Но одно из наиболее таинственных возвращений, чудес в виде повторяющихся и самореплицируемых паттернов, преследовало их от начала, как ни абсурдно делать замер на малых выборках интервалах времени. Как нелепо клеймить чем-то меньшим, вроде «страстишки-интрижки», то, что выдержало время и удары судьбы, а угаснуть не смогло. Страсть-увлечение, иллюзия-наваждение, чары-помрачение протяженностью в четырнадцать без малого лет? Nolo contendere, «без пререканий», как говорят по совету адвоката преступники, готовые охотнее на сделку с правосудием, нежели на то, чтоб платить полную цену или хоть назвать вещи своими именами: любовь, убиение любви, злостно-циничное покушение на хищение мечты Кстати, рецидив налицо (так что tort переходит в crime почти по ветхому диамату, с его количеством в новое качество): подобное случалось с ним прежде, и всякий раз зловеще сходно, с подобными характеристиками что возлюбленных-упускаемых (чего там: отдаваемых на поругание!), что соперников (малоспортивно мнящих себя альфа-удачниками).
Мыслимо ли оправдание любвеубийства (благонамеренного)? Житиечеи вспомнят какой-нибудь печальный пример разжжения нечистой милостью, попаляемой внезапу спасительной рознью этим клином, колом, в грудь дьявольской пародии на благое желание вбиваемым. Но здесь-то речь о немощи «по естеству» в отличие от убиения таковой, пусть и в пользу благостно-упрощающего бесстрастия либо брака спокойного, в котором нет-нет да и сквозит расчет-расторг. Впрочем, где не сквозит: в симпатии ли к красивым, ярким, талантливым, более перспективным даже с точки зрения чадородия пусть вне прямого, грубого имущественного либо родоплеменного (когда этноцентричная гордыня еще омрачает и сравнительно чистые сердца, не объятые легковоспламеняющей, пленительно-пьянящей блиц-страстишкой)?
Так вот, сего странного и мрачного паттерна коррелята некоей иной тайны, пусть и вполне рукотворно усугубляемой, ни она, ни он не заказывали. Число 13в остальном довольно обыденное, из разряда так называемых простых, и даже во многом удобное (скажем, для деления года почти нацело с получением 13и месяцев по 28 дней, откуда и лунный спектр, и добавление всяких там «змееносцев» в зодиак) буквально преследовало их. Их любовь. Недаром служа отнюдь-не-божьей дюжиной, а в общем и не преизбытка-перебора маркером, а скорее маячком наглоятия, спешного и безуспешного успения, болезненного бичевания чувства-как-судьбы вплоть до провоцирования ответного преступления: мести, самоубийства, погружения в диверсионную депрессию без права на реверсию. Неотменяемость мены.
Судите сами. Он не заказывал позднего переезда семьи в дом, чей номер кратен тринадцати как апофеоз его предыдущей любовной драмы, когда его попытаются вызвать из столицы и нагрузить рутиной (а как выгорит интрижкой), дабы встряской вывести из задумчивой меланхолии. (Уж в целебных дубинах да адски благих намерениях недостатку нет почти ни в одном этосе или же религиозной канве!) Причем из родительского дома его детства и ранней юности, чья разность меж номерами, соответственно, здания и квартиры, кратна тем же тринадцати. (Энтузиасты диофантовости, добавив к обоим уже схожим с 13ю номерам по единице, получат не только кратность обоих 13и же, но и друг дружке, заодно восстановив оба.) В новом доме, что по череде разменов-комбинаторных-разъездов окажется по соседству с прежним (ровно напротив, чем оправдан прирост координат на единицу, учитывая, что с последнего этажа переехал на первый!), ждать его будет она, чье присутствие он долго еще будет отмечать разве что косвенно, периферическим зрением сердца (несмотря на ее выдающиеся данные «параметры»), по нарастающей, пока не выйдет на пик обнаружения сродни кислороду: по мере ухода, в безмери риска утраты, как sine qua non. (Адрес его новый обобщенно троекратен былому, а их квартиры девятикратны.)
Мало? В этот последний год, к очередной годовщине его рождения, их чувству исполнилось бы 13 лет и 13 месяцев (настаиваем на подобном удобопредставлении), что в переводе на месяцы составило бы 169=13*13, или тринадцать в квадрате! Сверх того: тот, кем она разменяет его (не в силах более пылать неугасимым огнем неосуществляемого чувства), моложе ее 13ю месяцами. Полагаете, будто сим-то и исчерпывается «сквернодюжинное» преследование? нет ничего миопичнее; правда, «здесь на полях маловато места»
Мало? В этот последний год, к очередной годовщине его рождения, их чувству исполнилось бы 13 лет и 13 месяцев (настаиваем на подобном удобопредставлении), что в переводе на месяцы составило бы 169=13*13, или тринадцать в квадрате! Сверх того: тот, кем она разменяет его (не в силах более пылать неугасимым огнем неосуществляемого чувства), моложе ее 13ю месяцами. Полагаете, будто сим-то и исчерпывается «сквернодюжинное» преследование? нет ничего миопичнее; правда, «здесь на полях маловато места»
Не судите строго ни его (глупца-гордеца, чистоплюя-прельщенца, напыщенно-малодушного нарцисса, навыкшего в упоении уныло-мнительной самобезальтернативностью в силу даруемого чувства), ни ее (пожалуй, возжелавшей радостей-здесь-и-сейчас). Оба готовы были сгореть в этом огне быстрее, даже приближая катастрофу опасными маневрами вроде довольствования безрассудным росторгом. Пять лет назад, в тридцатую годовщину Чернобыльской беды (неизреченно-предсказуемым образом подчинившаяся девятичному бедоисчислению как исполнению некоей предначертанной связности), грянула и личная их катастрофа (куда как более рукотворно-усмотрительная, так что небу остается, самое меньшее, опция nolo condendere). Когда предприняла эту, массой времени нагнетенную, попытку не то к бегству из мест лишения свободы (собственной души, объятой пламенем неутолимым, где царство небесное внутри оборачивается адом как нереализуемое, а свет скорее жжет, нежели греет), не то к провокативно-невинному зазыванию его, призыву вернуться к себе к ним. Знала: он не простит того, что нечего и прощать, ибо сам виной всему, могущему стать ничем. Как знала и то, что оба не забудут неслучившегося. Даже когда теперь, ровно пять лет спустя, решилась принять ожидаемое, давнооткладываемое предложение от заменщика гвоздь ли в гроб, кол ли осиновый, все равно разрешение.
Впрочем, укоснимся разменщически хулить то, что может оказаться образом светлого, отрицательски низводя истину-и-любовь-как-таковые
Тогда, пятилетку назад, их любви не исполнилось и девяти, что лишь подтверждает (не станем обосновывать инуде высказанного) безвременный, даже насильственный характер угасания-слома, имеющего довершиться ныне, да все как-то подвисающего в лимбе раздумий, парализованной воли. Или воли жить воли любви, как квинтэссенции бытия, продолжиться, пребыв собою, вполне просто (как предлагается там же, где обосновывается исчисление девясилой-девятикратью)? В свете чего и небожественная дюжина свидетельствует о том же о рукотворной наглости, противоестественной преждевременности совлечения главного (главного, в отличие от прочих «главных» вроде денег и секса, покуда таковое имеется, а не исчезает).
Избрала прочие «главные», что лишь обострили голод, но не утолили его? Жаль росторг нерасторжим, размен неотменяемо односторонен при всей обманчивой легкости изначальной. Увы они более не являются судьбой друг друга, и времени в запасе скорее со знаком минус, а то и нечто комплексное (ибо взрыв катастрофический грянул на засветовой, всесхлопывающей скорости). Здесь дальнейшее вмешательство, если и возможно, едва ли уместно. Пусть посему история красиво умрет. Ему ли выйти и все переменить? Ничего более не должен ни ей, ни себе, ни им ибо не в силах, мимо смысла. Суженый, он останется в ее душе навсегда, сблизившись в последнем, фотографическом запечатлении (неказисто: в момент выноса мусора или еще как). А она переймет от него прежде ей не свойственное обыкновение держать очи долу.
Пусть сломает она. Сломает карту памяти. Так легче, удобнее, даже приятнее. Под гору да в яму да в ад вообще легко скатываться как и скорее, чем вниз по лестнице!..
****Как-то раз явилась ему, ни больше ни меньше, общаятеория брака. Зиждется, дескать, институт сей на трех (чаяли?) китах: любви, доверии, уважении. Нелишне бы и про верность с жертвенностью упомянуть; ну, да сии упаковываются в уже названные начала. Ясно, что когда исчерпывается уважение, пора разбредаться. Что родичам (генотипу фенотип враг), что любимым-друзьям друг от дружки, что гениям-пророкам с домочадцами, народом, эпохой сосуществования прощаться. Сыну Божью с миром сим. «Не бывает пророк без чести, разве что в доме своем и отечестве своем»и не совершил там многих чудес по неверию их