На третий день, оклемавшись маленько, Мишин вернулся к работе. Узнать несчастного не мог ни местком, ни парторг цеха. Эфраим посерел, высох, приобрел задумчивый и грустный вид. Едва дождавшись обеденного перерыва, электрик побрел к фундаменту. Мертвый Стасин все еще лежал там, во льду. Сквозь прозрачную хрустальную толщу были видны равнодушные глаза, спокойное лицо. Выглядывал циркуль из нагрудного кармана, торчала папироска изо рта. Похоже, никого на свете ситуация не волновала ни труп во льду, ни циркуль в кармане трупа. «Вот тебе и слава труду!» подумал горестно электрик. Нервы его окончательно расшатались, нестерпимо захотелось выпить. Не заходя больше в депо, Мишин метнулся к ближайшему винному магазину.
На улице тем временем нарастала нестерпимая духота, тополиный пух заполнял закоулочки дворов, упрямо лез в ноздри. Небо посерело, а воздух уплотнился. Чувствовалось, что вот-вот грянет гроза. Пока Мишин шел к магазину, улицы полностью опустели. Воцарилась непривычная тишина. Несмотря на угнетенное состояние, Мишин поразился отсутствию толкучки у винного отдела. Такого не наблюдалось сроду. Ни тебе очереди, ни распивающих вокруг магазина. Чудеса какие-то! Пошатываясь, он вошел в темный пустой зальчик, подошел к прилавку и не глядя произнес:
Плодовое, скинь, птичка, четыре кегли.
Только потом он поднял глаза вверх. За прилавком в синеватом халатике и цветастом передничке сидела, как ни в чем ни бывало, Нюрка-активистка. Она застенчиво улыбалась и, взяв из дрожащих рук Мишина смятые рубли, выставила бутылки на прилавок. Он потянулся было руками к бутылкам, но голова его закружилась. Успев ухватить одну «кеглю», Эфраим грохнулся навзничь. Грязная кафельная плитка издала глухой звук, когда его затылок коснулся пола. Через полчаса примчалась скорая и отвезла Мишина в больницу. Когда он пришел в сознание и сдал анализы, его решили отправить в невропатологический санаторий «Бодрость», под наблюдение к профессору психиатрии Йолкину.
II. Школьники-вандалы
Рыбоглаз
Выписка из истории болезни:
Альберт Львович Рыбоглаз, русский, полковник в отставке, преподаватель начальной военной подготовки в школе, 52 года. Госпитализирован в ноябре 1982 года. Сумеречное состояние сознания, амнезия, галлюцинации, бредовые идеи. Трудно идет на контакт с лечащим врачом, полностью поглощен манией некой «психической трансформации», якобы произошедшей с ним. Легко вовлекает других пациентов в беседы. Увлечен конспирологической теорией о существовании параллельной реальности. Отказывается носить больничную пижаму и настойчиво требует шинель и сапоги, в которых он был госпитализирован. Пациент придает одежде преувеличенный смысл, видимо как-то связанный с его бредовыми идеями. Рекомендовано содержание в одиночной палате при наличии мест. Медикаментозное лечение не приносит желаемого результата.
Профессор Йолкин О. И.
В сентябре Лидочка Апрелькина выписалась из невропатологического санатория и вернулась к учебе. Почти сразу вслед за этим до директора школы Инессы Карловны Грязноконь дошли вести о невероятных хулиганствах, учиняемых школьниками из десятого «В» того самого класса, где училась Апрелькина. Поговаривали, что старшеклассников как магнитом тянет на территорию депо метрополитена. Рабочие депо подали заявление в милицию, в котором содержалась жалоба на выбитые стекла в ремонтном цехе. Жители прилегающих к депо девятиэтажек неделю назад вызвали пожарных, заметив из окон зарево. Оказалось, кто-то поджег груду фанерных ящиков во дворе все того же депо. Местный сторож, подслеповатый старик, злоупотреблявший к тому же плодовым винцом, затруднялся в одиночку навести порядок. Милиция затягивала расследование.
О шайке, возглавляемой Апрелькиной, ходили легенды. Учителя пересказывали друг другу леденящие кровь истории, будто бы школьники впадают не то в гипноз, не то в какое-то первобытное отупение, совершенно не осознают, что делают. Вроде бы они способны ходить по проволоке как канатоходцы, перепрыгивать высокие ограды, ходить босиком по раскаленным углям и даже спать в снегу. Конечно, дурацкие сплетни требовалось поверить, а вот насчет отупения своих учеников, директор Грязноконь никогда не сомневалась. Вообще, в последнее время учебный процесс охватила какая-то невиданная деградация. Ученики, честно сказать, распоясались. В школе не хватало персонала, заболевали и выходили из строя заслуженные кадры.
У пожилой словесницы обострилось обсессивно-компульсивное расстройство. Она как заведённая постукивала костяшками пальцев по деревянным предметам и постоянно крестилась. В таком состоянии допустить женщину до занятий было невозможно, а заменить несчастную было решительно некому. Пригласили временно пижона-аспиранта из Московского университета. Однако тот устроил выход с коленцем: соблазнил мягкотелого и податливого учителя химии, и два новоявленных приятеля накачались в стельку лабораторным спиртом. Спьяну принялись ставить взрывоопасные опыты с магнием, чуть не спалили школу. Повезло, что на месте происшествия случайно оказался трудовик Самуил Маркович. Пожар удалось потушить, а весь школьный запас спирта все равно исчез.
В дополнение к несчастьям, молоденькая учительница физики Аделаида Алексеевна ушла в декрет. Завуч старших классов Антонина Марковна Шафкнер, известная римским хладнокровием, слегла с обширным инфарктом. Мускулистый физрук Суцкандер, не замеченный ни в чем предосудительном до сего дня, ушел в тихий, но долгий запой. А престарелую географичку Виолетту Адольфовну Крымц накрыл маниакальный психоз: пять параллельных классов в полном составе получили единицы за «географический кретинизм». Сама же географичка, захватив с собой двухметровый тубус с политической картой мира, скрылась в неизвестном направлении.
Ученики младших классов реагировали на происходящее с утроенной энергией. В душных помещениях раздавался невообразимый гвалт, слышалось потрескивание отгрызаемых зубами и отдираемых ногтями частей школьной мебели. На переменах воцарялся хаос. Школа сотрясалась от дикарских воплей, звенела выбитыми окнами, дымила вонючими химикатами, булькала вывернутыми унитазами. То и дело районный травмпункт выпускал из дверей очередную забинтованную жертву ученика, изуродованного товарищами.
Оставшиеся в строю учителя едва поспевали на бесчисленные замены. Ситуацию спасал невозмутимый и флегматичный военрук Рыбоглаз и две непоколебимые старушенции, преподавательницы истории. Если бы не эти трое стоиков, неизвестно как школа справилась бы с трудным периодом. Все-таки кое-как дотянули до ноября. Но тут на крепкие плечи Инессы Грязноконь свалилось новая катастрофа. Страна хоронила вождя, дорогого и незабвенного Леонида Ильича. Пока по центральным каналам шла прямая трансляция похоронной процессии, каждой школе страны предписывалось обязательное мероприятие. Справиться с таким вызовом в ситуации невиданного падения дисциплины было трудно. Инессу Карловну охватили самые мрачные предчувствия. Как потом оказалось, пророческие.
Траурная линейка была запланирована на одиннадцать утра. Надлежало согнать ораву орущих учеников в актовый зал, построить ровными рядами и любой ценой заставить заткнуть пасти. Атмосферу строгой скорби должны были усилить похоронные венки, телевизор с прямой трансляцией митинга на Красной площади и бюст Ленина на кумаче. Инесса Карловна намеревалась произнести краткую речь о постигшей народ горькой утрате. Таков был план: ничего лишнего. Но разве все предусмотришь?
С задачей общего построения в две шеренги кое-как справились. Угрозами и криками, а кое-где и подзатыльниками, наворачиванием ушей, добились полнейшей тишины. Военрук расхаживал вдоль рядов, контролируя внешний вид строя. Директор и кучка преподавательниц в черненьких куцых платьицах столпились в центре, выжимая из себя протокольную слезу. Телевизор мерно завывал траурным маршем. Школьники в шеренгах были возбуждены до предела и едва сдерживались. То здесь, то там прорезались хихиканья, замирающие под испепеляющим взглядом Инессы Карловны. Любая провокация могла нарушить неустойчивое равновесие и она, конечно, произошла.
Один из шестиклашек пришел в кедах разного размера, одетых не на ту ногу. Эта, казалось бы, ничтожная деталь привлекла внимание двух-трех учеников, стоявших в шеренге напротив. Естественно, они заулыбались самыми идиотскими улыбками и начали корчить всевозможные рожи. По рядам пошла цепная реакция: постепенно все в зале уже беззастенчиво рассматривали злополучные кеды. Кто-то не выдержал и засмеялся. Через пару секунд весь актовый зал поразила волна удушающего смеха. Будто грянула гроза в мае. Мелко захихикали даже две закаленные исторички. Это походило на массовую истерику. Такое не остановишь ничем.