Что вы оба толкуете о какойто счастливой жизни да светлом будущем? спрашивала жена председателя. Что это за жизнь объясни, Иван Павлович. А то мой муж тоже об этом часто долдонит, а что это такое, растолковать не может, потому что и сам, наверняка, не знает толком. Разве в счастливую жизнь можно вступить? Счастье надо завоевать, а не вступать. И что такое колхоз, я слышу впервые. Это чтото такое, где люди работают за колючей проволокой и их кормят один раз в сутки?
Иван Павлович положил автомат на колени, и, не выпуская его из рук, дабы кто не украл, покусывая нижнюю губу, стал объяснять:
Счастливая жизня это коммунизьма и социализьма в форме обчей собственности на землю и на все прочее, где нет ни бедных, ни богатых, где покончено с религиозным дурманом. Допустим, у вас нет земли, ну ни квадратного метра, а при счастливой жизни вся земля ваша.
Так на земле же работать нужно, а вы и Ильей не больно хотите трудиться, сказала Параска.
А зачем трудиться? Наша задача славить Ленина и Сталина. Сталин даст команду, и урожай будет, только рот подставляй. Особенно когда коммунизьма настанет. В окружкоме партии приводили слова Ленина о том, что вся земля крестьянам. Ну а пока нам с налогами надо разобраться. Это первый этап пред вступлением в счастливую колхозную жизнь. А дальше посмотрим. Но я вижу: Илья уже заснул. Растолкай его, родимого, нам на завтра договориться надо.
Я сомневаюсь, что вы вдвоем справитесь со сбором таких больших налогов, сказала Параска. И потом, насчет труда, это бред какойто.
А это для чего? горбун показал на автомат. Эта штука нам поможет в сборе налогов как нельзя лучше. А на шот труда, мы буржуев заставим трудиться, асами только командовать будем.
Да вы что, в людей будете стрелять, кум? Не говори глупости, сказала Параска.
Одного, двух к стенке и все в порядке, остальных не надо будет уговаривать, горбун зажег самокрутку, сладко затянулся и добавил: Кстати, должен вам сообчить да растолкай ты кума что скоро к нам прибудет уполномоченный НКВД капитан Фокин. Онто и станет настоящим опером, а я у него замом. Вот тогда и начнется настоящая советская власть, а нашим богачам придется туго: хвосты придется по прижать, а то сегодня все еще ходят нос кверху. Прошло их время.
Что прошло, кто прошел? бормотал Илья, после того как жена дала ему понюхать уксусу.
Давай, давай, просыпайся, нечего дрыхнуть, когда решаются вопросы мировой революции, сказал горбун, все еще в полном само контролируемом сознании, хоть и выдул немалую дозу горячительного. Ты давай так: пока капитан Фокин не приехал, я буду главным на селе, а когда он прибудет мы оба будем делить власть, но только поровну, и чтоб без обид.
Насчет того, кому быть главным, надо запросить Рахов, как там скажут, так пущай и будет, недовольно произнес Илья.
Какой там Рахов, на местах теперь все решается, это не то что раньше, а если ты будешь противиться я не стану тебя поддерживать. А теперь мне пора, еще много работы, возможно даже всю ночь спать не придется
5
Горбун смело ринулся в темноту ночи. Звезды, которые всегда так ярко блестят, на этот раз были закрыты толстым слоем черных туч, через которые только солнечные лучи способны проникать, давая свет людям. Словом, было так темно, что лужи на дороге не блестели, и горбун, чтобы не упасть, шел медленно и осторожно. Настроение у него было, как никогда, хорошее, приподнятое. Ему хотелось петь, и он запел:
Мы смело в бой пойдем
За власть Советов,
И как один умрем
В борьбе за это
Речка Апшица шумела тихо, сонно, огибая круглые камни железняк и, лежащие на дне. Коегде тявкали собаки, а из окошек деревянных домиков, покрытых дранка ми из бука, струился слабый свет керосиновых ламп, подвешенных к потолку в центре комнаты, в которой ютилась каждая крестьянская семья. Горбун свернул налево у деревянного моста, когда из кустов ольшаника ктото громко крикнул:
Стой, кто идет?
Это ты стой! горбун взял автомат на прицел. Я, зараз пальну, и ноги тебе отделю от туловища. Давай выходи!
Это я, Вошканюк, ко пыл, хотел тебя напугать, да сам испугался. Ну, здорово, дружок забулдыга! Он на всякий случай поднял руки над головой, убери эту штуку, она иногда сама стреляет.
Стой, кто идет?
Это ты стой! горбун взял автомат на прицел. Я, зараз пальну, и ноги тебе отделю от туловища. Давай выходи!
Это я, Вошканюк, ко пыл, хотел тебя напугать, да сам испугался. Ну, здорово, дружок забулдыга! Он на всякий случай поднял руки над головой, убери эту штуку, она иногда сама стреляет.
Андрюха ты? Сука паршивая, воришка несусветный, опускай руки. Нечего было шутки шутить, великого человека пугать. Я, автомат получил, опером стал. Стрелять могу без пердупреждения. Все, кого я пристрелю, будут считаться врагами народа и мировой революции.
И я хочу стрелять, сказал Вошканюк. Как бы и мне получить такую штуку? Если у тебя заклинит, обращайся ко мне, я знаю, как с ней обращаться.
Дружки обнялись и пошли вместе к горбуну, который не так давно занял пустующий дом одного еврея, угнанного в Германию еще до освобождения села советскими войсками.
В этом доме было все от веника и посуды до постельного белья. Вошканюк с завистью все осматривал и думал о том, как повезло Ивану Павловичу, какой он счастливый человек, хоть не так давно перебрался сюда из соседнего села и сразу же стал о пером.
Жениться тебе пора, Иван Павлович: в доме все есть, кроме хозяйки. Незачем тебе одному бобылем сидеть, табак жевать и в темные углы глядеть! Ежели бы у меня такие хоромы были, я бы не один раз, а дважды бы уже женился. А так я не знаю, что такое трусы, майка, чистое белье.
Да несет от тебя чемто прелым на километр. Хотя: кто был никем, ничем, тот станет всем. А насчет женитьбы кто за меня старого, морщинистого, кривого и горбатого замуж пойдет? спросил Иван Павлович и смахнул слезу.
Пойдет, еще, как пойдет! Ты теперь опер большой человек. Рекомендую тебе создать оперативный дивизион. Меня назначь замом, мы всех сельских буржуев переколошматим.
Я еще и командир истребительного отряда, и ты будешь в моей команде. Скоро к нам из НКВД офицер прибудет.
А что такое НКВД?
А шут его знает, пожал плечами горбун. Видать какоето партийное направление, а может, и отдел какойто. Не знаю, а врать не хочу, не в моей натуре.
А мы можем в это, ихнее НКВД вступить?
Наверное, можем, только погодить надо немного. Я побуду опером месяцдругой, дослужусь до этого НКВД, а потом и тебя туда впечатаю. Ты, Андрюха, потерпи, малость. Я, вон, сколько терпел и томился в ожидании, и видишь, дождалсятаки. Недаром говорят: просите дастся вам.
Так это же из священного писания, а ты в Бога не веришь, ты же член партии. А у партии свой Бог, даже два. Это Ленин и Сталин. Говорят, он грузин, это правда?
Истинная правда. Ленин жид, а Сталин грузин. Оба гении.
Ленин велел стрелять. Вот и мы будем стрелять всех подряд, восторженно говорил Вошканюк.
Ты Вошка не оченьто. Патроны на улице не валяются. И потом это НКВД не даст такого согласия. Нам селян надо не стрелять, а заставить их выполнять волю партии, трудиться на благо народа бесплатно, всю землю, весь скот, весь инструмент отдать обчеству, остаться самим с голым задом и считать себя самыми счастливыми в мире.
Экий ты грамотный стал, Иван Павлович. Это тебе партия такую грамотность всучила?
Она, родная.
Уполномоченный НКВД
1
Внедрить большевистское крепостное право в сельской местности в западной области, оккупированной до Второй мировой войны венграми, партийным бонзам было легко и просто. У них уже был опыт на огромных просторах России и Украины в 30е годы. Только там применялись более жесткие, более бесчеловечные меры. И понятно почему. В тридцатые годы еще не выветрился дух Ленина, кровавого дегенерата, с короткими ножками и задранной кверху бородкой. Он, как известно, требовал не только расстрелов, но и жестоких пыток. Достаточно вспомнить его родную сестру по крови Землячку, которая не просто убивала безвинных мирных граждан в Крыму, но кидала в море живых со связанными руками и ногами, за что получила от Ленина орден. И похоронили убийцу в юбке в Кремлевской стене.
А Закарпатские крестьяне практически не оказывали сопротивления? они почти с поднятыми руками, принимали крепостное право.
Конечно, крестьяне тяжело расставались с землей: они на ней родились, поливали ее потом и кровью, и добровольно не расстанутся, потому, что без кусочка земли под посадку картошки, без коровенки летом, они не мыслят себе жизни. Этот уклад, иезуитский названный коммуняками единоличным ведением хозяйства, впитался с молоком матери. Это те, у кого ничегошеньки не было, радовались, наивно думая: авось теперь и нам перепадет. Под надуманным девизом: все на борьбу с банд формированиями в каждое село был прислан уполномоченный НКВД. Он формировал небольшой отряд из тех, кто был никем, оформлял протоколы допросов, не желающих вступить в крепостное право, и отправлял в Хуст совершенно ни в чем не повинных людей, присваивая им унизительную кличку, враг народа.