В памяти остался день выписки мамы с братом. Папа купил гвоздики, всучил мне сей букет, мы еще захватили какие-то вещи, и пошли к роддому. Помню, как увидела маму, со свертком на руках, и вроде мама все та же, но что-то в ней изменилось. Сейчас я понимаю, что измучилась она и похудела, но тогда все было проще «изменилась» и все тут! И, да, моя обида на нее в тот момент еще не прошла. Она же меня «бросила»! Гвоздики я должна была подарить маме и тетке, что нам открывала дверь и ехидно, неестественно, улыбалась. Ух, чтоб я свои цветы кому-то отдала? Да не в жизнь! Сообщив, что это подарок маме от нас, букет я так же цепко держала в своих руках. Потом была обычная фотосессия, где я позировала с серьезной мордашкой, в заячьей шапке и шубе, конечно же, при гвоздиках!
Вернувшись домой, мы положили моего брата на родительскую кровать, накрытую теплым, массивным пледом с тиграми. В нашей старой хрущевке всегда было отвратительное отопление, и холодно было, в зимние месяцы, жуть как. Мы переоделись, я нарядилась, как всегда, в любимый желтый байковый халат с зайцами, и нужно же было знакомиться с братом. Развернувши запеленатый комок, хм, увидела кого-то малюсенького он был столь мал, что мои куклы были больше. Морщил некрасиво мордашку, подтягивал ручки, был красноватого цвета, спал, изредка покряхтывая, и совсем не кричал. Ловко забравшись на кровать, я удобно уселась, меня обложили подушками и положили мне брата. И, знаете, не было ребенка красивее и роднее, чем этот маленький комочек счастья, весом 1,6 кг!
Маме нужно было переодеться также, комнату я не покинула, горделиво восседая на кровати, окидывала маму снисходительным взглядом, плотно сжав губы. Мама была уставшая очень, но ей так хотелось меня потискать. Еще чего не хватало! Брата нам «купила», и будет! Я злилась ровно до тех пор, пока не увидела ее шов на весь живот, нерадиво заклеенный медицинским пластырем. Я была трехлетним ребенком, но я аж сморщила лицо от предполагаемой боли. Это был шок! Это был ужас! И это все они, злобные доктора в больнице, сделали с моей мамой! Но, несмотря на этот кошмар, мама все же вернулась ко мне! Я помню, как обняла ее, что было силы, и зарылась в нее, чтобы ощутить ее запах. Она целовала меня долго долго и плакала, а мне было так стыдно, за то, что я смогла подумать, будто она меня бросила, но вида я не подала!
И потекли денечки деньки друг за другом Братик мой подрастал, набирал в весе и, спустя месяца три, никто и подумать не смел, что был он семимесячный. Бабушкино сердце потихоньку оттаивало, она, тайком, укутывала маленького в пуховый платок и, иногда, угукала с ним. Деданя вышел на работу в трампарк, и мы, с мамочкой и братом, частенько относили ему на работу забытые дома вещи или просто, гуляя рядом, заходили его навестить. Весь его коллектив состоял из мужчин старшего поколения, и каждый из них норовил угостить меня пряником или конфеткой, притащить новорожденного котенка или дать погладить их бригадную кошку. Мамин животик потихоньку, но заживал, а я всегда помогала ей при перевязке и соучастливо качала головой, когда видела все еще существующую рану.
Еще помню километровые очереди, в тогда еще существующем СССР, а так как брат был искусственником, стояли мы с мамой за молоком долгие часы. Конечно, наличие двух крошек детей давало «бонус» купить молоко и без очереди, но воспитание, чувство справедливости и уважение к старшему поколению, которое также простаивало в очереди, нам этого сделать не давало. Иногда были очень сильные морозы, и мама, оставив нас вдвоем дома, наспех бежала за молоком и другими продуктами одна. Мне доверяла брата безоговорочно, и я, выполняя добросовестно функции «старшей сестры», мамочку не подводила.
Однако случилась таки ситуация, которая являлась форс мажором, и очень хорошо, что в тот злосчастный момент мама оказалась дома. Мне доверили покормить с бутылочки Ваню, но отверстие в соске получилось довольно большим. Братик стал кушать, но жадничая, не глотал сразу смесь, а пытался сосать еще и еще. В итоге, с полным ротиком каши, естественно, он подавился. И если бы не мамина быстрая реакция, возможно, все было бы печально. Меня никто и не думал ругать, наоборот, видя мой испуг, мама ласково поговорила со мной, что просто так получилось, соска бракованная, «не бойся, вины твоей нет»! Но мне было так страшно и стыдно, что все последующие разы я наблюдала за кормлением, но, самостоятельно, долго не решалась повторить сей процесс.
Странно, но будучи такой маленькой, я, с появлением брата, почувствовала себя взрослее. Словно на мне появился невидимый штамп «Старшая сестра» и вся моя жизнь, с появлением братика, изменилась. Конечно, я так же оставалась Примой в детсаду; любимой дедушкиной внучкой; маминой помощницей; «кисиной мамой», но одновременно с этими «регалиями», я стала, в момент, достаточно взрослой девочкой!
Приходя из сада, словно купчиха, импозантно бросала на пол свою шубу и бежала проверять спит ли наш малыш? Удостоверившись, что спит, спросив у мамы хорошо ли он кушал, не баловался ли? Я переодевалась и, с готовностью и рвением, бросалась помогать маме. А братик словно стремился отблагодарить меня за старания и, едва проснувшись, улыбался мне так искренне, своим еще беззубым ротиком, что мои эмоции били через край!
Но однажды я очень обиделась на Ванечку. Мы с мамой решили его перепеленать, только этот процесс совпал с его писанием. А мальчики, в виду своей физиологии, делают это вовсе не так как мы, девчонки. Я, глупышка, подумала, что к нему прицепилась ниточка, и решила эту ниточку «поймать»! Однако осознав, что в обмен на мою доброту на меня просто писают я очень обиделась на него, и некоторое время с ним не разговаривала.
Не стану отрицать, что, несмотря на мелкие недоразумения, мы были очень дружны и я, несомненно, была очень рада появлению у меня брата. Я всегда была готова прийти ему на помощь, а подрастая, уже и он, как маленький мужчина, заступался за меня на детских площадках, если какой-то старший мальчик хотел меня обидеть.
Единственное время в году, когда мы с братиком расставались, было лето. А все оттого, что родители отправляли меня, с дедушкой и бабушкой, на море.
Глава 4. Море
Я не помню, когда я впервые попала на море, но кличка «морячка» закрепилась за мной надолго. Может мне был год или два. Но море меня поразило своим размахом, силой, могуществом и мощью! И не подумайте, что говорю я о Средиземном, нет, это было обычное Азовское море, но для меня оно было нереально огромным!
Впервые мы отправились в город Ялта! Там, в пансионате утопающем среди тополей, я провела 2 летних сезона в моей жизни, научилась «мырять» (нырять), плавать в кругу и строить песочные пирамидки. Начали мы свой отдых с обычной путевки, однако, потом моя предприимчивая бабушка заключала договор и работала весь летний сезон, совместно с деданей, в том самом пансионате. Приезжали мы, как правило, раньше всех где-то с конца мая, а уезжали в сентябре.
Назывался наш летний причал «Строитель». Домики в нем были обычные, деревянно фанерные, с яркими рисунками из детских мультфильмов на каждом из них. Вот ты живешь в домике со слоном, а там гномик, после лисица или волк обычные рисунки, придавали домикам сказочный вид. Были и корпуса, но мы, дети, их крайне не любили.
Рядом было поле, на котором вечерами паслись местные буренки. Все лето там цвела лаванда, маки и перекати поле. Вдоль домиков росла дикая клубника, полевые цветы, ромашки и васильки.
Среди постоянных обитателей пансионата были ежики и ужи, кошки и собаки они все и были моими друзьями, наряду с внуком директора Димкой. «Сторожилой» пансионата была, конечно же, я. Димка не сразу подружился со мной. Его дедушка долго подталкивал его ко мне. А мне, кроме ежей, кошек и собак, никто и не нужен был. Еще чего какой-то мальчик, с гордо поднятой головой, который был то ли грустный, то ли скучающий. Уж больно то надо, и своих дел хватало!
Вечерами, мы с бабушкой ходили в гости к прачке через поле. Там, ее взрослые дочери делились со мной конфетными фантиками и упаковками из-под импортного ароматного мыла. Потом мы пили чай или молоко с печеньем и клубничным вареньем, которое я обожаю до сих пор! И, проведя светские беседы с прачкой, мы возвращались в пансионат. Иногда, заходили на переговорный пункт и беседовали с мамой. Скучала ли я? Скучала, но и «морское поместье» без меня бы не обошлось. Поэтому грусть тоска меня не съедала, главное, чтобы родители не часто приезжали, потому как, видя их, сразу хотелось вернуться домой.
В один из дней, я, как всегда сидя у очередного домика, увидела приближающегося Димку. Фыркнув, я продолжила собирать цветы и заниматься своими делами. Подойдя, он спросил, как меня зовут, и можем ли мы поиграть вместе? Не очень уж и хотелось, но это правильное воспитание Я снисходительно разрешила! В то лето мы больше не разлучались, а уезжая в конце сезона, домой в Питер, Димка лил крокодильи слезы у их бежевой Волги! Естественно, я тоже страдала, но не столь убивалась как мой дорогой друг!