Да, свинтус ты мой, иначе как я бы с тобой тут шушукалась? засмеялась Лидочка.
Ты проснулась из второго сна в третий, нежно сказал Игорек.
При этих словах Лидочка так жадно впилась губами в пухлый верблюжий рот Стасина, как если бы хотела спасти парня после утопления. Игорек начал неторопливо расстегивать медные пуговки на синем платьице. Одну за одной
Неожиданно в зале послышались звуки телефонного звонка. Громко и отчётливо: дзинь-дзинь-дзинь. От страха у Лидочки мурашки побежали по телу. Она оттолкнула от себя Стасина и прислушалась.
Откуда здесь телефон? спросила она тревожно.
Не знаю.
Стасин извлек из кармана фонарик и пошел на звук звонка, водя лучом из стороны в сторону. Лидочка побрела за ним, преодолевая нервную дрожь. В дальнем углу зала, как раз рядом со шкафом, на аккуратной полочке, оказался красный аппарат с круглым номерным диском. Раньше они его не замечали. Телефон продолжал звенеть. Стасин подошел к нему вплотную.
Не бери трубку, сказала Лидочка.
Почему?
Я не знаю, не бери.
Телефон издал еще несколько звонков и утих. Стасин достал папиросы и закурил. Лидочка внимательно рассмотрела аппарат: внизу, под диском была приклеена маленькая белая табличка с номером 225-05-76. А рядом мелким почерком неизвестная рука вписала буквы и цифры: «система КХ5-М8Б». Стасин с подозрением отправился изучать бестолковый железный шкаф, как будто ожидал получить оттуда разъяснения происходящему. Лидочка застыла на месте как завороженная, уставившись широко раскрытыми глазами в пустоту. Ей померещилось, что она опять попала в какой-то новый нелепый сон.
В этот момент телефон снова зазвонил. Стасин так и стоял столбом у шкафа и не реагировал. Лидочка машинально без всякой мысли отсчитала пять звонков и сняла трубку.
Алло, хрипло произнесла она.
Назовите номер вашего телефона, прозвенел в трубке механический женский голос.
Двести двадцать пять, ноль пять, семьдесят шесть, послушно прочитала Лидочка цифры на аппарате, и тут же удивилась нелепости диалога. Назовите номер системы, велел телефон.
Система ка-ха-пять-эм-восемь-бэ, произнесла Лидочка буквы и цифры из таблички. Она была как в гипнозе.
Определите выход! настойчиво требовала женщина-робот на другом конце трубки. Лидочка не знала, что ответить.
Определите выход! повторила трубка.
Ну, левый выход пробормотала Лидочка и хотела добавить «наверное», но было поздно. В трубке раздались короткие гудки.
Тля зеленая и синий бант на крышке, сказала Лидочка в досаде.
Дальнейшее напоминало безобразный кошмар и произошло за считанные секунды. Шкаф издал мерзкий чавкающий звук, а затем напряженно загудел примерно как мотор лифта. Из электрического щитка высоко на стене посыпались искры. Послышался сухой треск. Гудение в шкафу набирало силу, он затрясся. Казалось, вот-вот его разорвет в клочки. Стасин не выдержал и саданул ногой в дверцу. Одна дверная створка приоткрылась, оттуда вырвалась синяя светящаяся дуга и ударила Стасина в скошенный верблюжий лоб. Игорек упал навзничь. Фонарик выпал из его руки и покатился по полу. Гудение тут же прекратилось, треск исчез. Наступила мертвая тишина.
Лидочка застыла в столбняке, как ей показалось, на целую вечность. Немного придя в себя, она ощутила, что продрогла до костей в своем легком летнем платьице. Зубы ее стучали от холода, она дрожала как в лихорадке. Цепенея от ужаса, девушка решилась подойти к Стасину. Девушка нагнулась, подобрала фонарик и посветила парню в лицо. Несчастный слесарь не шевелился и не дышал, открытые безжизненные глаза его смотрели без всякого интереса в потолок. В углу рта приклеилась потухшая, ненужная сейчас, папироса. Лидочка упала в обморок.
Что происходило дальше, Лидочка не запомнила. Как выбралась она из фундамента, как добралась домой все это стерлось из памяти. Родители встретили ее у порога в тихом ужасе. Любимая доченька стояла полуголая, в расстегнутом платье. Бледная как простыня, перепачканная в цементе и ржавчине, дрожащая мелкой дрожью. И без того худенькая, казалось, она потеряла еще несколько килограммов в тот злополучный день. Сквозь кожу на шее просвечивали вздувшиеся пульсирующие вены. Глаза бедняжки были широко раскрыты и казались черными из-за расширенных до предела зрачков. Лидочка бросилась на грудь матери и зарыдала. За вечер она так и не смогла произнести ни одного внятного слова.
Мать напоила дочку успокоительным и уложила в постель, решив дождаться утра. К утру у Лидочки подскочила температура, вызвали врача. Участковый терапевт только разводил руками. На лицо было нервное потрясение и ОРЗ. Происшедшее списали на ссору с молодым человеком. Соседи посоветовали, как спадет температура, записаться к участковому психоневрологу.
Через три дня Апрелькина немного пришла в себя. От прежней хохотушки не осталась и следа. Угрюмая и молчаливая, она никому ни словом не обмолвилась о трагедии в фундаменте. Загадочное событие осталось тайной. Где-то в глубине, скрытый от посторонних глаз, так и лежал ее любимый Игорек с потухшей папиросой во рту. При этих мыслях у девочки начинались панические атаки. Нервное потрясение никак не хотело проходить. Психоневролог, оценив состояние школьницы, направила ее до конца каникул в подмосковный невропатологический санаторий «Бодрость», в отделение психиатрии, к Профессору Йолкину для уточнения диагноза, госпитализации и лечения.
Мишин
Выписка из истории болезни:
Эфраим Иосифович Мишин, еврей, старший электрик депо метрополитена, 30 лет. Госпитализирован в июне 1982 года в состоянии делирия. По-видимому, подвергся травмирующему психику воздействию, был сильно напуган. Длительное злоупотребление алкоголем. Странная деталь бреда больного: независимо от пациентки Л. Апрелькиной настаивает на гибели слесаря депо Игоря Стасина, с которым ранее вместе работал в одной смене. Кроме того, утверждает, что был свидетелем трагической смерти секретаря комсомольской ячейки депо Нюры Ивановой. Проверка органами внутренних дел показала, что указанная в заявлении женщина жива, но не имеет никакого отношения к депо метрополитена. Н. Иванова работает продавщицей винного магазина, куда часто заходил пациент
Профессор Йолкин О. И.
Эфраим Мишин, друг и напарник Игоря Стасина, выходные провел в гараже. Машино-место, по сути железная коробка, расположенная у самой линии железной дороги, досталось ему в наследство от отца вместе со старенькой «Волгой». Привести в порядок это, изрядно проржавевшее, авто было делом чести. Только вот запчастей не хватало, да и работы непочатый край. Но Мишин никуда не торопился. Полежит час-другой на коврике, разложит инструмент, лениво повертит гайки, а потом вытрет руки промасленной тряпкой и шасть к приятелям пить пивко. Компания в гаражах подбиралась свойская: анекдоты расскажут, в домино поиграют. Время пролетало незаметно.
Утро понедельника начиналось тихо и безобидно. Легкий ветерок иссяк и тополиный пух прибило к земле. Лежит себе как сказочная вата под деревьями, а в воздухе разлита едкая, пропитанная выхлопом машин, духота. Мишин выполз из своей однокомнатной квартирки раньше, чем нужно. Спустился на лифте вниз, привычно вдохнул полной грудью затхлую вонь темного подъезда и вышел во двор. Настроение у автолюбителя было умеренно-бодрое: сказывалось вчерашнее пивко. В голове вертелся навязчивый мотив развеселой песни:
Ах, белый теплоход, гудка тревожный бас,
Крик чаек за кормой, сиянье синих глаз.
Ах, белый теплоход, бегущая вода,
Уносишь ты меня, скажи, куда?..
«Куда я несусь в такую рань?» спросил сам себе Мишин, закурил и оглянулся по сторонам. Сухая, как палка, дворничиха Наталья вяло скребла метлой пыльный асфальт. Не уборка, а сплошная имитация. До открытия винного магазина оставалось полтора часа, и работать всерьез дворничихе было невмоготу. Наталья и ее муж слесарь Санька представляли собой многодетную, но увы, сильно пьющую семью. У обоих супругов не хватало половины зубов. То ли выпали от авитаминоза, то ли выбиты в семейных баталиях, кто знает. Голоса у этой парочки были шепелявые и сиплые. Без переводчика не разберешь, что они хотят сказать. Впрочем, занудное тявканье двух забулдыг мало кого в районе интересовало, лишь дворовые собаки отзывались под стать хриплым лаем. Вот и сейчас Наталья пыталась что-то сказать. Наверное, как всегда, просила в долг на опохмел. Однако, изо рта дворничихи вырывалось нечто вроде сипения старой граммофонной пластинки:
О скалы грозные дробятся с ревом волны
И, с белой пеною крутясь, бегут назад.
Но твердо серые утесы выносят волн напор
Над морем стоя
Здрасте вам с прицепчиком, Наталья Гавриловна, бросил Мишин дежурное приветствие и побрел в сторону метро.