к столу Дарси, серому металлическому модулю в дальнем углу офиса, который она делила с Тихой Джин, та была древнейшим в мире редактором отдела и дольше всех работала в The Daily Read. Эта бледная, как призрак, тощая женщина, совершенно не вписывалась в эстетику яркого новостного издания, и, как мне казалось, ненавидела меня, хотя ни разу и словом со мной не обмолвилась. Как, впрочем, ни с кем другим.
Доброе утро, Джин, сказала я, кланяясь.
Она неодобрительно хмыкнула и слегка качнула головой, надевая свои на удивление понтовые наушники. Я прикоснулась руками к голове Дарси и начала заплетать ее густые и тяжелые каштановые волосы это занятие, к счастью, приносило ей такое же удовольствие, как и мне, так что в отдел кадров из-за нарушения этики меня не вызывали.
Прошу, не останавливайся. Это невероятно расслабляет, сказала она. Я посмотрела на ее монитор и стала вслух читать письмо, которое она как раз писала.
«Саймон, и не надейся, что я изменю свои желания и потребности тебе в угоду. Ты знаешь, что моя жизнь сейчас отличается от твоей и, вместо понимания, используешь это как оружие»
Тихая Джин взглянула на нас и вздохнула неожиданно громко как человек, редко пользующийся голосовыми связками.
Квини! Это личное! рявкнула Дарси, оборачиваясь ко мне. Ее ярко-голубые глаза смотрели прямо в мои темно-карие.
Ой-ой. Что-то не так? спросила она.
Да все, простонала я, стукаясь головой о перегородку так громко, что Тихая Джин подскочила на стуле.
Ясно. Пошли! прощебетала она, виновато взглянув на Джин и утаскивая меня прочь. Несмотря на то, что с Дарси мы знакомы не так долго, как с остальными моими ближайшими подругами, по интуиции она превосходит их всех. Вот уже три с половиной года мы работали вместе и проводили в разговорах все будни, а это значит, что каждая из нас знала другую лучше, чем саму себя.
Она очень красивая, у нее светлая кожа и такие же светлые убеждения, она выглядит как типичная девушка военных лет, фотографию которой муж на фронте целует перед сном. Трудно представить, чтобы такая эстетика была уместна в современном мире, но она умело ее использует.
Дарси втолкнула меня в лифт, и из-за нее я наступила на ногу какому-то мужчине. На нем был твидовый пиджак и очки, слишком крупные для лица, которое я сочла бы красивым, если бы мой мозг не был так зациклен на разбитом сердце. Он взглянул на меня и открыл было рот, чтобы возмутиться, но посмотрел молча, а потом уткнулся в телефон.
Все будет в порядке, Квини, прошептала Дарси, кладя руку мне на плечо.
Ты даже не знаешь, что именно сейчас не в порядке, прошептала я в ответ. Так что не говори этого.
Лифт приехал на первый этаж, мы выскочили, и слова о печали, предательстве и одиночестве повалили из моего рта со скоростью сто миль в час.
Я не знаю, что делать! У нас уже так давно все плохо, Дарси. Без передышки, сказала я, шагая тем быстрее, чем сильнее раздражалась. Мы каждый день ругаемся, по любому поводу, постоянно, он даже начал оставаться на выходные у родителей, а когда становится совсем невмоготу, он уезжает к ним на всю неделю и на работу тоже оттуда ездит! Из Питерборо! А в эти выходные мы серьезно поссорились, и он сказал, что ему нужен перерыв и что, по его мнению, мне стоит съехать.
Блин! воскликнула Дарси. Это он серьезно? Или так, со злости?
Дарси, я нихрена не поняла. Мы всю ночь разговаривали, грызлись, и я согласилась уехать на три месяца, а потом мы попробуем все еще раз обдумать.
А почему съезжать должна именно ты, раз уж он может пожить у родителей? У тебя-то нет такого варианта, Дарси подхватила меня под руку.
Он сказал, что вполне может себе позволить остаться в этой квартире, потому что я получаю как новичок без опыта работы, а он большой мальчик, мой доход фигня в сравнении с его охренительной зарплатой веб-разработчика.
Это дословная цитата? в ужасе спросила Дарси.
Он всегда так относился к деньгам, вот я и не удивляюсь, что он использует их против меня, Дарси сильнее прижалась к моей руке. Я просто не понимаю, зачем он так. Он знает, что я его люблю, надулась я. Какого хера он этого не видит?
Мои резкие формулировки звучали неуместно в столовой, так что Дарси вытолкала меня оттуда и потащила в маленький парк возле офиса. Думаю, это место можно называть парком, хотя там сплошной бетон и лишь по периметру клочки вязкой земли с голыми ветками, но все равно приятно, что в центре Лондона есть хоть какое-то подобие зеленого уголка. Мы пытались укрыться от студеного октябрьского ветра, прижавшись друг к дружке на деревянной скамейке, которая то и дело угрожающе шаталась, особенно когда я принималась активно жестикулировать, будто проверяя ее на прочность.
Мои резкие формулировки звучали неуместно в столовой, так что Дарси вытолкала меня оттуда и потащила в маленький парк возле офиса. Думаю, это место можно называть парком, хотя там сплошной бетон и лишь по периметру клочки вязкой земли с голыми ветками, но все равно приятно, что в центре Лондона есть хоть какое-то подобие зеленого уголка. Мы пытались укрыться от студеного октябрьского ветра, прижавшись друг к дружке на деревянной скамейке, которая то и дело угрожающе шаталась, особенно когда я принималась активно жестикулировать, будто проверяя ее на прочность.
Он знает, что у меня заскоки, он всегда знал про мои заскоки, почему же он не может меня понять? я посмотрела на Дарси в ожидании ответа, но продолжила, не успела она и слова сказать. Все еще может быть хорошо. Мы сделаем перерыв, я ненадолго съеду, приведу в порядок голову, а через несколько месяцев все будет хорошо, я вернусь, и мы будем жить долго и счастливо.
Как Росс и Рэйчел, если бы они были разных рас? предположила Дарси.
«Друзья» это единственное, что тебе приходит в голову? спросила я ее. В «Друзьях» даже ни одного черного персонажа нет.
Я просто думаю, что ему нужно немного времени и пространства. Ты уедешь, и он сразу поймет, как ему без тебя тяжело, сказала Дарси. Она мыслит прагматично, как раз в противовес моей импульсивности и неспособности что-то обдумывать. Вы хотя бы спите друг с другом?
Нет, я не особо и пыталась, вздохнула я. Он считает, что это лишнее. У нас уже месяц секса не было.
Дарси охнула.
Меня все это убивает. Я так хочу, чтобы все наладилось, сказала я, кладя голову к Дарси на плечо. А вдруг это конец?
Не конец! заверила меня Дарси. Том любит тебя, просто ему больно. Вам обоим больно, не забывай. Весь этот перерыв нещадно бьет по его гордости. Мужчины не любят признавать, что где-то облажались, а тем более в отношениях. Я как-то предложила Саймону сделать перерыв, а он в ответ записал нас обоих на прием к своему психотерапевту и проколол бровь. Все наладится, Дарси прижалась ко мне головой. Кстати, что тебе вчера сказали в больнице? Ты же была на УЗИ?
А, все хорошо, не было смысла ей рассказывать. То ли стресс, то ли что-то такое.
Том же с тобой ходил?
Нет, он уехал в Питерборо, еще в воскресенье вечером. Мы с тех пор не виделись и не разговаривали.
Да ладно? взвизгнула Дарси. Может, на пару ночей приедешь к нам с Саймоном? У тебя живот все еще болит? Мы можем о тебе позаботиться.
Нет, все нормально, сказала я.
Мне больше не было больно, но теперь вместо боли появилось что-то другое, что-то тяжелое, что я никак не могла идентифицировать.
Возвращаться в квартиру, к напоминаниям о моих разваливающихся отношениях, не хотелось и по пути домой я заехала в Брикстон[1] купить ямайского хлеба. Надеялась, что смогу запустить аппетит любимой успокаивающей едой. Я выползла по ступеням из подземки и, поднявшись наверх, остановилась отдышаться.
От уличных торговцев пахло травой, и я, чихая, свернула к рынку. Перепрыгнув через подозрительную лужу, я пошла дальше, сливаясь с толпой, как мне всегда здесь казалось, из тысяч людей. Я дошла до Брикстон-Виллидж и направилась к карибской пекарне, которую помнила еще со времен воскресных походов с бабушкой по магазинам. Я свернула за угол и двинулась к пекарне, но вместо нее уперлась в пафосную бургерную, полную юных парочек. На парнях были яркие футболки слишком больших размеров, а на их спутницах яркие и слишком дорогие плащи.
Я сникла и зашагала в другую сторону, поворачивая туда и сюда и убеждая себя, что пекарня мне приснилась, а потом снова вернулась к бургерной. Еще минуту я стояла на месте, пытаясь вспомнить, как когда-то туда заходила.
* * *Привет-привет, как дела твои, Сьюзи? бабушка улыбнулась пухлой ямайской женщине за стойкой. В пекарне стоял сладкий аромат. Не приторно-сладкий, а сахарный, теплый и знакомый. Я встала на цыпочки и увидела ее кипенно-белый фартук, покрывавший мягкий круглый живот.
Хорошо, дорогуша, спасибо, сама как? ответила женщина, сверкнув золотым зубом. А малышка-то растет!
Уж растет так растет! хихикнула бабушка в ответ.
Я подняла на нее взгляд и нахмурилась.
Да что ж ты так кривишься? Она просто сказала, что ты выросла, подбодрил меня показавшийся из рабочего помещения пожилой ямаец.