Потом были сборы экипажа, знакомство со Службой связи, получение инструкций, журналов и запчастей. В экипаже было тридцать человек. Из них пять женщин и мой друг Женька Клюкман в качестве третьего помощника капитана. Это было здорово на чужой сторонушке рад родной воронушке. А тут целый Клюкман в подарок!
Мой непосредственный босс, начальник радиостанции Иванов Иван Игнатьевич, был серьёзный человек и, к тому же, бывший коммунист. Слуга царю, отец солдатам. Старик, ему было за сорок. Ко мне он относился хорошо и всячески опекал и наставлял. Но, конечно, начальник знал с кем имеет дело и какими «сырыми» радистами мы приходим из «бурсы». «Сам был таким», бывало говорил он.
Всей толпой мы погрузились в самолёт и через девять часов приземлились в Шереметьево. Оттуда сразу на вокзал и на поезде добрались до Северной столицы.
Из всего имущества у меня была зубная щётка, курточка на рыбьем меху, двое казённых трусов, матросские штаны, тельник и рубашка.
С этим богатством я пришёл на пароход «Рифер Бэй», на должность второго радиста.
В Питере мы простояли больше месяца. Для этого были две причины. Судно использовали как плавучий холодильник и партиями выгружали куриные окорочка, которые в народе прозвали ножками Буша. Каждые три дня нас перешвартовывали на другой причал, поближе к получателю.
Вторая причина нужно было предъявить судно Регистру и получить документы под ГМССБ. ГМССБ это глобальная морская система связи при бедствии. Аппаратура ГМССБ была установлена, но при первом посещении инспектор регистра забраковал место установки УКВ-радиостанций, устройство сигнализации и ещё много чего. Дело было новым и я в этом мало соображал. Мы с начальником пахали, как рабы на плантациях. Тянули кабели, «звонили» и перепаивали фишки, вечером изучали схемы и, бывало, спорили.
Игнатьич утверждал, что монтаж надо сделать по технологии, я говорил быстрее. В спорах рождалась истина. Истиной был компромисс. В результате мы сдались Регистру первыми и получили необходимые документы. Это был подвиг. Во Владивостоке вся Служба связи сдавала одно судно Регистру целую неделю. Мы справились своими силами и заслужили благодарность через полгода получили Грамоту из Министерства транспорта, подписанную самим Франтом.
В компании с Клюкманом мне удалось побывать в городе. Женька говорил, что пароход это застой. На судне не происходит ничего интересного, а скучные ходовые вахты вообще тоска смертная. К тому же, молодого навигатора не устраивала зарплата и он сокрушался, что на судне нечего украсть. «Сколько бы не взял у государства, своего не вернёшь», говорил Женя, цитируя Жванецкого.
Из порта мы ехали на трамвае, потом на метро до Невского проспекта. Я сразу узнал Аничков мост с лошадью и бронзовым атлетом. В детстве я рисовал эту скульптуру с открытки. На улице гуляла нарядная публика. Многие говорили на непонятном языке. Бородатые художники предлагали купить свои картины. Не от хорошей жизни интеллигентная дама продавала раритетные книги Белинский, Гоголь, Пушкин. Все с буквой «Ять».
Встречные девушки были красивыми. Женька распушил хвост и пытался заговорить с ними. Но как-то у него не получалось. Красавицы вежливо обходили нас стороной.
Я, как чувак в вату завёрнутый, обиженно говорил Клюкман, не могу никого склеить.
Клюкман склеил модель в клубе, здесь звучит по-другому, чем в Киржачах. посмеивался я над другом.
Миновали арку, ведущую на Дворцовую площадь. Я видел её в кино. В кино здесь были кованые ворота. Их штурмовали революционные матросы, прорываясь к Зимнему дворцу. Теперь ворот не было, впереди открылась широкая площадь с голубым зданием Эрмитажа. Времени на посещение музея уже не было. По вкусному запаху мы нашли подвальчик с коротким названием «Гриль». Съели по крошечному резиновому шашлыку и запили его портвейном. Денег осталось только на обратный проезд.
В Питере я получил первую зарплату. Деньги хорошие, но мало. Купил себе пару рубашек и ботинки местной фабрики «Скороход». Тут же мы с Клюкманом совершили первую коммерческую сделку толкнули заводским настройщикам двадцать метров кабеля, который остался после ремонта. Клиентов нашёл шустрый Клюкман.
Нас ждут великие дела, сказал Женька, когда мы обменяли деньги на водку.
Глава 5
Наконец, мы вышли в море. Балтика, это порядочное болото. Под проводкой лоцмана долго шлёпали меж кустов и кочек, направляясь в Кильский канал. Прошли под высоким мостом и бросили якорь вдали от берега. В конторе ещё не нашли нам фрахтователя с выгодным грузом.
Глава 5
Наконец, мы вышли в море. Балтика, это порядочное болото. Под проводкой лоцмана долго шлёпали меж кустов и кочек, направляясь в Кильский канал. Прошли под высоким мостом и бросили якорь вдали от берега. В конторе ещё не нашли нам фрахтователя с выгодным грузом.
Работа радиста это моё. Морзянка звучала музыкой, я быстро поднаторел принимать её на слух и одновременно стучать на пишущей машинке. На электронном ключе работал левой, «тёщиной» рукой, а на обычном, «паровике», правой. Иван Игнатьевич только качал головой:
Зачем тебе это?
Когда любишь, поцелуев не считаешь
Извращенец, сказал начальник
Всё свободное время я проводил в радиорубке и с удовольствием прихватывал вахту начальника. Сознаюсь, я изрядный копуша. Любую проблему я долго обдумываю, пробую разные варианты, а потом, любуясь сделанной работой, говорю себе: «Серёжа, ты молодец!». Сам себя не похвалишь
Другое дело мой друг, Женя Клюкман. Он заходил в радиорубку, падал на диван и говорил похоронным голосом:
Опять мастер раздолбал за корректуру. Я в трансе!
Через минуту Женя уже забывал об этом и рассказывал очередную байку. Клюкман знал множество анекдотов и умел их рассказывать.
Женя, запали анекдот, бывало, просил я.
Про что?
Вернулся муж
Окэй! Вернулся муж из командировки. Открывает шкаф, а там голый мужик стоит, держится за вешалку. «Ты что тут делаешь?» орёт муж. «В трамвае еду!» отвечает гость. «Ну ты сказал!» «Ну ты спросил!»
И так на любую тему.
Народ на судне кучкуется по работе, возрасту или по интересам. Механики пьют чай и что покрепче в своей компании. Из машины (ямы) редко на поверхность выплывает какой-нибудь конфликт.
Штурмана более на виду и капитан их чаще притирает.
Матросы дружат с матросами, мотористы (маслопупы) с мотористами.
Капитан общается со старшим механиком и старпомом. Поскольку мой босс, Иван Игнатьевич, в отцы мне годился, я попал в компанию второго и третьего помощника.
Вторым помощником был Ермаков Александр Николаевич. Высокий, с круглым лицом и некоторым избытком веса. Ему было двадцать шесть лет и Ермаков не обижался, когда его называли Шурой. Ревизор был дальним родственником капитана. Мастер был женат на его сестре. Это было кстати. Шура мог зайти к родственнику и по большой нужде выпросить бутылку из представительского фонда.
В Кильском канале мы простояли две недели. Это был подарок судьбы. Навели порядок в своём хозяйстве и, как сказал начальник, убрали сопли и зализали раны.
Хорошо вам, радистам, говорил матрос Гриша Залыгин, всё время в тепле. И мухи не кусают.
Кто на кого учился, отвечал я.
Капитан, Леонид Павлович Нестеров, заглядывал в радиорубку только по делу подписать вахтенный журнал, отдать РДО для передачи или позвонить в пароходство групповому диспетчеру.
Для телефонии у нас была станция космической связи. Её звали «Волна-С». Начальник прозвал её капризной стервой, проституткой и вообще бич.
Будь она моей женщиной, я бы убил её через три дня. Или выгнал из дома. Без денег, кредитки и босую. Обычно молчаливая, она внезапно выдавала загадочные реплики. Причём, на двух языках на русском, и на английском. Я благодарил бога, что она не знает китайского.
Словарный запас был не больше, чем у Эллочки-людоедки из «Двенадцати стульев» Ильфа и Петрова.
Мы хотели добиться от неё того же, чего и Коля Остен-Бакен от польской красавицы Инги Зайонц. Мы добивались любви.
У моего начальника не хватало терпения беспрерывно давить на кнопку «Запрос», чтобы зацепиться за спутник.
Я подначивал его:
Игнатьич, вы нажимаете кнопу не тем пальцем. Она любит, когда средним.
Босс раздражённо фыркал и уступал мне кресло у пульта.
«GA?» говорила Волна на-английском с ощутимым украинским акцентом.
Короткое слово «GA» означало готовность выполнять команды. Мы не сразу полюбили друг друга. Я подлизывался к ней как мог баловал контакты медицинским спиртом, смазывал гироскопы баварским маслом, а в блоке питания установил персональный кулер.
Мистика, но существует эффект присутствия. Пока я был рядом, моя подруга вела себя прилично. Стоило мне отойти, она начинала капризничать и ехидно подмигивать красным глазом.
Не всё так просто у радистов
Через две недели «Волна» и выдала длинную РДО следовать в район Фолклендских островов под погрузку мороженого кальмара. Фрахтователь грек, менеджер некто Фабрикезис.