И мне тут свезло, если такое слово вообще применимо к нашим видам, гораздо больше, чем людям: мне не потребовался длинный шлейф из мёртвых предков, чтобы биологически стать тем, кто я есть. Потребовались генная и биоинженерия. И злой умысел. Не вдаваясь в частности: я экстерном закончил подготовительные курсы на принадлежность к виду homo sapiens. Но имеющиеся всё же отличия разносят нас по Древу Жизни на соседние ветки.
Себя люди, со всей возможной скромностью, называют подвидом Homo Sapiens Sapiens, а мы себя, со всей возможной трансгуманностью, подвидом Homo Sapiens Ultima. Не раз доказано: если прилюдно так именоваться, умудряясь сохранять серьёзное выражение лица, такое самоназвание находит самый живой отклик в среде тех людей, для которых в названии вашего подвида «sapiens» повторено дважды. А если ещё с невинным видом поинтересоваться это от скромности, из-за которой не счесть вариантов эгоцентризма, будь то этноцентризм какой-нибудь или там антропоцентризм, или из-за чего вообще? тут можно запросто дошутиться до «модераторского» предупреждения от Агрегации.
Ещё одним забавным примером, на котором можно проиллюстрировать как нашу общность, так и различия, является то, что один плохо понимавший людей психолог назвал бикамеральным разумом. У людей таковой исключение. И в лучшем случае те, кто слышит «голоса в голове», молчат себе в тряпочку, чтобы заботливые окружающие не законопатили в специализированный пансионат. Побудительным мотивом к чему служит всё же не забота, а переживания за собственную безопасность: уж очень часто «слышащие» оказываются на первых полосах газет, а потом сидят, всеми забытые, либо в одиночках тюрем строгого режима, либо в индивидуальных изолированных апартаментах, где им даже столовые приборы из мягкого пластика выдают.
В нашем же запущенном случае бикамералка рядовое явление, прописанное в ТЗ. И хотя «голосов», как таковых, мы всё же не слышим, обмен данными происходит в невербальном порядке, нам никогда не бывает скучно и одиноко. С точки зрения социальной человеческой природы существенный изъян, но с точки зрения функционала хищника-одиночки простое и эффективное решение, позволяющее не тяготиться одиночеством ни в коей мере, несмотря на общий биологический в общем и нейрофизиологический в частности базис. Ну а попутно бикамералка прекрасный прогностический и аналитический инструмент, непосредственно на аппаратном уровне защищённый от некоторой однобокости взглядов и оценок. Также очень помогает в построении объёмных моделей и сбалансированной оценке накопленного опыта. Не говоря уж про то, что сам опыт накапливается быстрее: где одно полушарие что-то пропустило, там второе подобрало.
Отчего же такая замечательная вещь не прижилась эволюционно у людей? Хотя, поминая несчастных из предыдущего абзаца, попытки движения в ту сторону явно происходят на регулярной основе? От того, во-первых, что независимая работа полушарий процесс весьма затратный, а природа не терпит как пустоты, так и излишеств. Во-вторых, способность контролировать степень синхронизации работы полушарий в нас встроена искусственно, а в случае с людьми природе приходилось тыкаться вслепую и соответствующие защитные механизмы сформироваться не успели. Зато на уровне выше социальном успели карательные. А в камере-одиночке своим экспериментальным генетическим наследием особо не поделишься. Как, впрочем, и будучи выкинутым из племени (читай, на верную смерть) во времена более непосредственные. Остальное сделала теория вероятности, вшитая в отбор так, что не отдерёшь.
Кстати, про опыт. Не могу тут не заметить, что вместе с последним я поднакопил и немного добра. Например, кремниевый нож. Совершенно поразительная вещь, пришедшаяся ко двору как нельзя более кстати. Я даже подсмотрел технологию их изготовления. И попробовал однажды. Слегка отбил пару пальцев, но сделал вполне функциональный копипаст. Правда, тут же решил, что когда понадобится следующий просто объединю приятное с полезным: и покушаю, и прибарахлюсь. И совсем другое дело, что в те времена лишних знаний и навыков не существовало, а потому я старался перенимать всё, что мог. Ту же одежду, например. Да, раздражала. Самим фактом своего наличия на теле. Но оказалась очень кстати, когда пришли первые же холода. Да и ночами умыкнутая по случаю спальная шкура очень даже добавляла комфорта. В общем, и сам не заметил, как разжился небольшой котомкой.
Но самым ценным приобретением оказались навык и инструменты разведения огня. Жить сразу стало лучше, жить сразу стало веселей. После пары ненароком устроенных лесных пожаров, я научился даже вполне безопасно с ним обращаться. Очаг там, камушки, все дела. Да, лишние телодвижения, но возросшая калорийность снеди компенсировала затраты. В том случае, если потом не приходилось улепётывать, не разбирая дороги. Так что превозмогал себя.
Проявился и один побочный эффект из неприятных: приготовленное ко всему прочему вкуснее сырого, а потому я, без всякой задней мысли, попробовал приготовить по случаю и немного человечности. Но вдруг столкнулся с тем, что прошедшее термическую обработку в данном случае не помогает. И таким образом мои альтернативные гастрономические пристрастия превратились в совсем уж досадную необходимость. Что как-то в очередной раз едва не стоило мне жизни и пришлось вносить в поведенческие паттерны очередную поправку: тянуть до последнего не вариант. Вот ни разу. Кошак выручил вдругорядь, но на кошака ведь надейся, а сам не плошай.
А вот копьё, например, я счёл после ознакомления совершенно бесполезным. Несмотря даже на то, что не только мог метнуть его намного дальше и убойней, но и практически сразу вывел для себя концепцию копьеметалки. Расстояния показались мне совершенно избыточными, а относительная точность совершенно неприемлемой. Поэтому я решил, что сей несколько тяжёлый и громоздкий предмет мне не нужен. Та же участь постигла перешедшие по наследству гарпун, удочку и сеть. Хотя воспользовался только гарпуном, остальное списав до кучи по признаку назначения: первая же попытка поесть жареной рыбки навсегда отвратила меня от водоплавающего мяса мне ещё дня четыре кряду казалось, что мелкие кости позастревали у меня везде, где только возможно. Не вышло из меня рыбака.
А потому, когда ваши предки бездумно подъели мегафауну, им не только самим лишний раз перекусить не удавалось, но и ими стали закусывать чаще. Ну а все вместе мы постепенно стали смещаться на юг, в более плодородные земли, где изобилие растительной пищи компенсировало усиливавшийся дефицит животной. Я тоже, на людей глядя, пробовал жевать вершки и корешки, но в должной мере не проникся. Особенно раздражал меня выхлоп, заметно бивший по моему обострённому обонянию. Иногда даже спать приходилось прям вот головой к ветру или лёгкому сквозняку, чтобы глаза не слезились от накатывающих последствий растительной диеты. С вегетарианством тоже не заладилось.
А в общем и целом если, то во время нашей едва заметной миграции, я просто жил, наблюдал и осваивал новое. Наблюдать оказалось просто по факту того, что мой циркадный ритм не совпадал с людским. Засыпал я глубоко за полночь, а вставал сильно после рассвета. И до появления в стойбищах собак я мог не только издали наблюдать быт моих подопечных при свете факелов, но и прокрадываться непосредственно к ним в гости, неслышной тенью двигаясь среди спящих. Вот только чем больше проходило времени, тем нового становилось меньше, а просто жизни всё больше.
Последнее, что я хорошо помню из того периода, как ко мне пришёл старый уже и ослабевший кошак. Я не просто удивился, увидев его в таком состоянии, а даже пришёл в некоторое замешательство, впервые воочию увидев безжалостность времени на близком мне примере. Допрежь такого попросту не существовало в моей картине мира. Нет, смерть от естественных причин я уже видел, видел и похоронные ритуалы. Но люди рядом со мной не успевали меняться настолько очевидно, чтобы заставить меня задуматься именно о течении времени. А в отражениях на водных гладях я видел всё то же самое неизменное лицо.
И тут кошак. Которого вроде совсем недавно видел таким сильным и быстрым зверем. Я покормил его. А потом, когда он задремал, напоследок вдруг лизнув мне руку, быстро и безболезненно убил. И похоронил. Пришлось предпринять изрядный марш-бросок, чтобы похоронить его там же, где мою первую жертву, но я решил для себя, что так будет правильно. Хотя и опять понимал всю прагматическую бесполезность предпринятых усилий.
А потом Потом близнецами стали не только дни, но и годы. И не вспомнить мне уже ни за что когда перевалил первый столетний рубеж. Когда-то давным-давно. И не вспомнить даже сколько таких рубежей преодолел прежде, чем начал осознавать, что внутри меня нарастает смутное беспокойство. Но не то, которое вызывал голод, а совсем-совсем другое. Изначально я заподозрил в его анамнезе медленно, но верно возрастающее популяционное давление. И даже оказался прав. Но имелся один паскудный нюанс.