Молился. А чего же плохого-то в молитве?
Перетрухнул ты неслабо, выходит, а взрывчатка оказалась фальшивой.
Как? ахнул Мартын.
Так, хитро прищурился Евсей. Наш герой не случайно холодец поминал. Им коробку и наполнили, издали похоже на гремучий студень, но армейские понюхали и зараз уяснили, что это не бомба вовсе, а шутиха. Опасности никакой! Поэтому ни в сберкассе, ни в саду, ни в реке ничего бы не чебурахнуло.
Проведал, значится Зачем же меня три раза пересказывать просил? засопел Кашкин.
Уж больно красиво брешешь. Заслушался невольно.
Погодите, я не понял, юнец с заячьей губой нервно сглотнул. Ежели это розыгрыш, зачем же следователь едет из Петембурга?
Небось не успели предупредить. Он сорвался в Москву, а как доберется, тут и огорошат: зря торопились, ваш-бродь! То-то разозлится столичный чин. Заорет: «Подать сюда Кашкина, тудыть-растудыть! Сто плетей ему за ложную тревогу! А лучше все двести, чтоб и другим в назидание!»
Братцы, да как же ж Я же своими глазами А вдруг сперва там как раз бомба была, но я помолился и Господь милосердный превратил взрывчатку в холодец?! Он умеет! Он воду в вино превращал, что ему стоило нас спасти. Вокруг ведь бабы, дети
Хорош заливать! набычился Мартын.
Ты это дождю скажи! А то мокнем тут, как три сосны на Муромской дороге.
Погодите-ка, насторожился Евсей, отбрасывая окурок. На лестнице Крадется кто-то.
Мартын испуганно оглянулся.
Тьфу ты, черт! он сбросил капюшон и прислушался. Вроде тихо. Небось, шавка бродячая забежала, а как нас услышала прижухла.
Может шавка, Евсей всматривался в темноту. А может и черт.
Так пойди, проверь.
Цыц! Раскомандовался он тут. Молод еще, сам и сбегай.
Юнец с заячьей губой шагнул под проливной дождь и тут же вернулся обратно.
А может, вместе, а? умоляюще протянул он.
Боязно одному? хмыкнул Кашкин. То-то! На словах все смелые Ладно, пойдемте вместе. Гуртом и черта бить легче. Да и по уставу положено!
IV
В это же время, примерно в пяти верстах от промокшего сада, на Пречистенке, из закрытого экипажа вышли два господина в нелепых шляпах. Пробежались, перепрыгивая лужи, чтобы поскорее оказаться под навесом. Здесь выяснилось, что тот, который носил покосившийся цилиндр, это финансист Шубин. Второй же, одетый в шинель почтмейстера, сбивал дождевые капли с архаичной черной треуголки, украшенной желтым пером.
И вот представьте, Иван Лукич, продолжил он разговор, начатый в карете, поспорили мы с полковником Ковничем, кто на охоте больше фазанов настреляет. Я предъявляю трех, а у него семь, такая вот пропорция Проиграл, и сорок дней вынужден носить на голове это старье. Неудобно, прохожие на улицах хихикают, дети кричат «прусак»! А самое неприятное, набирается в шляпу дождевая вода. Поклонишься, при встрече, миленькой девице и тут ей водопад в лицо.
Директор сберкассы не прислушивался к этим словам, погруженный в мрачные мысли. Надежды спастись от сурового наказания уже практически не осталось, поэтому шёл он задумчивый и растерянный, как агнец на заклание. Его спутник толкнул дверь третьего нумера.
Входите, не заперто.
Жилец, несмотря на поздний час, бодрствовал. Сидел у стола, что-то быстро писал. Увидев, как заколебались от сквозняка огоньки свечей, поднял голову.
Митя, я сразу понял, что это ты, радушно протянул хозяин, вставая навстречу гостям. Никто иной без стука не приходит.
Лишний раз стучать соседей будить. А ты опять чью-нибудь чистую душу в пепел обращаешь? почтмейстер указал на исписанные листы. Сжигаешь на костре критики, словно Великий Инквизитор?
Нет, не то. Это письмо издателю, который сомневается, стоит ли издавать свежий роман monsieur Верна, французского сочинителя. Конечно же, я эту идею горячо поддерживаю. Вот послушай, он схватил лист бумаги и стал читать с середины, «писатель умеет не только подать в сюжете загадку, которую так важно иметь в хорошем романе, к тому же он насыщает книги подробными сведениями из области географии, зоологии, химии и истории. Поистине, от одной книги Таинственный остров современным гимназистам выйдет больше пользы, чем от всех реформ графа Толстого[2]!»
Напрасно ты про графа вставил, да еще так язвительно. Этак тебя мигом в вольнодумцы запишут, предупредил Митя, и тут же вспомнил о цели визита. Ох, голова дырявая! Мы же к тебе не просто заехали. Позволь рекомендовать тебе г-на Шубина, Ивана Лукича. Директора сберегательной кассы. Мы вместе в Сандунах паримся. И вот он приезжает на ночь глядя, кричит: «Беда, кошмар, срочно сведи меня со знаменитым сыщиком Мармеладовым!»
Давно ли я успел знаменитым стать? поморщился критик. Подумаешь, помог разобраться с Пиковым тузом, а уже и сыщик!
Благодари газетчиков. После статей в «Ведомостях», да в прочих листках для чтения, вся Москва гудит. В какой трактир не зайди, до сих пор судачат про то, как ты одной рукой скрутил душегуба из Нескучного сада, а другой рукой прихлопнул богатеньких развратников из общества Двойной розы. Спроси любого, скажут: проницательнее Мармеладова человека нет!
Финансист, робко топтавшийся в дверях и делавший лужу натеками с плаща, будто ждал именно этих слов. Выскочил на центр комнаты, озираясь как загнанный заяц. Бросился на колени.
Ба-а-атюшка-а! Христом-богом заклина-а-аю, заголосил Шубин. Я человек не шибко богатый, но к завтрашнему дню По знакомым соберу Триста рублей дам! Умоляю, отыщите украденное. Иначе в Сибирь. В Сиби-и-ирь
Силы покинули его и, распластавшись на полу, дважды ограбленный чиновник потерял сознание.
Давай перенесем твоего знакомца на диван, Мармеладова вышел из-за стола, не выказав удивления. Ух, тяжелый какой. Ростом не велик, а пудов пять весит, минимум Чего это с ним?
Его имя давно уже на заметке у полиции. Шубин начинал конторщиком в рязанском банке, у Стрыкова.
Это который Стрыков? переспросил сыщик. Не тот ли, что обещал удвоить вклад любого человека всего за год?
Он самый, кивнул Митя. И ведь удвоил, а многим утроил капиталы. Первые два года щедрейший процент выплачивал. Оттого и слух о чудо-вкладах разлетелся по всей Империи. Без газетной хвалы и рекламных плакатов. На третий год в его закрома хлынули миллионы рублей, в том числе и казенных денег. Всем захотелось несметных богатств. Тут-то Стрыков набил мешки ассигнациями и сбежал в Швейцарию, а подручных своих оставил на растерзание толпе и закону.
Стало быть, Шубин под раздачу попал?
Нет, ему повезло. За месяц до грандиозного обмана Шубин получил расчет и уехал в Москву. Устроился в сберегательную кассу. Но когда золотой пузырь лопнул, ему досталось за прежние связи. На допросы таскали, свидетелем в суде выступал. И вроде бы помогал следствию, а все одно репутацию загубил. Клеймо по гроб жизни Это нам с тобой знакомо.
Да уж Но выслужился же твой Шубин до директора.
Семь лет честного труда. Завел семью и привычку к некоторой роскоши. Не высшего сорта, но на баню, водку и лососину вполне хватало. И тут новая пропажа денег. Не мильёны, но тоже немало. Сразу вызвали пред строгие очи, припомнили былое: «А, вы же тот самый, стрыковский?!» Вот и начались припадки от нервов.
Мармеладов распахнул дверь и гаркнул в коридор:
Серафима! Неси воды в плошке, да поскорее!
Растрепанная баба, в полинявшей хламиде, наброшенной поверх ночной рубашки, появилась на пороге с недовольным фырканьем.
Ишь, язвец! Сызнова писателя до обморока довел? Говорила я тебе, мягче надо с людьми-то, трепетнее надо. А ты, как обычно.
Ворчание оборвалось по двум причинам. Служанка увидела Шубина, с первого взгляда оценила его костюм и поняла, что русские писатели столько зарабатывать не могут, тут высокий чин брякнулся без сознания, а значит, дело серьёзное. Кроме того, она разглядела Митю, стоявшего у окна широкоплечего усача с пламенеющими глазами. Покраснела от смущения за свой затрапезный вид, грохнула на стол миску с водой и выбежала из комнаты.
Через пять минут вернулась в темно-синем сарафане, с заплетенной наспех косой. Эта перемена мало что изменила: как ни старайся, а не спрячешь вытянутое книзу, будто оплывшее, лицо или фигуру, напоминающую каплю узкие плечи и, напротив, слишком широкие бедра. Серафима не считала себя красавицей, но зато знала короткий путь к сердцу любого мужчины, поэтому держала в руках поднос.
Не желаете ли чаю, господа хорошие? щебетала она. Бараночки, еще теплые, мягонькие, но при этом хрустят отрадно. Варенье из гонобобеля[3], а туточки сахар колотый.
Спасибо, Симуня, ты просто ангел! Мармеладов укладывал смоченный носовой платок на лоб финансиста. Надо почаще приглашать в гости Митю, иначе не видать мне сахара. Он мужчина казистый, отставной гусар и, скажу тебе по секрету, имел успех у придворных дам! Да, представь себе, недавно добился благосклонности одной из фрейлин
Почтмейстер при этих словах выпрямился, втянул живот, а Серафима побледнела и опустила голову.
Бурный роман закончился плачевно. Прекрасная Катерина дала ему отставку и сразу после Покрова обвенчалась с юным дворянином из Герцеговины. Известно ведь, что женская ласка да морская затишь равно ненадежны