И вот, когда он понял все это, когда осознал, тогда и вернулась совесть.
Пришла, запоздалая дама, озираясь и зябко ежась в тоненьком платье.
Сказала, что сам виноват, что другие ни при чем. Тепло как-то стало сразу.
Нашелся человек.
Петя и йога
Петя Пекинский любил путешествовать по коридорам районной библиотеки имени Радищева и время от времени запускать руку на полку в поисках случайного тома. Это была своеобразная игра он ставил себе условие обязательно прочитать эту книгу.
Развлекаться таким способом он начал в 14 лет и к концу университета уже прочитал массу полезных и бесполезных книг малоизвестных авторов. Многие из них были бы рады, узнав, что их бессмертные произведения кто-то осилил от начала и до конца. Книги попадались разные, от технической литературы до женских романов.
И все Петя читал.
В какой-то момент он научился чувствовать интересные книги на ощупь. Интересная книга была обычно шершавой и хрустящей верный признак, что книга популярная и читаемая, а значит интересная.
В 2001 году, привычно проводя рукой по книжной полке, Петя Пекинский нащупал шершавую и хрустящую книгу, от которой, ко всему прочему, на пальцах оставался легкий налет особой книжной пыли, так любимой библиотечными мышами и молью. «Эге, подумал Петя, мой клиент!»
Он достал книгу и прочитал имя автора: Парамаханс Йогананда. Петя почесал лоб и нахмурился. Что-то знакомое было в этом имени. Через минуту он вспомнил, что так звали его учителя физкультуры в пятом классе, который внезапно пропал во время урока во второй четверти. «Любопытно», подумал Петя и открыл книгу. Внутри были картинки с упражнениями и сотни непонятных слов: пранаяма, мудра, бандха и т. д. Петя взял книгу.
Незаметно для себя во время чтения Петя втянулся в хитросплетения текста и конечностей. Прошло пять лет непрерывной практики, и Петя Пекинский научился доставать головой до копчика, пробуждать кундалини, управлять эфирными структурами и осознавать себя в качестве трансцендентного атмана.
И вот однажды Петя Пекинский оказался на встрече выпускников родной школы. По старой традиции все напились водки и стали танцевать. Петя как просветленный йогин не пил, а тихо сидел за сдвинутыми партами, на которых был накрыт импровизированный стол, и умиленно взирал на бывших одноклассников. К столу, покачиваясь, подошла Светка Лоткина и плюхнулась напротив. Она взяла вилку, наколола шпротину, свободной рукой налила в рюмку грамм сто портвейна. Света была из хорошей семьи и не пила водку. Все это знали еще со школы, поэтому специально для нее и Алины Жилиной купили три бутылки «Красного Южнобережного». Алина Жилина была лучшей подружкой Светы и тоже не любила водку.
Петя, выпей со мной, попросила Света.
Спасибо, Свет, я не пью уже пять лет.
Молодец, задумчиво сказала Светка и поставила рюмку на стол.
Она откусила у шпротины хвост и грустно начала его жевать.
Правильно, что не пьешь, Петька! Вот, Парамон пил-пил и спился.
Кто? удивленно спросил Петя.
Ну, Парамон! Физрук наш Парамаханс.
Как спился?
А как спиваются? Пил много и спился.
Светка положила вилку на тарелку, встала со стула, отряхнула юбку и подмигнула Пете.
Пошли танцевать! перекрикивая музыку, позвала она. Петя отрицательно замотал головой, и Светка растворилась в радужном свете низких частот.
Петя Пекинский посидел еще пять минут, потом налил себе целый стакан Светкиного портвейна и залпом выпил. Повторив, он почувствовал, как где-то в нижних чакрах нецензурно ругнулось кундалини. Он встал из-за стола и, натыкаясь на предметы, вышел на улицу. На крыльце школы, переминаясь с ноги на ногу от мороза, стояли и курили его одноклассники Денис Мехов и Мирослав Пайкин. Когда они ушли, он вывернулся дугой и дотронулся головой до копчика. Вернувшись в исходное положение, Петя Пекинский удовлетворенно хмыкнул и погрозил кому-то в воздухе пальцем. Потом рассмеялся и пошел домой.
Летание
Чабескин проснулся утром в дурном настроении. Возле кровати стоял тазик, а рубаха, небрежно кинутая на стул, была вся измята. Эти обстоятельства указывали на весьма недурственный загул, случившийся ночью. Голова, как и положено в таких случаях, раскалывалась, все тело ныло, а руки предательски дрожали. Вдобавок ко всему, голодная кошка неимоверно громко орала, требуя пропитания, которого она не дождалась вчерашним вечером.
Денек начинался бодро.
Чабескин вышел на балкон, потянулся и отхлебнул из банки, стоявшей на полу. Рассол медленно заполнил кипящие внутренности и, угрюмо пробурчав, осел где-то в недрах организма.
Мимо пролетела птица счастья. Чабескин вскрикнул и прыгнул за ней вслед. Как ни странно, он не упал, не разбился, а вполне уверенно полетел. Постепенно набирая скорость, Чабескин что-то кричал, махал руками, чем невероятно пугал птицу. Она то и дело оглядывалась и норовила изменить направление полета, но Чабескин был тот еще фрукт. Этот парень был что надо. Палец в рот не клади. Своего не упустит.
Эти характеристики Чабескина не оставляли птице никаких шансов, а самое страшное, что он давно уже собирался изменить жизнь к лучшему и ждал удобного случая.
И вот теперь случай летел перед ним, неуклюже взмахивая крыльями. Чабескин улыбнулся. Он вспомнил, как вчера некий человек в сером пальто, которого пришлось четыре раза угостить пивом, уверял Чабескина в том, что человек может летать.
Смотри сюда! говорил он. Птицы летают?
Летают, соглашался Чабескин.
Бабочки летают?
Летают.
Сосредоточимся! собеседник поднял кверху указательный палец и продолжил: Значит, в природе есть принцип полета, так?
Ну, есть.
А теперь сосредоточимся еще раз. Если мы созданы из одного источника, что признают и атеисты, и верующие, значит, этот принцип работает для всего сущего, правильно?
Не знаю замялся Чабескин. Он был достаточно пьян, чтобы согласиться с любой теорией, и недостаточно, чтобы не начать спор.
Погоди! Ты подумай сам. Птицы и бабочки летают?
Летают.
Значит, есть общий принцип летания, понимаешь? Значит, мы тоже можем летать, просто форма летания у нас другая
Полета?
Нет! Не полета, а летания. Понимаешь? Принцип один, а форма разная.
Не понял.
Ну, вот есть Пушкин. Его стихи можно слушать, а можно читать. Две формы и один Пушкин. Теперь понятно?
Чабескина вырвало.
Утром он проснулся в дурном настроении. Возле кровати стоял тазик. Рубаха, небрежно кинутая на стул, была вся измята
Ничего
Боливийский крепыш Дельгадо в детстве был весьма болезненным ребенком. Бывало, выведут его во двор погулять, а он в обморок падает. Или пойдет с ним мама на базар за боливийской селедкой, а продавцы плакать начинают от болезненности его вида. Плачут, рыдают, головы песком посыпают, а ни одного боливиано не уступят.
В школу Дельгадо пошел, но пропускал уроки физкультуры. Когда ему исполнилось 10 лет, на первый юбилей съехались все родственники Дельгадо. Из департамента Потоси приехала тетушка Санчо. Из Бени двоюродный дядя Бернардо, а из Оруро приехал странного вида пожилой человек, назвавшийся дедом Чамба.
Кто такой дед Чамба, никто вспомнить не мог, но из уважения к старшим и страха прогнать настоящего родственника его приняли и поселили на три дня в комнате Дельгадо.
Первые сутки дед Чамба почти не разговаривал. Ложась спать, он хитро подмигнул Дельгадо и, отвернувшись к стене, сразу же уснул. На второй день он участвовал в праздновании дня рождения мальчика и даже произнес какой-то странный тост на древнем языке тупинамба. Мало кто из присутствующих что-то разобрал в речи пожилого индейца, но все одобрительно закивали головами, а мама Дельгадо в очередной раз прижала сына к себе и поцеловала в макушку.
Ночью дед Чамба проснулся, сел на кровати и, растолкав мальчика, обратился к нему на чистейшем испанском:
Слышь, малец!
А? спросонья ответил Дельгадо.
Ты, это самое, чахоточник или что?
Что?
Я говорю, чего такой малахольный?
Я не малахольный, дедушка, я болезненный, честно признался парнишка.
Хе-хе, усмехнулся дед, и чем это ты болеешь?
Да никто не знает, прошептал мальчик, какая-то странная болезнь. Кашляю я, чихаю. Вот.
Ты меня не грузи, добродушно улыбнулся гость. Я тебя вылечу.
Он достал из-под кровати свою сумку, порылся в ней и извлек маленький грязный мешочек серого цвета. Открыв его, он поманил пальцем Дельгадо.
Загляни!
Мальчик заглянул в мешочек.
Что ты там видишь?
Ничего.
Ну вот, правильно, хе-хе.
Дед Чамба тихо захихикал и откинулся на кровати. Дельгадо смотрел на него непонимающими глазами.
Короче так, слушай сюда! сказал дед серьезно. В мешочке ничего нет, значит, и в тебе ничего нет. Понял? Иными словами, ты смотришь в мешочек нет ничего. Я смотрю в тебя тоже нет ничего! Ясно, я спрашиваю?