Идите вы.... завтракать! завыла Ника наподобие сирены.
Алехандро показал пикиньо язык и задёрнул занавеску.
Окраины холма Колена со стороны пустыни, в полной мере принимали солнечные лучи. Мостов здесь не было. Через отсутствующую крышу цеха и иллюминаторы внутрь самолёта попадали столбы света. В них серыми ворсинками и крупинками красиво планировала пыль.
Нико полусонно щурила глаза. Слушала голоса сродственников, приглушённые двумя занавесками. Санчесы, посмеиваясь, ушли в рубку завтракать то есть туда, куда их послали.
Последние полтора суток мысли Нико были заняты в основном (не трудно догадаться) бравым лейтенантом Хо. Она с непривычным замираньем сердца вспоминала все его слова, жесты и так далее, с момента, когда он её целовал нет раньше С момента, когда он сказал: «Дай сюда!» и перенёс её на своё седло с седла Рюйодзаки Нет ещё раньше с момента первой встречи, когда он сказал ей: «Иди гулять, малыш».
Нико опять завернулась в одеяло, выставив наружу с одной стороны нос, с другой ногу в пижамной штанине. Прекрасный лейтенант Хо в её голове то хмурил брови, то щурил глаза в зависимости от воспоминаний. Она опять начала придрёмывать.
А виновник её переживаний поднимался по трапу Касперо. Пришёл он совершенно незамеченным, потому как на подходе к месту стоянки самолёта, дорога не позволяла ехать на скутере, и соответственно, Шитао заглушил мотор, слез с машинки и катил его, шагая рядом, и придерживая за руль. Скутер он оставил перед цехом, к Касперо подошёл со стороны хвостовой части.
В тамбуре Шитао остановился и с досадой упёр руки в бока. Он уже внутри, а Санчесы ни сном, ни духом! Эдак любой заявится скрытно и возьмёт чего или КОГО пожелает!
Из-за занавеси слева раздавались голоса семьи. Лейтенант, сам не понял почему, отодвинул вбок правую занавеску. Заглянул внутрь, оглядел спаленку и наткнулся взглядом на одинокое, всеми брошенное «тело». Торчащая нога, была немедля со слюнявым умилением опознана, как принадлежащая Нико Санчес.
Лейтенант Хо зашёл в спальню и сел на край полки рядом с ногой. После пятиминутного любования конечностью, он осторожно взялся рукой за тонкую лодыжку. Погладил большим пальцем пятку. Нога в его руке дёрнулась, пальчики поджались к внутренней стороне ступни. Шитао усмехнулся и чуть надавливая, провёл рукой по ступне от пятки к пальцам, разжимая их и забирая в горсть.
Отвали, глухим шёпотом прогундосила Нико из-под одеяла. Она в свою очередь тоже опознала самоуверенное и наглое лейтенантское прикосновение. В стыке между складками одеяла засверкал сердитый синий глаз.
Привет, рука молодого человека пошла назад к пятке, оттуда на лодыжку и дальше к икре ноги, насколько позволяла пижама.
Нико вытянула ногу из его захвата и села. По расслабленному лицу молодца легко определила, что тот через мгновенье полезет с поцелуями и объятьями, и выставила к его носу кулак. Крикнула. Ма-а-ам! У нас гость!
Шитао с разочарованной рожей вскочил, метнулся вправо, влево замер, отдёрнул мундир и поправил меч на перевязи, вытянулся как на плацу перед старшими по званью. По шуму из рубки можно было легко определить, что вся семья с топотом дружно несётся посмотреть на гостя. Нико злорадно ухмылялась, Шитао возмущённо сверкал на предательницу чёрными очами.
* * *
Усадьба Кэрроу встретила Артура привычной тишиной. После дворца с его шумом и гамом, «Окаменевший склон» казался островом одичалой уединённости и покоя. Ничего не изменилось Отец, скорее всего, был в архиве, матушка на кухне с поваром слуги под сенью чрезмерно добрых хозяев предавались приятному предобеденному расслаблению. На всей территории усадьбы от самых ворот не было видно ни одного человека.
Молодой Кэрроу смущённо прогнал непрошенную слезу.
На малых оборотах скутер доехал до родимого ангара. Оттуда историк-информатор неторопливо дошёл до дома пешком. Каждую минуту он глубоко втягивал носом знакомые ароматы прекрасного сада, а глазами выхватывал знакомые образы великолепных деревьев.
Любимая корейская сосна по центру внутреннего двора, сияла зелёным пронзительно ярким пятном на фоне нарочито замшелых и мрачных стен с облицовкой из вишнёвой плитки.
Крас-с-сота-а, протянул молодой человек.
Холл был пуст. Артур не стал громко оповещать о своём прибытие. С довольной улыбкой он оглядел зал и заметил некоторые изменения, которые всё-таки произошли за время его отсутствия.
У большого готического окна стояли: стол и стул, чуждые привычному интерьеру. Доселе, сколько помнил Артур, они стояли у матушки в её кабинете, где она занималась домашней бухгалтерией.
Удивлённый молодец подошёл полюбопытствовать и обнаружил на столе хронику из хорошей бумаги и письменные принадлежности. Почерк был ему знаком. Что то наподобие он видел в хронике Ли Чжун Ки.
Молодой человек опёрся на столешницу и перевернул несколько исписанных страниц. С нарастающим изумлением он читал: Её тело было солёным от проступившего и высохшего пота
(То есть, немытым, подумал Артур.)
Оно пахло как эльфийская орхидея «Рассо»
(«Рассо» воняет так, что мухи слетаются то есть, немытая дама воняла каками Охренеть! )
Я губами собирал его горечь и соль, и спазмы страсти наполняли моё собственное тело, так что я бился в агонии
(Тьфу!)
Артур разогнулся и вздрогнул, обнаружив у стола скорбную незнакомую личность с обличающей маской на постной роже.
Здрасте, прошептал Артур.
С кем имею чес-с-с-сть? спросила незнакомая личность.
Артур потёр лоб пальцами и спросил в свою очередь. А вы кто?
Я новый дворецкий.
Да? Не знал А старый где? Я сын хозяина дома
Угу Артур Кэрроу надо полагать, Личность пожевала губами и через минуту изобразила поверхностный поклон, выражающий скорее пренебрежение, чем почтение. Новый дворецкий прошелестел Моё имя: Роберто Пиано.
Артур пригляделся к нему внимательнее. Отметил, что у господина Пиано не было четырёх пальцев на левой кисти. Вместо них торчал обычный прониевый протез-имитатор. От живой плоти его отличали синюшная бледность и неподвижность.
Гхм А я вот увидел странную хронику заглянул в полглаза
Это не хроника, дворецкий наполнился негодованием. Это роман!
Да-а?! воистину удивился молодой Кэрроу.
Причём мой!
В смысле ваш, потому что вы его купили?
Мой, потому что я его пишу!
А-а-а здорово эротика круто Стиль несколько высокопарен И вы знаете Рассо не пахнет, а воняет. Это очень красивая орхидея, но её не держат в домах по причине жуткой вони Рассо выращивают на задворках, для отвлечения мух от стратегически важных жилых точек
Что!? Пиано, страшно оскорблённый, пучил глаза. Вор вздумал меня учить!
Кто вор? Я-а?!
Зачем вы читали мой роман? Собирались украсть сюжет?!
Я-а?!! теперь уже Артур, с рукой прижатой к сердцу, возмущённо пялился на
дворецкого. Простите! Я не пишу романы, а соответственно, не заинтересован в сюжетах!
Все так говорят! Сын от отца недалеко ушёл, громогласно вещал Роберто.
Что?!!! На батюшку клевещите?
А спросите батюшку сами! с ехидством уверенно отпарировал Пиано.
Артур вдруг ощутил себя на гране сердечного приступа. Весь вид нового дворецкого выражал оскорблённую правоту. С обиженной рожей Пиано одной рукой схватил своё незаконченное творение, захлопнул книгу и, хромая пошёл прочь. Молодой человек ошарашенным столбом остался стоять на месте. «Калека» прошептал он, имея в виду не руку и ногу своего собеседника, а его голову, то есть, внутреннее содержимое головы.
Историк-информатор очень захотел сесть, чтобы переждать душевную бурю. Нельзя было появляться в таком состояние перед родителями. Это грозило осквернением радостных минут встречи.
Он дошёл до одного из кресел холла и с размаху упал на его подушки. С ужасом подумал, что возможно Пиано говорит правду и батюшка действительно повинен в чём-то эдаком. Иначе, зачем отцу нанимать однорукого и хромого на должность дворецкого, а матушке выделять ему персональные стул и стол для работы над дурацким романом. Тем более что нынче батюшка развлекается описанием дворцовой жизни в подозрительно свободном литературном стиле.
Издалека пришёл звук торопливых каблучков. Артур стал вслушиваться, пока не определил хозяйка каблуков идёт сюда. А в доме только одна женщина носила каблуки Констанция Кэрроу! Причём не из желания выглядеть хорошо, а по доброте душевной. Дабы слуги, предупреждённые её шагами, не дали застать себя в бездейственном состояние. Иначе придётся их наказать! А Констанция не любила наказывать!
Вот и Артур оказался предупреждён. Он торопливо встал, стёр горечь и раздражение с лица, и натянул приветственную улыбку.
Констанция Кэрроу, как всегда невероятно безупречная, вошла в холл и всплеснула руками: «Сын», прошептала она. Артур подошёл, обнял её и склонился лицом в тёплое плечо. Женщина немедленно напряглась телом в стремлении удержать драгоценное чадо, кое было выше её на целых полторы головы, расслабленное от избытка чувств.