Хранители семейных историй. Цикл «Пиши как художник» - Марина Генцарь-Осипова 2 стр.


 У папки тоже так кололось.

Ночевать девочка отправилась к бабке Мане. После смерти матери соседка взялась приглядывать за ней. Танюшка шла темным закоулком и никого не боялась. Знала, что у нее есть защитник. И специальное задание.

На следующий день свидеться с новым знакомым не удалось. Когда стемнело, девочка видела, как в доме погорельцев маякнул огонек. Другим вечером немец ждал на том же месте.

 Кушай, Танюшка, кушай,  мужчина торопливо разворачивал бумажный сверток.  Мармелад.

Девочка по чуть-чуть откусывала от засахаренных кругляшков и жмурилась от щекочущего удовольствия.

 Завтра, Танюшка, все решится,  немец был весел, много шутил.  Наши на подходе. А война закончится, я тебя к себе возьму.

Танюшка обняла залатанную берегиню с сердечком и прошептала:

 Ты будешь моим папкой?

Мужчина взял девочку на руки, серьезно поглядел ей в глаза и крепко прижал к себе:

 Доченька моя.

Татьяна Рамос

@tatyanaramos_

ИСТОРИЯ ПЭЙО


Она медленно вытянула кисть для кольца. Лучи полыхнули змейками по волосам, и

Никто не понял, что произошло.

У алтаря темнели только два мужских силуэта. Зал помрачнел и загудел. В лиловых узких витражах вспыхивали блики.

За месяц до этого.

 Да послушай же, глупая! Все твои светлейшие бабули выходили замуж только по любви! Уж я-то знаю,  гребень нервно стискивал ее висок острыми зубьями.

Как дамский талисман этого рода, он отговаривал ее от губительной ошибки.

 Я видел их счастливые глаза! Никто больше не мог себе позволить такие браки. А они могли. Порода!  крупная, тусклая жемчужина на растресканном гребне заходилась в волнении. Зубчики порывисто прижимались к медным прядям.

 Ты губишь себя! Веришь, что уедешь и все изменится? Он никогда не позволит. Уж я таких знаю, сухой надменный хлыщ,  скрипел ей в ухо тот, кого она называла Пэйо1.


Мы думаем, что предметы глухие и немые. Но этот резной трехдюймовый красавец из рога знал о любви все. Она приходила к нему не раз и оставляла с кровоточащим перламутровым сердцем. Умирали любимые цветы и птицы. Покидали сеньоры. Никто не выдерживал испытания временем. И он скорбел по ночам, когда лежал на замшевой подушке рядом с хозяйской кроватью.

Однажды он решился. Слетел с головы хозяйки, когда она стояла на балконе. Гибель не случилась, треснул зубец. И только. Госпожа месяц не надевала его, боялась потерять любимца.

Именно любимца. Только он мог подсказать своим маркизам, как выбрать жениха. Когда возникла эта связь, не помнил, но в каждом поколении становился любимым другом. Ласково перебирал волосы девушек и нашептывал романтические истории. Одобрял наряды и хихикал над дуэньями. Шесть счастливых браков он гордо благословил с высоты свадебной мантильи.

«Реликвия рода» передавалась, чтобы хранить личное счастье хозяек. Чего Пэйо не имел сам  оберегал в судьбах девочек.

Но в этот раз нужно спасать эту дурынду, тайную художницу от нелепого брака с главой Академии.

 Не примет, вот увидишь. Они не впустят тебя! Не стоит расчет и гнилого чеснока,  зубья обмякли в поисках выхода из катастрофы.

Лазейка нашлась. Невеста бежала.

 Иди скорее!

 Что с ними?

 Гипноз. Ты долго упиралась. Поспеши, пока они не пришли в себя!

Никогда она так ясно не мыслила, как сейчас. Да хоть трижды выйди за художника, в натурный зал не попасть. Для женщин того века широкая дверь в искусство была закрыта. И не только в Мадриде. Но как изучить тело? Мятые наброски копились в дальнем сундуке. Пальцы путались, прописывая торс в движении. Дух и форма на бумаге с детства интересовали маркизу больше нарядов.

Гребень удерживал бунтарскую гриву испанки. Фигуру девушки поглотила ночь.

В Венеции беглянка подстриглась и переоделась мужчиной. Перед этим Пэйо долго обнимал зубцами тугую медь ее волос.

Вспоминал, сколько раз его гладили любимые пальцы хозяек. Он зарывался в пружины кудрей и любовался ими в отражениях. Каждое утро его вдевали в прическу. Но сейчас близость разрушалась.

От печальных мыслей заныла трещина и на боках потускнел истертый перламутр.

Прошел год.

«Малоизвестным живописцем» она работала в студии. Иногда приходили модели. Каждая мышца и жилка человеческая впитались в мозг. Она окончила венецианскую школу и теперь фанатично создавала полотна. Казалось, ее кисти опережают мысль.

«Соратник» висел на зеркале в батистовом чехле и наблюдал, как меняются образы на резном мольберте. Видел смысл во взгляде каждого портрета. Линии тел потрясали. Будто дышали жизнью.

Она вышла замуж за искусство.

Тайну пола выдавала лишь крохотная подпись на картинах.

Пейо смотрел, как тонкая фигурка погрузилась в свою глубину. На полотно ложились точные мазки.

«Что ждет мою девочку? Не ошибся ли я?»  думал гребень в тишине пустого дома.


Полвека назад их приютила Венеция. Он по-стариковски развалился. Внезапно. Трехвековая трещина крякнула и разломила шершавый бок. Теперь остался только жемчуг. Маркиза не расстроилась, наоборот, пообещала, что вставит его в кулон и будет носить.

Он вспомнил, что таким его привезли из Калькутты. Одиноким и гордым красавцем подарили прапрабабке его теперешней подруги. С тех пор многое изменилось.

Художницы заявляли о себе громче. После успехов первопроходиц в барокко и ренессансе, двери «мужского мира» приоткрылись. Одна из девушек поступила во Флорентийскую академию. Впервые.

Спустя век еще две стали членами-основателями Королевской художественной академии в Лондоне. Француженки выставлялись в салонах. Женщины просыпались и созревали.

Хозяйка гребня два года прожила в образе мужчины, чтобы окончить школу искусств. Потом десятилетиями исступленно работала. Брала учениц. Сначала тайно. Но время шло и девочки открыто приходили в студию.

Вы знаете, как появляется жемчуг? В раковину попадает пылинка, и моллюск окутывает ее перламутром. Из маленькой «проблемы» рождается красота. Не зря они с госпожой оказались родственными душами.

Прошли годы-лоскуты. В запретной жажде творчества родилась серьезная художница.

Время проглотило трагедии и суету. Не случившуюся любовь некогда было оплакивать. Все подчинялось делу. Она целилась в луну и попадала в звезды. Ими становились картины. Люди растерянно стояли напротив и молчали. Это абсолютное молчание говорило о многом.

Но.

Ее связь с семьей разорвалась, замужества не вышло. Старость сцепила колючие пальцы. Хранитель знал  род оборвался, помогать больше некому.

Чувствует ли она одиночество? Смотрел на прямую узкую спину и узлистые руки в размахе мазков. Седина выдавала возраст. Испанка многое пережила. Но у кого есть «зачем», тот выдержит почти любое «как». Нет?

 Mi niña, ты счастлива?

 Конечно.

Он вспомнил, как помог ей бежать со свадьбы. В другой реальности ее бы любили. А может, нет. Желал бы другой девочке такую судьбу  не знал.

Но безумно гордился своей сеньоритой.

Она стала одной из первых. Чтобы другим было легче.

el fin

Екатерина Бастракова

@e.bastrakova

ИСТОРИЯ СТАРОГО МОНОКЛЯ


В комнате становилось оживленно. Выцветшая фарфоровая кукла, футляр и янтарные запонки активно спорили, кто из них лучший хранитель семейных историй. Потертая пуговица задумчиво смотрела в окно.

 Да буде вам!  строго сказал Монокль.  Развели демократИю!

 ДемокрАтию,  поправил Футляр.

 А ты не встревай,  одернул Монокль.  В общем так. По старшинству среди вас всех, хранителем буду я,  важно сказал он.

 А при чем тут старшинство,  попыталась возразить Кукла,  важнее, сколько историй знаешь. Вот я

 Знаю поболе вашего!  тоном, не терпящим возражений, пресек ее Монокль. И довольно посмотрел в трюмо.

В зеркале отразилась черная оправа, такая обшарпанная, что черный цвет лишь угадывался. Пара мест склеена. А с верхнего правого угла расходились глубокие трещины.


 Столько лет прошло, а ты все такой же задавака!  по-старчески хмыкнул Футляр.

Новоиспеченный хранитель отвернулся к окну и погрузился в воспоминания.

Окно распахнулось. Комната наполнилась запахом сырости и затхлых листьев. От притока свежего воздуха огонь в печи весело затрещал. Отблески озорно и одновременно печально заплясали по стеклянным поверхностям.

Назад Дальше