Да и потом, продолжал я, политика дело тонкое. В стране сейчас правит, как я понял, Главный Развлекатель.
А звать как его?
Да простое какое-то имя. То ли Шаман, то ли Шуман. Похоже, сакс.
А что за Шуман? спросил Орех, входя в комнату и опуская на кровать туго набитый рюкзак.
Я же говорю Главный Развлекатель. Любимый слуга покойного князя. Тот, будучи еще в здоровом теле и при здоровом духе, в кубики обожал играть. Ну, у каждого свои недостатки, развел руками я, глядя, как сморщилось лицо Тильды. Конечно, она-то в игрушки никогда играть не любила. Был у нее один дареный пупс, назвала она его «Партнер» и в угол усадила, чтобы не мешал и в глаза не бросался.
Так вот, продолжал я, и чего они только с Развлекателем из этих кубиков не понастроили! И Королевский Замок, и Пиратский Корабль, и Безлошадную Карету, и вообще Бог знает что еще. А теперь Шуман скучает, создает проекты, воплотить кои никто не решается. Что деревенские, что столичные еще те строители! Да еще из кубиков.
Все равно, что-то я не пойму, почему же нас повесить-то не должны? уперлась Матильда.
Если хочешь, я схожу, договорюсь, рассердился я.
Да ладно вам злиться, с укором сказал Орешек. Могу вам радостную новость сообщить: нас завтра под почетным конвоем в столицу отправляют.
Это приятно. А где ушастый?
Он за кузнецом увязался, сообщил словоохотливый Орех. Сидят теперь в шинке, нагружаются. Прич, как обычно, заливает: «Я с Мерлином на дружеской ноге! Зайдешь, бывало к нему, спросишь: «Ну, как, брат Мерлин?» «Так», отвечает, как-то все". А эти лопухи и уши развесили! Хотя Причардовым и в подметки не годятся.
Так как же он завтра поедет? возмутился я.
Понятия не имею, отозвалась Матильда. Твой оруженосец твои проблемы.
Меня волнует одна вещь, медленно сказал Орех. Асьмушка растет. Местные косятся в котомке шевелится кто-то. Подозрительно. А он не хочет вылезать, стесняется. Как вы думаете, можно мне с вами в город не ходить, а в лесу обождать? Тем более, я бы вас выручил, если б случилось что.
Ну, задумался я, как-то неудобно тебя бросать.
Вы только не подумайте, что я испугался или сбежать хочу, торопливо сказал парень. С вами интересно. Мне за дружбана обидно.
Он погладил мешок, который заурчал и потянулся. Орешек сунул в него кусочек купленного в деревне свежего сыра. Мешок зачавкал.
Тогда лучше сейчас иди, решил я. Завтра из-под конвоя не удерешь.
Если будут спрашивать, скажем, что ты был не с нами, а просто по дороге прибился. Приключений решил поискать, поддержала Матильда.
Хорошо, кивнул парень, встал и закинул за плечи обиженно запищавший рюкзак. Дорогу к столице я найду. В лесу переночую, мне не привыкать. Сыр и хлеб у меня есть. Асьмушку в лесу спрячу, а сам буду в город наведываться, узнавать, как и что. Если все нормально будет узнаем дорогу в Камелот и дальше пойдем.
Мы кивнули. Орех коротко попрощался и бесшумно вышел. Я подошел к двери и прислушался. Судя по крикам и песням, несущимся из шинка, его ухода в ближайшее время никто не заметит и в погоню не кинется. Я отошел от двери и поглядел на Матильду. Та была мрачна, как смертный грех.
Думаешь начал, было, я.
Конечно, сухо сказала сестра. Замыслил что-то.
Знаешь, я так не думаю
Почуял, что дело пахнет керосином.
Чем-чем?
Ну, жареным. И смылся. И удрал. И смазал пятки. И навострил лыжи. И..
Что-что?
Ладно, я пошла спать, и Тильда прошла к выходу. Приостановившись у двери, она обернулась.
История рассудит нас, сказала она с достоинством, откинула с лица рыжие волосы и царственно удалилась.
Слава Богу, в эту ночь спать нам никто не мешал. Причард вместе со своим храпом и тревожным хлопаньем ушей ночевал у старосты, с которым, кажется, почти породнился (в хорошем смысле этого слова).
Наутро мы оседлали Вада и Кутю, и, провожаемые почетными жителями деревни, двинулись в столицу. Тут только мы узнали, что еще с вечера туда был отправлен гонец на самой резвой лошади. Причарда по старой доброй привычке приторочили к седлу Бозо, который плелся за нами, оттопырив нижнюю губу и оставляя за собой клейкую дорожку слюны. Староста, свежий, как огурчик и, ради такого случая, умытый, сидел на телеге, нагруженной собранными на дорожку припасами и подарками. Но спустя полдня он выкопал со дна телеги бочонок с известным содержимым, в три глотка осушил его и решил одарить нас развеселой песней. «У вас там таких, небось. не поют!», горделиво заявил он и, сыграв на губах вступление, начал:
Жил-был стрелец, удалой молодец!
И была у него жена любительница пшена!
Потому что была она птицею
То ли журавлем, то ли синицею!
Эх, синицею! Ох, синицею!
И эта синица вот, мля!
Удрала от короля!
А король тот, от огорченья
Пожрал прокисшего варенья,
И старинного печенья,
Ну, и помер в страшных мученьях!
Эх, мученьях! Ох, мученьях!
А стрельца с его птицею
То ли журавлем, то ли синицею
Повели тотчас короновать,
А оттуда в кровать,
А оттуда пир пировать!
И я там был, мед-пиво пил,
Рукавицей закусил!
Эх, закусил! Ох, закусил!
Спев, он поклонился, затем хлопнулся на спину и захрапел.
Ехали мы тихим шагом, но к утру следующего дня были уже в столице. У подъемного моста в княжеский замок толпился народ. Смотрели настороженно и шапки ломать, как в деревне, явно не торопились.
Вот и столица! бодро вымолвил, проснувшись, помятый староста.
Как хоть зовется? спросил я.
Ну, дык, если страна зовется Леголэнд, то столица у нас получается Легого!!!
Последнее слово он проревел так громко, что наши кони ответили ему таким же громовым ржанием. По толпе собравшихся прокатилось оживление. А уж когда Штуша решил не ронять морду в грязь и издал свой трубный зов, наши встречающие запрыгали, засвистели и закричали: «Ура!». Подъемный мост со скрежетом опустился, на него выкатили и тут же расстелили красную ковровую дорожку, и уже по дорожке навстречу нам, подпрыгивая, спустился маленький пухленький человечек (я так и не понял, для кого расстилали дорожку для нас или для него?).
Что за представление! кричал он. Гениально! Потрясающе! Я бы и то не выдумал лучше! и он быстро-быстро потер свои руки, словно пытался добыть огонь трением. Так кто из вас рыцарь?
И он строго уставился на Матильду, явно имея в виду ее рога.
Нет, не я, испугалась сестра. Вот он, Герман. Наш рыцарь!
Я церемонно поклонился.
Великолепно! Замечательно! взорвался вновь толстячок. Проезжайте, милостивые государыни, милостивые государи, милейшие кони и существо с невероятным голосом! Прошу! Прошу! Прошу!
Он кланялся так быстро, что я стал всерьез опасаться за его спину, связки и сухожилия.
Простите, попробовал я вставить словечко, а как же кузнец?
А зачем нам кузнец? Не, нам кузнец не нужен, помотал головой коротышка. А это вот ваш оруженосец?
Оруженосец, кивнул я.
О жно сц сказали с седла Бозо.
А где же оружие? удивился толстячок.
Оружия, к сожалению, нету, развел я руками.
Нету, эхом отозвался Прич.
Найдем, энергично кивнул человечек.
«Один вот тоже обещал», с тоской подумал я, пришпоривая коня и въезжая на мост. За мной двинулась остальная компания. Деревенские сдернули кузнеца с телеги, попрощались и долго махали нам вслед.
Как только наша кавалькада оказалась по ту сторону моста, в замке грянул оркестр, выводя какую-то задорную мелодию. Вот только состоял оркестр в основном из волынок, поэтому задорная мелодия состояла из стонов, вздохов, нытья и вытья. Впечатление было такое, будто на стадо баранов уложили бревно и раскатывают их, как тесто.
Наш встречающий ревниво поглядел на нас, пытаясь угадать мнение о музыке. Наши с Тильдой лица были непроницаемы, Причард всхрапнул, и толстячок успокоился. Но не совсем. Он вдруг вскочил, подбежал к оркестру, после короткой борьбы вырвал у одного из музыкантов волынку и принялся ее терзать, увлеченно топая в такт ногами. Я заскрипел зубами и обнаружил, что вношу приятное разнообразие в мелодию. Тильда томно обмахивалась рогатым шлемом. Штуша же был в очевидном восторге от музыки и даже пытался подтягивать, мыча что-то занудное и протяжное.
Впустите собаку! это все же проснулся Причард.
Бом! это Тильда стукнула его шлемом по лбу, после чего мило улыбнулась собирающемуся обидеться коротышке, Делириум тременс. Сик транзит люпус эст. Ад либитум, аут Цезарь, аут нихиль!
Примерно так, перевел я, Бредит, волчара, такова жизнь, черт возьми, нехило!
Превосходно! разинул рот толстячок. Что это за наречие?
Этот друидский, заученно пояснил я, жутко сложный язык.
ГЛАВА 14
«Давши слово крепись, а не давши как хочешь»