Раннее утро. Пустынная улица. Возле одного из домов останавливается чёрный автомобиль «воронок».
Квартира Бобровых. Михаил Бобров (отец Севы) поднимает голову, прислушиваясь к шуму в подъезде. Слышится громкий стук в дверь. Его жена испуганно смотрит на мужа: «Что там?» Михаил Бобров прикладывает палец к губам.
Михаил Бобров идёт по коридору к входной двери, выглядывает. На лестничной клетке стоят люди в кожаных куртках. Один из них властно велит Боброву уйти, вталкивает его рукой обратно в квартиру: «Закройте дверь, товарищ. Не мешайте». Соседская дверь приоткрывается, видно испуганное женское лицо. Чекисты входят внутрь. Слышится вопрос: «Гражданин Фелимонов здесь проживает?»
Бобров угрюмо стоит в коридоре, прислушиваясь к происходящему.
Из комнаты бредёт Сева.
Отец: «Севка, ты куда?»
Сева: «Во двор, по нужде».
Отец: «Погодь Не ходи».
Сева: «А что там?»
Отец молча прижимает голову сына к себе. Из другого конца коридора на них смотрит мать Севы. Выходят из комнаты Володя и Тоня.
Интервью. Александр Никитин, журналист: «Я Севке по гроб жизни благодарен за его дружбу В тридцать седьмом моего отца арестовали. Многие от меня отвернулись, как от сына врага народа. Почти все отвернулись, а Севка остался рядом. Он, конечно, не понимал, что происходит в стране, никто из нас, мальчишек, ничего не понимал. Сталин отец народов, справедливый и мудрый. Так мы все думали. Всюду его портреты. Арестовали кого-то мы верили, что так и надо. А если кого-то из знакомых, то верили, что это ошибка и что скоро там во всём разберутся И вот моего отца арестовали. Дали десять лет без права переписки. Ошибка!.. Боль выжигала меня изнутри, боль души Чёрная пустота Мать слегла, долго не могла оправиться. Севка меня каждый день звал к себе обедать Ну и хоккей, конечно Там, на спорте, всё как-то забывалось несправедливости, обиды, на спорте жизнь била ключом А в 1939-м Севку включили в состав первой заводской команды. Меня тоже взяли. Это уже был настоящий, большой хоккей. Мы встречались в официальных матчах с самыми лучшими, самыми сильными командами Ленинграда: Динамо, Красная заря, с командой Кировского завода и другими»
Золотая осень. Двор дома. День. Голубятня. Кто-то из мальчишек зовёт: «Севка! Глянь, что у меня!» Сева взбирается на голубятню к приятелю, рассматривает голубя.
Снизу его зовёт Володя: «Севка, идём на конный двор».
Сева спускается с крыши голубятни: «А что там?»
Володя: «Можно раздобыть ненужные дуги. Распилим их, крюки примотаем к палкам, получатся клюшки».
Сева: «А кто нам дуги даст?»
Володя: «Дядя Фима сказал, что надо убрать навоз, опилки, мусор, тогда дадут».
Сева: «И чего ж мы ждём? Бежим!»
Сева зовёт Александра Никитина: «Сашка, айда с нами».
Квартира Бобровых. Михаил Бобров (отец Севы) устало снимает спецовку. Лидия (жена) выглядывает из кухни: «Пришёл? Как ты? Что так поздно?»
Отец целует жену: «Собрание парткома».
В комнате Тоня играет на пианино.
На полу в коридоре сидит Сева и мастерит клюшку.
Отец: «А ну дай Добро Крепко сделал».
Мать: «Как из училища вернулся, так сразу клюшку сел мастерить».
Отец: «Молодец. Откуда дуга?»
Сева: «Дядя Фима дал. Мы с Вовкой ходили к нему на конный двор, работали. Вот и заслужили».
Отец проходит на кухню. Мать гремит тарелками.
Мать: «Сева! Тоня! Ужин!»
Отец: «Вовка где?»
Мать (с улыбкой): «Девушку провожает».
Отец: «Девушку?»
Мать: «Прощается».
Отец: «Почему прощается?»
Мать: «Повестку получил. В Красную Армию призывают. Завтра в военкомат идёт».
Отец кашляет и чешет голову.
Входит Сева: «Пап, через неделю матч с ленинградским Динамо здесь, в Сестрорецке, на нашем поле. Придёте?»
Отец подмигивает матери: «Ещё бы! И Антонину приведём. Из всех сил болеть будем! Всей семьёй».
Футбольное поле Сестрорецка. Много зрителей. Команда завода «Прогресс» против ленинградского «Динамо».
Перед началом матча в раздевалку заводской команды входит Михаил Бобров. Сева Бобров и Олег Белаковский шнуруют бутсы.
Сева говорит Олегу: «Видал, что на трибунах творится? Ох и отлупят же нас, если проиграем».
Отец Севы (на ухо): «Волнуешься, Сева?»
Сева: «Волнуюсь, папаня».
Отец: «И зря. Играй, дружок, как обычно. Не бойся никого и не старайся делать то, чего не можешь, не рисуйся. Одним словом, держи себя просто, играй в удовольствие, и всё будет в порядке».
Игра. Два гола в ворота «Динамо». Динамовцы потрясены и обозлены. Начинают играть острее.
На воротах заводской команды стоит Олег Белаковский. Динамовцы забивают три гола. Олег расстроен. Зрители неистовствуют. Счёт 3:2 в пользу «Динамо».
Последние минуты матча.
Заводская команда идёт в наступление. По краю прорывается вперёд Федя Чистяков, обводит одного защитника, перепрыгивает через другого, бросившегося ему под ноги, и перед самыми воротами, когда ещё два защитника бросаются ему наперерез, отдаёт пас Севе Боброву. Сева забивает гол. Звучит финальный свисток.
Футболисты завода прыгают от восторга. Сева обнимает Олега Белаковского и Александра Никитина.
Раздевалка. Входит Валентин Фёдоров, игрок ленинградского «Динамо».
Фёдоров: «Сева, поздравляю тебя с отличной игрой. И ещё вот что. Мы собираем сборную Ленинграда, чтобы играть против сборной Москвы в хоккей. Приглашаю тебя».
Сева: «Правда?»
Фёдоров кивает: «Так что отдохни малость, а я пришлю открытку число и время очередной тренировки».
Сева: «Спасибо».
Фёдоров уходит. Заводские футболисты бросаются к Севе с поздравлениями, жмут руки: «Молодец! Вот это фортуна! Поздравляю! Знай наших!»
1940. Ранняя зима. Ленинград.
Сева стоит перед стадионом. В одной руке он держит клюшку, в другой сжимает свёрток. Мимо проходят спортсмены с аккуратными чемоданчиками в руках, с клюшками в специальных чехлах. Сева садится на запорошённую снегом лавку. Вся его поза говорит о смущении и нерешительности.
Возле Севы останавливается Валентин Федоров. Сева поднимает к нему лицо.
Фёдоров: «Сева? Кого поджидаешь?»
Сева: «Никого, Валентин Васильевич Просто сижу».
Фёдоров внимательно смотрит на снаряжение Боброва, на его самодельную клюшку.
Фёдоров: «Пойдём на тренировку, Сева».
Сева встаёт: «Валентин Васильевич У меня такая плохая экипировка. Лыжный костюм Стыдно в таком рядом с вашими игроками».
Фёдоров: «Сева, выигрывает спортсмен, а не его экипировка. Пойдём»
Зима. Сестрорецк.
Сева Бобров целуется с девушкой. Она заметно выше него.
Девушка: «Не надо, Сева».
Бобров: «Почему? Что ты?»
Девушка: «Рано нам».
Бобров: «Ты что, Зинка? Мне семнадцать, на днях восемнадцать стукнет. И тебе»
Девушка: «Семнадцать».
Бобров: «Мы взрослые»
Девушка: «Нехорошо это»
Бобров: «А я уезжаю»
Девушка: «Играть?»
Бобров: «Играть. Настоящий матч. Всё серьёзно».
Девушка: «Зато у нас с тобой не серьёзно»
Бобров: «Это почему же? Ты думаешь, у меня ветер в голове?»
Девушка: «Хоккей у тебя в голове А я для тебя»
Бобров: «Вот это ты зря, Зина. Не спорю, спорт это важно. Но дружба важнее».
Девушка: «Значит, у нас дружба? Всего лишь дружба? Тогда зачем целоваться хочешь?»
Бобров: «Зин Ну ты что! Ты же знаешь Нравишься ты мне очень».
Девушка: «Проводи меня, поздно уже. Мама ругать станет».
Бобров хватает девушку в охапку и неистово целует её лицо.
Хоккей с мячом. Бобров уверенно ведёт клюшкой мячик. Зрители восторженно кричат, свистят, хлопают.
После матча вокруг Боброва много болельщиков, много девушек.
Незнакомая девушка целует Боброва: «Ой, вы такой молодец!»
Из-за спины слышится чей-то голос: «Бобров, не упускай!»
Бобров с удовольствием целует незнакомку.
Квартира Бобровых. За столом отец, мать, Сева и его сестра Тоня.
Отец: «Ну что ж. Наливаю всем по маленькой. Выпьем за спортивные достижения нашего Севы. Ты молодец, дружок».
Сева (с нетерпением): «Меня позвали участвовать в летнем сезоне ленинградской сборной. Футбол!»
Отец: «Об этом ещё рано Давайте сперва зиму переживём. А что там летом будет, посмотрим».
1941
Улица города. Громкоговоритель на столбе. Металлический голос диктора объявляет о начале войны. Толпа неподвижно смотрит на громкоговоритель.
Интервью. Всеволод Бобров: «В сорок первом, когда мой брат Володя должен был демобилизоваться, началась война. 22 июня он должен был участвовать в футбольном матче, но в семь утра прозвучала боевая тревога Через два часа курсанты экстренно снялись из лагеря, и в считанные дни мой старший брат был уже на фронте».
Здание военкомата. Огромная толпа у дверей. Из дверей с трудом проталкивается Сева Бобров. Пробирается сквозь толпу.
Квартира Бобровых.