Ладно, не хнычь. Садись, давай, дорогу показывай.
Не беспокойтесь, не заблудимся в двух соснах, Теперь я ни за что не задремлю, и вы уже не обведете меня вокруг пальца, я вам больше на удочку не попадусь, честное партийное.
5
Первые шаги полпреда советской власти капитана НКВД Фокина состояли в том, что надо было создать актив в борьбе с врагами народа, местными зажиточными людьми, которых почемуто стали называть кулаками и прочей антисоветской сволочью. В этом вопросе Фокин, как и все полпреды советской власти, руководствовался партийным гимном: кто был никем, тот станет всем и потому опер Иван Павлович, прозванный в народе Горбуном, без роду и племени, ходивший до этого с протянутой рукой, да участвовавший в ночных набегах и воровстве чужого добра, стал ВСЕМ. Он и предложил таких же моральных уродов в сельский актив села, куда был направлен партийным анклавом района.
Первое заседание актива Фокин проводил строго секретно, заявив, что конспектировать его речь строго запрещается.
Не переживайте, товарищ капитан: из этих отщепенцев никто грамотой не владеет и я в том числе. Мы так все запоминаем, сказал горбун.
Важно чтоб наши активисты были преданы партии и товарищу Сталину, а без грамоты мы какнибудь обойдемся. Но я думаю: у всех хорошая память. Запоминайте, но никому ни слова, понятно?
Пойнятно, так точно, сказал председатель сельского совета Сойма Илья, вскакивая.
Какие у вас предложения по наведению социалистического порядка в селе? спросил Фокин активистов.
Подумать надоть. Завтрова доложим, изрек Горбун.
Тогда до завтра, изрек капитан.
Капитан самодовольно стал прохаживаться по кабинету с папиросой в зубах, а потом решил пройтись по селу в сопровождении горбуна с целью ознакомиться не только с местностью, но и уловить дух местного населения, встречали же Закарпатцы воиновосвободителей в 44 году, может и его выйдут встречать, он ведь единственный здесь в военной форме. Если мужиков мало в селе, пусть хоть бабы с плакатами или красными флагами выйдут из своих домов и встречают его с поклонами.
Он тут же послал за Иваном Павловичем и объяснил ему цель вызова.
Надо автомат прихватить, предложил горбун.
Это политическая недальновидность, Иван Павлович, наставительно произнес Фокин. Нам не следует пугать население. Мы должны мирно шагать по единственной грунтовой улочке, улыбаться, да пошире, не упускать приветливой улыбки и тогда жители села нас будут встречать с хлебом и солью, вот увидишь.
Дюже сумлеваюсь, товарищ капитан. Но я поступлю так, как вы велите.
Однако население встретило полпреда советской власти в лице капитана НКВД Фокина настороженно и молчаливо. Ни одна баба не вышла с флагом, а дети, которые возвращались из школы, поспешно закрывали за собой входные двери. Разве что собаки лаяли, встречая не прошенных гостей, де петухи ревели, полагая, что ястреб кружится поблизости жертву подстерегает.
Это от скромности, товарищ капитан, от скромности. У нас скромный народ.
В любом селе любая весть, а особенно недобрая, распространяется с быстротой молнии. Уже стало известно, что невинных жителей в других селах по ночам забирает воронок и увозит в Хуст в пересыльную тюрьму, а оттуда, кого на десять лет, а кого и на двадцать пять отправляю в Сибирь за измену Родине. Там уже заседают знаменитые тройки, которые могут приговорить и к смерти. А приговор тут же приводят в исполнении.
Ленинскосталинская машина смерти, запущенная после большевистского переворота в 17 году, работала исправно и безотказно.
Фокину хотелось верить горбуну о скромности местного населения, но какоето шестое чувство подсказывало ему совершенно другое и это чувство озлобляло его.
Придется вызывать отряды НКВД, сказал он горбуну.
Что, будем расстреливать? давайте создадим тройки со мной во главе. Я буду приговаривать каждого второго к смерти, а вы будете давать команду: пли.
Подумаем. А пока ты свободен, Иван Павлович.
Утром следующего дня два человека в лице опера горбуна и председателя сельского совета Ильи Соймы, стояли у входа в сельский совет. Никто из них не решился постучать в дверь кабинета капитана.
Чичас посмотрим, кто из нас самый смелый, сказал председатель сельского совета Илья.
Чичас посмотрим, кто из нас самый смелый, сказал председатель сельского совета Илья.
Я самый смелый! заявил горбун.
Тогда постучи в дверь и попроси разрешения войти на короткую беседу, дабы изложить наши предложения.
Разрешите войтить? постучал кулаком в дверь горбун.
Входите оба, садитесь. Капитан показал на длинную деревянную скамейку, установленную напротив стола, где могли разместиться четыре человека.
Мы, значит, по такому делу, начал горбун, слегка заикаясь и садясь на краешек скамейки. Мы с преседателем решили
Точно, точно, мы решили, подтвердил Сойма, председатель сельсовета.
Подожди, не перебивай, когда я говорю, с обидой в голосе сказал горбун. Мы, значит, решили и пришли посоветоваться, и если вы не будете озражать, то мы предлагаем, значит, что мы предлагаем? он повернулся к Илье. А, вспомнил. Мы предлагаем итить в народ, разъяснять политику партии в отношении новой жизни, чтобы, значит, ликвидировать вчерашний наш с вами, товарищ капитан, не совсем удачный поход, в ожидании дружеской встречи населения с флагами и транспарантами. Народ просто не знает, кто такие представители советской власти мы не то, чтобы совсем уж такие бестолковые, мы скорее малоопытные и держать речь перед народом стесняемся. А еще скажешь не так, люди испугаются, разбегутся, глядишь, пользы никакой. Так, может, и вам вместе с нами пойтить в народ, вы речисты, за словом в карман не лезете, вы хороший олатор. Как Ленин.
А куда идти? Где народ?
Куда идти? К церкви вот куда итить. Народ валом валит на улицу опосля службы: агитируй, сколько душечке твоей угодно. А то и в церковь можно наведаться. С автоматом. Батюшку в угол, а сами на амвон проповедь держать. Это не то, что в кабинете сидеть, как наседка на яйцах. Тут нет ничего страшного. Правду можно вещать в каком угодно месте, хоть в церкви с амвона, хоть на кладбище: правда, она везде, правда.
Я не поп и с амвона произносить речь не собираюсь. Вы лучше соберите народ в клубе, вот там я согласен держать речь хоть с вечера до утра. Там трибуна, сцена, а в глубине сцены портрет Иосифа Виссарионовича, который вдохновляет оратора. А теперь представьте себе: поп в углу стоит, ревет, а я речь держу, стоя на амвоне, и моя речь обращена к слуху озлобленных верующих граждан. Какой эффект? Какой результат? Такой, как был вчера. Так что, придумайте, чтонибудь другое. Капитан широко и победно улыбнулся, постучал пальцами по крышке стола, накрытого красным сатином.
Тады продиктуйте нам речь, а мы ее выучим и произнесем опосля службы, на улице, когда народ вывалит из церкви и начнет разговоры разговаривать, не отступал горбун.
Это можно, согласился капитан. Только обстановки в корне изменилась. Принято решение воздействовать на крестьянские умы при помощи непосильного налога, наши враги сказали бы так: надо задушить крестьян непосильным налогом. Тогда они начнут проситься в светлое будущее сами: откажутся от земли, организуют коллективное хозяйство, то бишь колхоз, и заживут в коммунистическом раю. В этом свете и надо разъяснять политику партии.
Небольшая церквушка, построенная еще в шестнадцатом веке, была любимым местом прихожан.
Обычно, после окончания богослужения, народ вываливал за церковную ограду, чтобы постоять, поговорить, а молодежь посмотреть друг на друга. Это были, прости Господи, маленькие смотрины.
Сюдато и пришли знаменитые ораторы горбун и председатель сельсовета придурковатый Сойма.
Товарищи граждане и гражданки, вьюноши, и девушки! Я хочу, хотел бы сказать, зараз, опосля поповской антонародной речухи, хоть я и не поп вовсе, а комманишта, а это намного выше попа Илья чувствовал, что говорит совсем не то, что написано в тексте, но деваться уже было некуда. Я, значит, кх, кх, кх, про совецку власть, которая нас ослобонила от коммунизьмы и принесла нам светлое будущее. И мы будем жить в раю на земле. Только надо уплатить налоги. Без налогов осударство, понимаешь, издохнет. Не хоронить же нам осударство, ибо осударство это есть мы, кожен из нас. Как нам самих себя хоронить? А потом, представляете, как будут ликовать наши враги! Ужасть. Так что надо кошельки вытряхивать потихоньку и коммунизьму строить. Окромя того, начинается кумпания по гос займу. Народное осударство, значит, занимает у своего населения деньги сроком на 25 лет, через 25 лет деньги вам будут возвращены. Если вы к этому времени помрете, то государство долг отдаст вашим детям. Разве это плохо? Совсем не плохо, я так понимаю. Если и вы все так понимаете, тогда я могу передать слово своему заместителю, бывшему проходимцу ПомищулякоКако. Он хоч и с автоматом, но вы не бойтесь, он незаряженный. Тьфу, устал.